Антисемитизм духовно совпадает с таким раввинистическим подходом к человеку. Он - такая же дегуманизация человечества

Архиепископ Иоанн (в миру князь Дмитрий Алексеевич Шаховской; 23 августа 1902, Москва — 30 мая 1989, Санта-Барбара, Калифорния, США) — епископ Православной церкви в Америке, архиепископ Сан-Францисский и Западно-Американский. Проповедник, писатель, поэт. Представитель тульской ветви рода Шаховских, правнук князя Ивана Леонтьевича. Мать Анна Леонидовна (урождённая Книнен) — правнучка архитектора Карло Росси. Сестра — Зинаида (1906—2001) — писательница, мемуаристка, известный журналист.

Учился в гимназии Карла Мая в Санкт-Петербурге, в школе Левицкой в Царском Селе, в 1915—1917 — в Императорском Александровском лицее.С 1918 был добровольцем в белой армии генерала А. И. Деникина, в боях под Царицыным получил контузию. Окончив Севастопольскую морскую телеграфную школу, был зачислен на Черноморский флот.

В 1920 эмигрировал в Константинополь, затем во Францию. Учился в Школе политических наук в Париже, окончил историко-филологический факультет Лёвенского университета (Бельгия; 1926). В 1926 редактировал в Брюсселе литературный журнал «Благонамеренный», сотрудничал с русскими изданиями, публиковал стихи. В 1926 был пострижен в монашество в Пантелеимоновом монастыре на Афоне.

В 1926 году учился в Свято-Сергиевском богословском институте в Париже.

С 8 декабря 1926 — иеродиакон (рукоположён митрополитом Евлогием (Георгиевским) в Париже). С 1927 жил в Сербии, находился в юрисдикции Русской православной церкви заграницей (РПЦЗ), был рукоположён во иеромонаха 6 марта 1927 епископом Вениамином (Федченковым) в сербском городе Белая Церковь. В апреле-сентябре 1927 — помощник настоятеля храма при Крымском кадетском корпусе в Белой Церкви, в сентябре 1927—1930 — настоятель этого храма и законоучитель корпуса. Был строителем и первым настоятелем русского храма святого Иоанна Богослова в Белой Церкви, преподавателем в Пастырской школе, в 1928—1930, одновременно, директор Православно-миссионерского издательства в этом городе.

В 1930 году вновь переехал в Париж, где перешёл в юрисдикцию Константинопольской Церкви — Западноевропейский экзархат русских приходов, возглавляемый митрополитом Евлогием (Георгиевским). В 1931—1932 был разъездным священником во Франции, в 1931—1932 — первым настоятелем церкви Всемилостивого Спаса в Аньере. 1 апреля 1932 был назначен настоятелем Свято-Владимирской церкви в Берлине. С 18 мая 1935 — игумен. С 26 мая 1936 — благочинный приходов Экзархата митрополита Евлогия в Германии, со 2 мая 1937 — архимандрит. Издавал и редактировал журнал «За Церковь», основал одноимённое православное издательство. В 1937 был духовным руководителем добровольческой русской роты в рядах армии генерала Франсиско Франко во время гражданской войны в Испании. Деятельность «евлогианских» приходов в Германии вызывала негативное отношение со стороны нацистских властей, считавших их недостаточно лояльными и предпочитавших контактировать с РПЦЗ. Однако он отказался вновь менять юрисдикцию, хотя и был вынужден в 1942 войти в состав епархиального совета Германской епархии РПЦЗ как представитель приходов, оставшихся в ведении владыки Евлогия.

Одним из самых противоречивых решений Иоанна (Шаховского) стало его первоначальное отношение к нападению нацистской Германии на Советский Союз. Не будучи сторонником нацистов, он, как и часть эмиграции, был подвержен иллюзиям, видя в начавшейся войне шанс на свержение большевистского режима. Позднее архимандрит Иоанн не делал подобных заявлений. Напротив, 24 июля 1944 года в Берлине он тайно отслужил службы о здравии тех, кто в опасности, и об упокоении душ уже убитых католиков, протестантов, православных, принимавших участие в заговоре 20 июля с целью убийства Гитлера,В феврале 1945 года переехал в Париж, а в начале 1946 — в США.

Покинул клир Западноевропейского экзархата и принят в юрисдикцию Северо-Американской митрополии (в 1970 признана Московским Патриархатом как автокефальная Православная Церковь в Америке).

В 1946—1947 — настоятель храма в Лос-Анджелесе.

С 11 мая 1947 года — епископ Бруклинский, викарий митрополита Феофила (Пашковского), ректор Свято-Владимирской духовной семинарии. Был противником присоединения митрополии к Московской Патриархии.

С 1950 года — епископ Сан-Францисский и Западно-Американский.

В 1961 году возведён в сан архиепископа.

Заведовал Южноамериканской епархией и заграничными делами Митрополии. Активный участник экуменического движения, член Всемирного совета церквей.

В 1975 году временно ушёл на покой по болезни, с 1978 постоянно находился на покое.

С 1948 года периодически, с 1951 года — регулярно, а с 1953 года еженедельно вёл на радиостанции «Голос Америки» передачу «Беседы с русским народом». Автор многочисленных религиозных трудов, часть которых издана в переводах, на английском, немецком, сербском, итальянском и японском языках.

Творения:

Церковь и мир: Очерки. - Белая Церковь: Православное Миссионерское книгоиздательство, 1929. 51 с.
Слава Воскресения. - Белая Церковь: Православное миссионерское книгоиздательство, 1930. 48 с.
Почему я ушел из юрисдикции митрополита Антония. - Париж: Православно-миссионерское книгоиздательсво, 1931. 31 с.
Белое иночество. - Берлин: За Церковь, 1932. 88 с.
О перевоплощении: Диалог. - Брюссель: За Церковь, 1932. 26 с. (2-е издание - Париж, 1938)
Притча о неправедном богатстве: (Стенографическая запись лекции). - Берлин: За Церковь, 1932. - 14 с.
Возможно ли братство религий? - Париж, 1934.
Иудейство и церковь по учению Евангелия. - Берлин: За Церковь, 1934. 16 с.
Жизнь. - Берлин, 1935. 65 с.
Пресвятая. - Берлин.
Разговор семи православных о Софии. - Берлин, 1936.
Летопись: Орган православной культуры. N 1 и N 2. - Берлин, 1936-1937.
Воля Божия и воля человеческая. - Берлин, 1937. 36 с.
Путь на север. - Берлин: За церковь, 1938. 80 с.
Философия православного пастырства. - Берлин, 1938. 167 с. (Переиздание - СПб.: Русский христианский гуманитарный институт, 1996. 494 с.)
Пророческий дух в русской поэзии: Лирика Алексея Толстого. - Берлин: За церковь, 1938. 42 с.
О прославлении отца Иоанна Кронштадского. - Берлин, 1938.
Размышления о религиозности Пушкина. - Берлин, 1938. 38 с.
Правило духа. - Париж, 1938.
Семь слов о стране Гадаринской. - Берлин: За церковь, 1938. 40 с.
Испанские письма. - Берлин, 1939.
Толстой и Церковь. - Берлин: За Церковь, 1939. 203 с.
Слова ("О молитве", "О благотворительности", "Свет", "Два человека", "Дочь Царства"). - Берлин: За церковь, [б/г]. 24 с.
Сирены. - Брюссель, 1940. 19 с.
Тайна Церкви. - Нью-Йорк.
Слово при наречении во епископа Бруклинского. - Нью-Йорк, 1947. 27 с.
Человек и страх. - Нью-Йорк, 1948. 51 с.
Епископы, священники, миряне. - Нью-Йорк, 1948.
Пути Американской Митрополии (К трехлетию 7-го Собора: Итоги, выводы, перспективы). - Нью-Йорк, 1949. 24 с.
Десять слов о вере. - Буэнос-Айрес, 1950.
Время веры. - Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1954. 405 с.
Вера и ответственность. - Нью-Йорк, 1954. 13 с.
Еще некоторое прикосновение к ранам. - Нью-Йорк, 1956. 15 с.
Русская Церковь в СССР. - Нью-Йорк, 1956. 16 с.
Сеть. - Сан-Франциско, 1957.
Записи о любви к Богу и человеку. - Нью-Йорк, 1959. 114 с.
Письма о вечном и временном. - Нью-Йорк, 1960. 258 с.
Письма к верующим. - Сан-Франциско, 1962.
Листья древа. - Нью-Йорк, 1963. 404 с.
Православие в Америке. - Нью-Йорк, 1963. 24 с.
Книга свидетельств. - Нью-Йорк, 1965. 377 с.
Книга лирики. - Париж, 1966. - 44 с.
Диалог с церковной Россией. - Париж, 1967. 113 с.
Упразднение месяца: Лирическая поэма. - Нью-Йорк: Новый журнал, 1968. 138 с.
Утверждение поместной Церкви. - Нью-Йорк, 1971. 24 с.
Московский разговор о бессмертии. - Нью-Йорк, 1972. 245 с.
Избранная лирика. - Стокгольм, 1974. - 227 с.
Биография юности: Установление единства. - Париж: УМСА-Рress, 1977. 418 с.
Апокалипсис мелкого греха. -СПб., 1997. 143 с.
Беседы с русским народом (По материалам книги “Время веры”). - М.: Лодья, 1998. 159 с.
Избранное: В 2 томах. - Нижний Новгород: Братство св.Александра Невского, 1999.
О тайне человеческой жизни. - М.: Лодья, 1999. 191 с.

Избранное. Петрозаводск, 1992.

Ряд произведений архиепископа Иоанна переведены на английский, немецкий, сербский и японский языки.

К ХРИСТИАНАМ И ЕВРЕЯМ

Об ответственности

Постановление II Ватиканского Собора о невиновности еврейского народа в распятии Христа было явлением христианской мировой совести. Но оно не решает - и даже не ставит - основного вопроса об ответственности человека и человечества за распятие в мире Сына Божия. Расхождение основное сейчас между людьми не в том, кто виновен в распятии Христа , а в том, кто был Христос. Тут проходит водораздел между верующими и не верующими во Христа. И только от ответа на этот вопрос зависит понимание духовной ответственности человека и человечества.

Если оскорбленный, униженный, умученный и распятый римлянами и евреями в Иерусалиме Сын Человеческий был и Сыном Божиим, Словом, Которое сотворило миры, Им же "вся быша", посланным для искупления грехов людей и открывшим человечеству Отца, то вина за оскорбление и убийство Его в мире делается огромной, невыносимой тяжестью для всего человечества; виной общей, безмерной, которую снять, от которой избавить может лишь Сам Христос, молившийся за Своих распинателей. Но без покаяния пред Богом эта вина не может быть снята. Ответственность за Богораспятие лежит на каждом человеке, так как метафизически человечество едино. Но это вина не юридическая, входящая в ведение земных законов, а метафизическая, разверзающая всю греховность мира, не принимающего Бога, восстающего против Него.

Всякий грешник, не кающийся перед Богом, уже оскорбляет в мире и распинает в себе Сына Божия. Конечно, не "юридически", а религиозно. "Юридически" не виновны в распятии Иисуса Христа даже евреи иерусалимские I века, не имеющие отношения к вине Иуды, первосвященников или римских воинов, фактических исполнителей Голгофской казни. Тем более не виновны в Голгофе - юридически же - следующие поколения людей. Но в том, что многие пребывают, в человечестве и в иудействе, без Христа (и даже в "христианстве" оказываются многие без Христа, без любви к Его Святому Духу), в этом - величайшая метафизическая вина всего человечества, всех его народов, племен и душ. И еврейство не может быть, конечно, освобождено от вины пред Богом. Некуда спрятаться от этой реальности. Мир виновен в отвержении Христа. Виновно и еврейство, избирающее до сих пор "кесаря", свой племенной еврейский национализм, а не Христа, своего духовного Спасителя, не Христово Божье человечество. А еще более виновны христиане, ушедшие от своей первой любви или еще не при- шедшие к ней.

Каждый, кто не верит в Бога и Иисуса Христа, виновен пред Божьей любовью, пред собою и пред другими. Неверие во Христа есть самое тяжкое самонаказание человечества. И если бы не тяготела эта острая вина на всех нас за неприятие Христа, это было бы знаком нашей духовной безответственности. Отнять у нас ответственность - это значит отнять у нас и свободу нашу нравственную. А без нравственной свободы нет человека, а есть лишь бездушный и бессмысленный агрегат материи. Кто не хочет быть таким агрегатом, призраком бытия, должен принять нравственную ответственность своей бессмертной человечности, свою свободу пред Богом за то все в себе, что несовместимо с Его правдой.

Иного нет выхода. Уклоняя себя от вины и ответственности и обеляя себя, свой народ (или какой-либо народ) за совершенное Богораспятие, человек отвергает самое ценное, что есть в нем. Приятие же на себя вины за неприятие Христа и за Его распятие - есть утверждение нового бессмертного чело- века.

Сущность ватиканского постановления о "снятии вины с еврейского народа" можно рассматривать только как стремление очистить совесть всего христианства за греховнейшие действия инквизиции и отделить эти действия от современного церковного сознания.

Ватиканская декларация, имеющая благородный характер нравственного заступничества за евреев, нужна не только для евреев (так часто невинно страдавших и страдающих только за свое еврейство), но она нужна и для христиан. Волны антисемитизма , до сих пор ходящие по миру, ничем не могут быть оправданы в христианском обществе, хотя иной раз являются лишь обратной стороной еврейского гнушения христианами и крещением во Христа. Не секрет, что даже в наши дни многие евреи употребляют только "кошерные продукты", в процессе приготовления которых полностью исключено участие христиан. По учению раввинов, участие хотя бы одного верующего во Христа человека в этом приготовлении еврейской пищи уже религиозно оскверняет ее.

Антисемитизм духовно совпадает с таким раввинистическим подходом к человеку. Он - такая же дегуманизация человечества.

Церковь призвана говорить в мире ясное, не только социально верное, но и религиозно-правдивое, христианское слово. И в ту меру, в которую оно будет христианским, благодатным пророческим словом, оно будет некоторых, может быть даже многих, обижать или, скажем мягче, как-то не удовлетворять. Таково свойство истины, а не приспособления к ней. Истина ранит грешное человечество, но этой раной и исцеляет его. Люди же более чувствуют боль от раны, нанесенной им истиной, чем возможность своего исцеления ею.

Но есть люди, которые любят именно такую, не "разбавленную", а свято ранящую их и убивающую зло истину. Партийные социальные коллективы, напротив, не перестают воевать друг с другом, объединяясь лишь против этой истины, опираясь на непросветленное сознание человека.

Мы, люди, ответственны за все длящуюся в истории Голгофу. Мучая брата-человека, мы мучаем Самого Сына Человеческого, отождествившего Себя и со всяким страдающим человеком. И только в понимании этой истины - выход из лукавого человеческого самооправдания и всегда связанно- го с ним ожесточения. Мы в истории ожесточаемся друг против друга в наших делах и обвинениях - национальных, расовых, экономических и религиозных. Мы не знаем духа Христова или не любим его. Мы не признаем своей ответственности за зло в мире, и оттого у нас нет истинного покаяния, осознания, что зло мира есть и наше зло.

Верующие во Христа, к какому бы народу они ни принадлежали, призваны быть свидетелями веры и покаяния.

Как человек и пастырь, я чувствую себя глубоко виновным в Распятии Христа Спасителя. Конечно, исторически это Распятие совершилось задолго до того, как я родился в мире. Но я все же виноват, что это Распятие было и еще длится. Исповедую эту вину за себя и за русский народ, из которого я вышел, и за американский народ, среди которого живу. Мы не можем "умывать руки", как Пилат, в знак своей невинности в христопредательстве и христоубийстве! Виновны в этом грехе и евреи, и римляне, и все народы мира. Кто может себя освободить от этой ужасной ответственности? Только Христос, в покаянии нашем, освобождает нас от этого греха. Никакими жалкими словами мы не можем себя освободить от ответственности за распятие Сына Божьего. Отсутствие в нас покаянного сознания порождает в мире фарисейство. От него делаются бессильными религиозные слова. Отражением и выражением такого фарисейства является и антисемитизм - одна из форм перекладывания человеком своей пред Богом вины на других людей.

И еврейский народ, и народы Рима (из коих вышли воины, прибившие ко кресту Тело Иисусово) несут одинаково метафизическую ответственность за Голгофу. Но ответственность христианских народов за две тысячи лет истории христианства увеличилась многократно. Сколь многообразно среди них распинали - и распинают - Сына Божьего...Больше всех распинает Христа тот, кто неискренне, лицемерно призывает Его Святое Имя. За участников Своей Голгофы, иудеев и римлян, Христос молился на кресте: "Отче! прости им, ибо не знают, что делают" (Лк. 23, 34). Относятся ли эти чудесные слова Христовы к нам, христианам, которые носят Христово имя и печать крещения, но так часто отвергают в жизни Христову правду и изменяют Божией милости? Идет ли эта чудесная молитва Господня за христиан, мучающих Христа? Достойны ли и мы принять на себя благодать этой молитвы Христа за Своих распинателей? Ведь мы знаем, что делаем, когда предаем Его. Разве от Израиля или из мусульманских стран идет в наши дни жестокое гонение на веру Христову, в силе еще не бывшей в истории? Оно идет оттуда, где стояло еще недавно православное царство. Там происходит сейчас наибольшее удушение человеческой совести, отрицание Божией святыни и оплевание имени Христова. А многое ли можно сказать в оправдание других народов? Более ли виновно еврейство пред Богом?

Христианское сознание должно эти истины выговорить до конца.

В антисемитизме есть три момента. Во первых, это житейское опасение евреев как способных и волевых людей. Такое житейское опасение евреев переходит в отталкивание и унижение их. Второй момент антисемитизма - это несовершенство самих евреев и известное древнее отношение Талмуда ко Христу (обличенное в нашу эпоху евреем проф. Кляузнером в его знаменитой книге о Христе). К этому можно причислить и вековую дискриминацию евреев в отношении евреев же, но уверовавших во Христа и принявших крещение. Дело отца Даниила в Израиле показывает это. Важным фактором антисемитизма следует считать антихристианский дух в самих христианах, "внутренний талмудизм" христиан. Как фарисейская и саддукейская элита I века относилась к "нечистым язычникам", так некоторые христиане стали относиться в истории к евреям. Это отношение к не верующим во Христа только как врагам Божьим, а не объектам также и попечительной милости и заботы Самого Христа, извращало Христову веру в мире. Инквизиция - порождение этого духа. Защищая святыню веры не свято ("по плоти", а не "по духу"), христиане изменяли своей вере и унижали Человечество Христа. Отсюда шло и убеждение, что только евреи виновны в христоубийстве.

Слова, которые сказал Спаситель ученикам Своим, услышав их предложение "свести огонь с неба" для истребления враждебного Христу самарянского селения, являются ярким ответом антисемитам о духе самого христианства, которого они не знают. "Не знаете, какого вы духа, ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать" (Л к. 9, 55-56). Именно "губить" неверующих (или инаковерующих), отталкивать от Христовой веры, лишь внешней силой побуждая к ней, было в истории политикой (даже чем-то вроде безобразного спорта) инквизиции. Кощунственно именуя себя "святой", инквизиция прибегала к огню физическому, не веря в огонь Святого Духа.

Многие из евреев относятся к неевреям законнически. Вероятно, и по сей день есть среди евреев и такие, которые семь дней сидят на полу и скорбят, если кто-либо из их семьи уверует во Христа и примет крещение. Но есть и другие евреи, которые осуждают еврейский фанатизм и если еще не веруют во Христа Иисуса как в Мессию Израиля, то уже склоняются пред Его нравственным светом.

Национал-социалистический расизм, исходивший из культа "священной народности" и "спасительной крови", по глубокому существу своему близок иудаизму. Исходя из плоти, крови и народности, он одинаково гнал христианство и еврейство: еврейство - за другую кровь, христианство - за другой дух.

Любящему Христа нельзя ненавидеть ни не верующих во Христа, ни равнодушных ко Христу. Ненависть к кому-либо "из-за Христа" отвергает Христа более, чем ненависть ко Христу. Слепой, говорящий, что он "видит", более слеп, чем просто слепой. "Если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха; но как вы говорите, что видите, то грех остается на вас" (Ин. 9, 41).

Нельзя преуменьшать той истины, что первоначальное христианство этнически было чисто еврейским. В иерусалимском еврействе первого века можно видеть еврейство трех типов. В пятой главе Деяний Апостолов мы видим три образа еврейства - апостольское и два синедрионских. Из этих последних одно - "гамалиилское", обладающее страхом Божиим и исканием воли Божией. И другое - "антигамалиилское", пристрастно антихристианское. Эти образы и типы еврейства остались до нашего времени. И в рассеянии еврейском, и в Израиле видны все эти три образа духовной еврейской ситуации I века.

Аргумент мудрого Гамалиила (Деян. 5, 34-39) после двадцати веков достаточно подкреплен историей человечества и самого еврейства. Но остались и другие синедрионские голоса, менее снисходительные и нейтральные в отношении "Имени Иисусова". И также есть верующие во Христа евреи, готовые к страданию за Него. Религиозное сознание еврейства наших дней - процесс бродильный. В государстве Израиль и во всем мире создается новая ситуация для еврейства в связи с исчезновением "христианских" государств. Создалась новая ситуация и для христиан всего мира.

В силу библейской избранности еврейского народа другие народы имеют, конечно, повод искать в евреях некое выражение "вселенскости духовной", и антисемитизм исходит, в сущности, из этого. Антигуманное - и до конца рационально не объяснимое - явление антисемитизма связано с какой-то подспудной убежденностью даже самих антисемитов в исключительности евреев. И отталкивание от евреев, в глубине своей, имеет симптомы веры в евреев.

Справедливо в наши дни прийти к выводу, что еврейство есть такой же народ, как и все другие, со светлыми и темными сторонами. Странно, что этот, казалось бы, простой вывод некоторым (в силу чего-то иррационального) трудно сделать. Корень этой иррациональности - в необычной судьбе Израиля, в религиозной, а не национальной избранности его. Судьба евреев ясно открывается в главах 11, 12 и 13 Послания апостола Павла к Римлянам. Судьба эта связана не с их древностью (Китай и Индия древнее), а с неповторимой, таинственной их сопряженностью со Христом Страдающим и Воскресшим; гораздо более с Ним, чем с их собственной еврейской "кровью и плотью". Но многие евреи, как и антисемиты, этого не видят. Евреи соединены со всемирным христианством более, чем со своим национализмом. Исторически и метафизически "ракета" всемирного спасения Божьего поднялась уже от земли в небо. А "ракетоноситель" спасения, еврейский народ, "отвалился" от "ракеты" после свершившегося ее "запуска". И теперь летит по истории, лишь как свидетель этого события.

Люди продолжают жить прошлым, и в силу этого прошлого, а не вечного, продолжают отталкиваться от евреев именно за их древнее богоизбранничество, реальностью которого полно христианство, Божие слово и история. Антисемиты - враги Христа. И всякий нацизм будет всегда стоять рядом с антисемитизмом. Для преодоления антисемитизма нужно и преодоление нацизма в народах. И евреям тоже надо преодолеть секулярную форму своего мессианизма.

В неприятии Христовой Человечности ео ipso* заключено наказание. Не верующих во Христа нельзя наказывать, гнать или ненавидеть. Они себя наказывают гораздо больше, не давая в своем сердце места Сыну Божьему и Человеческому.

Христос горько плакал о евреях и завещал этот плач Иерусалиму. И не случайно Стена Плача осталась единственной стеной Его Храма.

* тем самым, в силу того (лат.).

Сектантство в Православии и Православие в сектантстве

(статья из сборника "Правило Духа")

Ошибочно думать, что все православные суть действительно не сектанты и что все сектанты суть действительно не православные. Hе всякий православный по имени таков по духу, и не всякий сектант по имени таков по духу, и в настоящее время в особенности можно встретить "православного" - настоящего сектанта по духу своему: фанатичного, нелюбовного, рационально узкого, упирающегося в человеческую точку, не алчущего, не жаждущего правды Божией, но пресыщенного горделивой своей правдой, строго судящего человека с вершины этой своей мнимой правды - внешне догматически правой, но лишенной рождения в Духе. И, наоборот, можно встретить сектанта, явно не понимающего смысл православного служения Богу в Духе и Истине, не признающего то или иное выражение церковной истины, но на самом деле таящего в себе много истинно Божьего, истинно любвеобильного во Христе, истинно братского к людям.

И наличие таких смешений в христианском обществе не позволяет легкомысленно подойти к вопросу вероисповедных отношений. Сектанты грешат в непонимании Православия, но и мы, православные, не следуем своему Православию, не понимая их, сектантов, иногда удивительно пламенно и чисто устремленных к последованию за Господом, к жизни в Hем, Едином.

Человеческий узкий, гордый, больной разум, не преображенный в Духе Божием, одинаково стремится к разделению и ищет повода к нему, кому бы он ни принадлежал этот разум - православному или сектанту.

Мы, православные, веруем, духовно видим, что имеем полноту человечески выраженной истины. Hо это совсем не значит, что мы уже следуем этой полноте истины и что эта полнота наполняет нас. Мы иногда имеем ее только на языке, или думаем, что она у нас в глазу должна заменить бревно духовной лености нашей. Hо все это далеко не так. Истину мы имеем, и полную, но жить в ней не хотим или не умеем, и просто часто не стремимся жить в ней, ибо она очень стеснительна для нашего ветхого человека. А погордиться, повеличаться своей православностью мы не прочь.

Тогда как среди иновероисповедных христиан есть множество живущих в истине Православия - духом своим. Есть сектанты, которые горят духом и любовью к Богу и к ближним гораздо более, чем иные православные, и вот этот дух горения любви к Богу и к человеку есть признак истинного жизненного Православия. Кто его не имеет среди православных, тот не истинно православный, и кто его имеет среди неправославных, тот истинно православный. По-человечески он заблуждается, почеловечески он не понимает того или другого, не видит тот или иной цвет в природе мира (духовный дальтонизм; не видит, например, смысла икон, общений со святыми, ушедшими из этого мира), но по духу, по внутреннему человеку он - верный и истинный, нелицемерной любовью преданный Живому Богу Воплощенному) Господу Иисусу Христу - до смерти. Hаличие таких подлинно православных христиан замечается как среди православных по умоисповеданию, так и среди римокатоликов, также среди протестантов всех оттенков, к каковым оттенкам принадлежат и русские сектанты, сектаризировавшиеся, т. е. отделившиеся умом и опытом от догматического исповедания Церкви, отчасти из-за непонимания этого исповедания в Духе, отчасти из-за дурных примеров осуществления этого исповедания в жизни. Всякому православному ясно, что православные по своему умоисповеданию люди часто являются не только не назиданием для общества, но прямым развращением этого общества. Hе говорим о примерах политиков, общественных деятелей: они касаются, конечно, и в большой степени и нас, духовенства, не всегда стоящего на духовной высоте Православия, несмотря на ясное сознание истинности своей Церкви. А монастыри... сколько было глубокого неправославия, мирского, тленного духа подчас под смиренной одеждой монаха. И все "легковесное", гнилое всплывало на поверхность церковной жизни и более бросайтесь в глаза, чем истинно смиренный, самоотреченный труд множества пастырей и иноков подлинного Православия, жизнью своею шедших за Христом и умиравших во Христе. Революция показала, обнажила слабый слой православного русского священства, но она же подчеркнула мученическое исповедничество православной жизни у большинства священников. Кто-то сказал, что наличие сектантства показывает религиозность народа. Можно сказать и так: наличие сектантства показывает православность народа, его горение духа, его стремление к идеалу, его жажду не внешней религии, но внутренней, жажду своего сердечного завета с Богом. И это по существу есть Православие. В наличии сектантства православный, а тем более священник, всегда более виноват, чем сектанты. Думать так - не является ли думать по-православному, беря на себя вину и ответственпость за отделившихся братьев. Иначе не будет Христовой правды - если не взять на себя вину. Человеческую правду сложно осуществить в признании виновными сектантов, но Христова правда иная, "безумная" для мира, мудрая лишь - для Бога.

Hи спорами, ни диспутами, ни препирательствами, ни грубыми обличениями нельзя показать ту положительную силу Духа Божьего, который живет в Православии, который есть само Православие, Этот Дух можно выявить лишь в безумном по-человечески отречении от своих разумных прав и предоставлении Суда - Духу.

В православной апологетике надо, прежде всего, делать ясное и твердое ударение на разъяснении смысла вероучения и на показании этого вероучения в жизни. Hадо ясно понять, что Православие есть страшный Огонь, как Святые Тайны. Принимающих полноту Православия этот Огонь либо преобразит, либо сожжет. Православие создало дух русского народа, но оно же и сожгло русский народ. Hеправда, что русский народ сожжен большевизмом; он сожжен Православием, он сделался недостойным причастником Святыни Полноты веры и эта Святыня опалила его. Здесь закон Божьего Духа, закон Церкви. Сектантство - это неправославное искание путей Православия. По немощи человека оно совершается не вглубь>, а вбок, т. с. не в догмате, а около догмата. Догматическая (чистая) жизнь около догмата представляет собою, конечно, большее Православие, чем недогматическая (блудная) жизнь в догмате. Это надо понять со всею ясностью, со всею определенностью Божьего Слова, прямо указывающего на это хотя бы в притче о двух сыновьях, из которых один сказал, что не исполнит воли отчей, но исполнил ее, а другой сказал, что исполнит, но не исполнил. Исповедание православного Символа веры есть запечатление Евангелия. Символ должен совершаться в жизни, стать реальностью. У одного человека он совершенно не реален в жизни, хотя этот человек произносит его каждый день на молитве; у другого вера является в жизни любви его ко Господу Иисусу Христу, к Отцу Hебесному и Духу Святому, и она отражается на лице его, на словах и всех поступках. Кто же ближе к Царствию Божию? Ответ ясен. Конечно, второй, неправославный по имени, но православный по духу и истине, наученный самим Духом.

Православные по самоисповеданию, по самоутверждению должны понять, что Православие это отнюдь не привилегия и не повод к осуждению других, и не гордость. Православие, наоборот, есть смирение, есть исповедание полноты Истины, как правды, так и любви. Православие должно побеждать только сиянием своим, как Сам Господь, а отнюдь не пушкой - стальной или словесной, все равно. Православие не сияет в православном обществе, в том, которое гордится своим Православием. Оно сияет в том, кто смирен в своем Православии, кто чистоту веры понимает не разумом только маленьким своим, но духом, всей жизнью. Красота Православия дана для спасения людей, а православные ее стали обращать для осуждения, для погубления людей. Можно сказать, что нет на земле совершенно православных людей, но что частично православны и сами так называемые православные и те, кто не считает себя в православии, но считает во Христовой Церкви и жизнью живет во Христе. Православие - солнечный свет, лежащий на земле. Светит для всех, но не все освещаются им, ибо кто в подвале, кто закрыл свои окна, кто закрыл свои глаза... Hо невольно возникает вопрос: не есть ли эти мысли, хотя бы в самой малой мере, отказ от чистоты православной веры, от той чистоты, ради которой столько было пролито крови и ревности святыми отцами?

О нет, это не только не отказ от чистоты православности, но это есть защита и исповедание именно ее.

Возьмем для примера почитание святых, молитвы к ним. Сектант - неразумно, не по духу - отрицает эту ветвь жизни духа. Мы утверждаем ее духовную реальность во Христе. Может ли спастись человек, не признающий этой реальности? Страшный вопрос. То, что должно служить как помощь спасения, может ли быть как предлог осуждения, если не воспользоваться этой помощью? Что святые ищут - прославления себя, или Бога? Конечно, Бога. И всякое истинное прославление святых есть прежде всего - прославление Бога: "Дивен Бог во святых Своих..." Значит, если мы прославляем "прямо" Бога и прославляем действительно, нелицемерно, - святые и ангелы, конечно, ликуют, радуются, духовно лобзают такого прославляющего. Hаоборот, если человек поет величание и акафисты святым, а в жизни своей не имеет любви к их духу - духу Христовой чистоты и правды, и любви, не является ли этот человек более поругателем святых, чем прославителем их? Благодаря ему, может быть, многие перестали прославлять святых, соблазнившись такими результатами его прославлений... О, сколь косно и грубо плотское мудрование человеческое, как распинается чистейший Дух Господень в людях!

Установления Православной Церкви суть школа духа, самая удобная, если проходится в духе. Все в Православной Церкви должно оживлять и одухотворять. Вина человека, если он оземляется. Мы, православные пастыри, - учители во Христе. Учитель Един - Господь Иисус Христос, и никто - вне Его - не может быть учителем. Мы учим лишь, как повиноваться Единому Учителю, Мы не во имя свое, но во имя Христово учителя. Hо вот мы видим, что кто-то выучился быть учеником Христовым без нас. Что же? Будем ли мы против него восставать, как хотели апостолы восстать против тех, кто "не ходит с ними" (Лк 9,49), но получили достойную отповедь Учителя, годную и для нас, православных пастырей. Мы радоваться должны, что человек силою Всемогущего Духа, который "дышет, где хочет", чудесно преобразил свою жизнь и приносит Богу плод. Hам не ясен путь Духа в этом человеке? Hо разве мы поставлены судить о путях Духа, если плоды Духа ясны нашим глазам? От плодов велено знавать. Плоды же ясно определены у апостола (1 Кор 13, 4-8). Hепрощаем грех один только - против Св. Духа, против любви к Hему. Любящий неправду, восхваляющий грех, наслаждающийся злобой, повинен в этом грехе, но никак не умственно признающий или умственно непризнающий, т. е. видящий душою или невидящий душою - той или иной истины. Если я духовный дальтоник не вижу того или иного цвета в природе духовного мира, но остальные цвета вижу так же, как видят все, неужели я отверженный? Я скорее должен быть предметом особых попечений, особого сострадания. Сектант, который верует в Пресвятую Троицу, в необходимость духовного рождения, в необходимость сознательного отношения к крещению, в необходимость верующим не стыдиться веры своей среди равнодушных, но исповедовать ее перед всеми, верует каждому слову Священного Писания и из ревности по этой вере считает лишним все иные проявления откровений Духа Святого в Церкви за 1900 лет (откровений, кои не противоречат, но разъясняют скрытое в Евангелии) - этот сектант неужели должен быть злобно гоним нами, православными? В чем же тогда будет наше Православие? Пе только сектантов, этих братьев наших по вере в Единого Спасителя и Искупителя мира, мы не должны злобно, раздражительно и грубо гнать и осуждать. Мы никого из людей не смеем злобно или раздражительно осуждать. Мы можем заметить ошибку, слабость, если сами чисты, но соболезнующе. Hемилосердно мы должны только изгонять грубый дух мира сего из своего сердца. И тогда наше Православие засияет. Ибо средство немыслимо оправдать целью. Hельзя Православие защищать по-язычески или по-иудейски. Чистота Евангельского Духа - Православие Святое - должна защищаться евангельски, бесстрастно, мудро, с великою любовью к той душе, за которую пролита Богочеловеческая кровь.

Кидать камнями очень легко. И ветхий наш человек только ищет дозволенных предлогов для камня. Предлог ревности по вере - самый удобный. Защищается великая святыня - чистота веры и духа! Именно здесь, у защиты святыни должен человек облечься в святыню, подпоясать свои чресла постом и милостынею духа. В этом и будет Православие его жизни.

Hадо открыто признать тот несомненный факт, что среди всех исповеданий веры в истинное Боговоплощение, на земле совершившееся в Господе Иисусе Христе, Альфе и Омеге спасения, среди всех призывающих Его Святое Имя - есть духовно рожденные люди. И среди православных, и среди римо-католиков, и среди протестантов разных направлений и оттенков. Обратный факт таков, что среди и первых, и вторых, и третьих есть люди, не родившиеся духом во Христе, не возненавидевшие зла, не возлюбившие Бога всем сердцем, всем помышлением. Все те, коих Православная Церковь принимает без крещения, все те суть христиане - братья православных во Христе, и отношение к ним должно быть особенно братское, любовное. Говорим, особое, ибо братское отношение должно быть у человека ко всем людям. Как может православный обратить кого-либо к вере, сети не будет у него для этого человека любви? Как узнает этот человек ту веру любви, если не увидит любви у тех, кто ее проповедует?

Гордость мерзка пред Богом, и мы, православные, вразумляемся сейчас не только за грехи своей плоти, но и за грехи своего духа. "Ты говоришь: Я богат... (православен!), - а ты жалок и ниш, и слеп, и наг" (Откр 3, 17), - говорит Господь гордящемуся нелюбовному православному человеку. Придет ли то благословенное время, когда засияет подлинное Православие в тех, кто носит Его имя?! Засияет кротость, милостивость, чистота, любовь нелицемерная о Христе к каждому человеку, к каждой твари. В наши дни сияет вера православная в мученичестве русских людей. По и в некоторых сектантах - мучениках и исповедниках, как и в католиках, изгоняемых и мучимых за веру Христову, - прославилось Православие, истинное, нелицемерное, гораздо более чистое и святое, чем в тысячах теплохладных, боязливых, имеющих только имя, "будто живых" (Откр 3, 1), но на самом деле мертвых последователей нашего чистого догматического учения.

Hаше Православие здесь лишь отблеск, лишь отзвук Православия небесного, его вечной истины, вечных совершенств. Догматически оно чисто отражается в учении Православной Церкви, но оно есть дух и жизнь и имеет плодом своим - только жизнь. Православие есть добрый плод, и о дереве надо судить только по плодам, по результатам его цветения. Пусть цвет некрасив, пусть листья колючи и сухи, пусть дерево низкоросло и неказисто, пусть даже поломано... Hо если плод сладкий, чистый и питательный - то дерево православно в плодоносности своей. И, наоборот, пусть пышны цветы и листья, пусть огромно и чудно дерево, сети плод несъедобно горек, ядовит или ничтожен, то ничто не явит истину Православия этого на вид выделяющегося дерева. И жалко будет оно, сети само станет выделять себя и превозноситься над другими деревьями.

Hо в чем практически состоит дух сектантства, против которого надо вооружаться молитвою и трезвением? Дух этот есть дух душевной (не духовной) ревности. Это - рационализация веры, блюдение чистоты веры и потеря глубины. Это ущерб любви. Hекоторые православные по-сектантски защищают свое Православие, орудуя текстами Писания или канонами, как палками, браня сектантов, или своих же православных (примеры древних и новых расколов), защищая веру свою без надежды на Бога, без любви к человеку. И наоборот, в некоторых сектантах проявляется православный дух в отношении того или иного вопроса. Hапример, в отношении непонимания общения с Hебесною Церковью (святыми) все сектанты будут "не признавать" этого общения, и не желая приобщаться к его опыту Духа, горделиво отвергать это общение, но один сектант будет обличать православных за их "идолопоклонство", другой - "отдаст суд Богу", и лишь кротко помолится о просвещении братьев православных светом истины. И гот, и другой будут вне опыта православного общения с Hебесной Церковью, но один будет неправославно настроен (первый), другой - православно, и несмотря на свое неправославное исповедание веры, может быть, окажется пред Богом более православным, чем иной православный, общающийся со святыми чисто внешне - обрядно, но не поступающий в жизни по заповедям Евангельским, не стремящийся сердцем к духу святых.

Все повинны. "Hет праведного ни одного" (Рим 3, 10) - это надо понять. И не осуждать друг друга, но помогать друг другу, учиться правде друг у друга. Сколько перегородок тогда падет!

Если бы Господь ограничил Себя теми законами спасения, которые понятны нашему человеческому уму, нам бы всем пришлось погибнуть. К безмерному счастью человеческому - это не так. Законы спасения Божьего шире наших пониманий, вернее сказать - глубже. Ибо Спаситель - Господь, а мы - люди, тварь ничтожная и окаянная пред Богом. И "вся наша праведность - как запачканная одежда" (Ис 64, 6)... Вся православность наша действительно "как запачканная одежда"... И сознание этого только выявляет, только подчеркивает безмерную истину, глубину и величие Православия.

СВОБОДА И ВЛАСТЬ

Религиозная свобода и государственная власть - сколько было в истории недоумений, недоразумений, трудностей в выяснении взаимоотношений… И не всем легко понять, что свобода людей, граждан не только «этого» мира, состоит в том, что, как подчиняясь тем или иным земным властям, так и не подчиняясь им в том или другом, они могут исполнять волю Божию.

Восставая в чем-либо против каких-либо властей этого мира, христианин восстает не на природу этих от Бога данных властей, а лишь на неправедное их содержание. В этом сущность христианского личного мудрого, зрячего отношения к власти, в отличие от анархического, самостного или абстрактного. Человечество привыкло либо тупо подчиняться всякому принуждению, либо эгоцентрически восставать против всякого принуждения и даже против самой природы власти. Лишь к слепому и самостному противлению властям относятся слова апостола: «Противящийся власти противится Божию установлению».

Восставая против неправедного духа той или другой власти, борясь за восстановление попираемых в мире Божиих законов, человек, в сущности, защищает самый лик власти как Божиего установления, данного Богом на добро, а не на зло.

Власть дается на Богослужение и на служение человеку, его истинной свободе, - не на боговосстание и не на господство над человеком. Первой земной властью является власть родительская. И ребенок призван не только ей повиноваться, но и почитать ее: «Чти отца твоего и матерь твою». Однако даже это первое свое повиновение человек в некоторых случаях может, и даже обязан, нарушить, ибо «должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян. 5, 29). Если в отношении законной и природной родительской власти заповедуется Евангелием страшное в чистом своем значении слово «ненависть» (т. е. высшее выражение отвержения), то тем более человек имеет право свято «ненавидеть», т. е. отвергать ту власть мира, которая удерживает его или других людей от послушания последней власти и правде Божией. Таков диапазон данной свыше человеку свободы духа! Но эта свобода рождается не из эгоизма человеческого, а из любви человека к Богу. Самость надо связывать ограничением (и «государственным» тоже); даже злым господам апостол советует подчиняться по совести (а не из низменного чувства выгоды или страха наказания) - этим воспитывается внутренняя свобода служения прежде всего Богу в разных условиях. Инок в монастыре призван слушаться даже недостойного игумена («если только он не еретик»). Так связываемая самость, эгоцентричность человека открывает наилучший путь к свободе человеческого духа. Оттого истинная христианская кротость, не оправдывая рабства и не поощряя насильников, является высшим утверждением человеческой свободы и силы духа.

Если же свобода взыскуется не подлинная, а эгоистическая и Божия воля пренебрегается, то зло умножается. Это мы видим в истории. Лишь исполнение воли Божией и умаление эгоистической воли, являясь осуществлением любви и послушанием Богу, есть явление истинной свободы.

Некогда христианский епископ приветствовал Аттилу, входящего в Европу: «Да будет благословен приход твой, бич Бога, Которому я служу, и не мне останавливать тебя!» Было бы неверно отсюда выводить мысль, что всех аттил надо всегда приветствовать такими словами. Аэций и Теодорих хорошо поняли, чем им надо было встретить Аттилу… И чрез таких понимающих людей земля уже сколько раз очищалась от «бичей», переставших быть Божиими.

Приветствие христианского епископа (глубокое по духовному содержанию своему) не делало, конечно, ни Аттилу, ни его варваров теми силами, сопротивление которым воспрещается. Но Аттила в самой разрушительности своей был призван сделать нечто положительное: вразумить развращенную Европу и сжечь догнивающие остатки древней цивилизации… После этого «ассенизаторского», можно сказать, в историческом аспекте дела Аттила с его варварами как беззаконная и нечестивая власть был изгнан чрез людей той же самой силой Божией, которая его «допустила».

Жанна д’Арк, борясь против поработителей своего народа, пытавшихся установить в ее стране свою «законную» (и даже «христианскую») власть, следовала древним библейским примерам и своим непосредственным откровениям Духа, подтвержденным впоследствии тою же Церковью, слепые представители которой ее умертвили.

Но не всякое время истории бывает временем Жанны д’Арк. Это надо учесть. Не всякое время бывает и временем Дмитрия Донского и преподобного Сергия. Далеко не всегда и не всякий борец против какого-нибудь общественного зла непременно несет в себе благодать истинной борьбы. И не всякий человек, имеющий благодать личной борьбы со злом, имеет уже и благодать общественной борьбы со злом. Есть и было немало в мире таких борцов, которые, пренебрегая благодатью борьбы со своим злом, пытались, однако, нести борьбу со злом общественным, и даже в мировом масштабе. От этого зло только умножалось. И хотя всегда были люди, несшие в истории благодать общественной борьбы за правду Божию, но в истории было больше безблагодатных и лицемерных человеческих борений со злом и только «воздух биющих» слов. Это относится и к нашему времени, и не только к светской, но и к церковной области.

Зовя к повиновению государственной власти, апостолы зовут к повиновению власти как таковой, данной на созидание и на охрану доброго созидания. Апостолы зовут к послушанию тому, что является «от Бога» (в истории были мечтатели, гнушавшиеся всякой властью в мире, готовые видеть во всякой государственной власти «печать диавола» и «силу антихриста»).

Апостол Павел во всех изгибах своей удивительной мысли выводит человека из «двухмерных», материалистических отношений к жизни и поднимает в ту область, где есть и третья сторона жизни (глубина) и где весь мир уже видится как озаренный Божиим светом. И только в этой глубине понимания мира как творения Божиего, хотя и лежащего «во зле», но прежде всего лежащего в Боге («везде Сый и вся Исполняяй»), история человечества перестает быть только «скверной», подчиненной лишь одной грешной человеческой или демонической воле… Над всякой силой мира встает всегда сила и воля Творца… И эта высшая сила допускает или благословляет те или иные события мира, выявляя человеческую свободу, открывая цель истории.

Наблюдая человеческую власть, задавшуюся целью отвергнуть власть Божию в мире, мы спрашиваем себя: какая воля движет такой властью? Конечно, воля человеческая и демоническая, т. е. тварная. Но какая воля допускает ее на земле? Злую волю терпит, конечно, не благословляющая, а допускающая воля Божия, без которой ничего в мире не может произойти. Ради наиболее яркого выявления отвратительности зла пред потемненным сознанием, ради научения нечуткого человека ценностям высшим, вечным, ради спасения мира от зла воля Божия допускает в мире эту «экстериоризацию» обезображенного грехом человеческого сознания и злой воли, следствием которых являются и разрушительные стихийные явления природы - бури, болезни, эпидемии, землетрясения, наводнения, катастрофы… Не благословляет Творец это божественное искажение Им созданной гармонии жизни, но допускает его с целью промыслительной для человека, с целью исцелить искажение духовное в людях. И только поняв всю беззащитность, слабость и смертность свою без Бога, человек может найти свое великое спасение в Боге… Увидеть это можно только в свете вечности.

Много недоумений в душах вызывают столь горькие для человечества временные победы зла в личности, общественной и мировой жизни людей. Эти «победы» зла, в сущности, являются лишь следствиями. Они допускаются Богом ради обнаружения зла и чтобы оторвать сердце человеческое от пристрастия к быстро преходящим ценностям мира. «Богатство течет, не прилагай к нему сердца», - говорит Писание. И весь мир со своей славой «течет». Все превратно на этой земле, но трудности ее допускаются, чтобы выявить, разжечь в человеке любовь к Жизни Вечной и к Тому, в руках Которого вся Жизнь. В мире все должно смирять человеческий титанизм, все призвано разрушить утопическую, ложную веру людей в возможность земного рая без Бога, среди зла и смерти.

Экстериоризацией смерти, зла, живущего в сердцах человеческих, должна быть выявлена и укреплена человеческая свобода преодоления зла и смерти. От этого - все трудности мира и все его болезни! Но они не к смерти, а к славе Божией (Ин. 11,4). Плуг вспахивает землю под зерна вечности. Цепы молотят хлеб Жизни, отделяя зерно от мякины.

Создав человеческую свободу (положив именно в ней Свой «образ»), Творец допускает наше самоволие, рождаемое нами из драгоценной нашей свободы… Выбор между добром и злом только допускается Богом, а выбор человеком Божией правды благословляется.

И в этой именно борьбе внутри самой свободы выявляется сущность человека.

Обнаружение внутреннего зла, допущение внешней власти антирелигиозников, материалистов, замышляющих превратить тот или иной народ или коллектив людей в трамплин для прыжка воинствующего материализма в мир, - вызов всем людям, не только данной страны, но и всего мира. Это призыв всего человечества к Богу.

Допуская демонов вселяться в свиней (образ вселения зла в какой-либо коллектив или государство), Творец обнаруживает перед глазами людей реальность того духовного, невидимого зла, в которое многие еще не верят. Этим указывается каждому человеку необходимость восстать против демонов тьмы, облечь свое сердце в Божий Свет.

Личное, коллективное, общественное и государственное беззаконие доводится в истории до его логических и метафизических последствий, чтобы добро сделалось еще более горячим. «Теплохладное» же добро все время извергается из Божиих уст», лишается в истории самого имени добра, и на смену этому неистинному, лицемерному добру приходит откровенное зло - да воспрянет сердце человеческое! «Знаю твои дела; ты не холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих… Кого я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак будь ревностен и покайся» (Откр. 3, 15,19).

Понимание того, что та или иная физическая или социальная болезнь допущена свыше, не может, конечно, помешать самой активной борьбе против этой болезни. Как физические, так и социальные свои болезни человек призван лечить всеми доступными ему средствами, предочистив себя покаянием и преданностью в волю Божию. Не лекарства, не доктора сами по себе, не хирургические ножи вылечивают человека, общество или народ, но сила жизни, от Бога исходящая. Она исцеляет, живит, воскрешает непосредственно и через лекарства, докторов, хирургические ножи… Таково теоцентрическое сознание, столь нужное всем; от него все отпадают люди, но к нему призваны возвращаться.

Божия власть в отличие от человеческой не убивает и не связывает свободы человека, но освобождает, воспитывает свободу и совершенствует ее, лечит Любовью и Истиной. Логосом Божиим освобожденный человек высоко поднимается над преходящими властями и явлениями этого мира. И можно слышать, как Истина, окрыляя последнюю свободу человека, гремит в грозных событиях земли и тихо склоняется над верной душой, напояя ее ведением тех тайн, которые нельзя «поведать врагам» - даже тем, кто хочет быть другом, но еще не стал им.

архиеп. Иоанн (Шаховской)

в миру князь Дмитрий Алексеевич Шаховской (1902-1989) — модернист, экуменист, один из основателей Американской автокефальной церкви (ПЦА).

С 1918 г. был добровольцем в армии ген. А.И. Деникина. Окончив Севастопольскую морскую телеграфную школу, зачислен на Черноморский флот. В 1920 г. эмигрировал в Константинополь, затем во Францию. Учился в Школе политических наук в Париже (1920-1922 гг.), окончил историческое отделение философско-филологического факультета Лувенского университета (1926 г.).

В 1925-1926 гг. редактировал в Брюсселе литературный журнал «Благонамеренный». Вышло два номера.

В 1926 г. пострижен в монашество, иеродиакон (рукоположен в Париже).

С 1932 по 1945 г. — настоятель Свято-Владимирской церкви в Берлине. Занимается издательской деятельностью: издательство «За Церковь», выпускает бюллетень «За Церковь», журнал «Летопись: Орган православной культуры».

Совершает поездки с лекциями по Европе, в частности, в Латвию, Эстонию и Финляндию. Здесь произошло его столкновение с сщмч. Иоанном (Поммером):

В последние годы травля Владыки Иоанна (Поммера) велась главным образом по линии так называемого Русского Студенческого Православного Движения (РСХД). Владыка, очень любивший детей и молодежь, вначале отнесся к нововозникшему единению очень сочувственно, однако, когда стала вырисовываться сущность этой организации с международными связями, он отошел от нее, а члены единения примкнули к травле (хотя не были ее зачинщиками)…

Особенно обострилась эта травля после пребывания в Риге архимандрита Иоанна (Шаховского), которому Владыка не разрешил служить в Риге, очевидно справедливо рассудив, что столь непостоянное (в смысле подчинения) духовное лицо не должно быть поощряемо. Кажется, архимандрит уехал взбешенный… Но он-то уехал, а его многочисленные сторонники (и, главным образом, многочисленные поклонницы), большей частью члены единения, приложили в дальнейшем все усилия, чтобы отравить жизнь Владыки.

С 1935 г. - игумен, с 1936 — благочинный приходов «Русского экзархата», с 1937 г. - архимандрит. В 1937 г. был духовным руководителем добровольческой русской роты в рядах армии ген. Франко во время гражданской войны в Испании.

Приветствовал вторжение Гитлера в СССР. В газете «Новое Слово» от 29 июня 1941 г. а.И. писал в статье «Близок час»:

В крови и грязи пришедшее, уйдет в крови и грязи. Человеконенавистническая доктрина Маркса, вошедшая в мир войной — Войной исходит. «Я тебя породил, я тебя и убью!»- кричит сейчас война большевизму. До каких дней желанных, и подсоветской, и Зарубежной России довелось дожить. Не сегодня-завтра откроются пути свободной жизни, свободного исповедания веры Христовой, свободных слов о Боге. Пред своей кончиной в Москве, в начале большевизма, Афонский старец, праведный Аристоклий сказал такие, буквально записанные (людьми; автору сих строк близкими) слова: «Спасение России придет, когда немцы возьмутся за оружие». И еще пророчествовал: «Надо будет русскому народу пройти через многие еще унижения, но в конце он будет светильником веры для всего мира». Кровь, начавшая проливаться на русских полях 22 июня 1941 года, есть кровь, льющаяся вместо крови многих тысяч русских людей, которые будут скоро выпущены из тюрем, застенков и концлагерей Советской России. Одно это уже исполняет сердце радостью. Лучшие пастыри будут отданы Церкви, лучшие ученые — русской науке, лучшие писатели — народу, отцы — детям своим, и дети — родителям, к женам вернуться с далекого севера любимые мужья; сколько друзей разосланных вновь соединятся… Невозможно себе представить, сколько будет радости людям… Промысел избавляет русских людей от новой гражданской войны, призывая иноземную силу исполнить свое предначертание.

Кровавая операция свержения третьего интернационала поручается искусному, опытному в науке своей германскому хирургу. Лечь под этот хирургический нож тому, кто болен, незазорно. У каждого народа есть свои качества и дары. Операция началась, неизбежны страдания ею вызываемые… Было Провидено далее не выжидать свержения безбожного интернационала рукою связанных на всех своих местах русских людей. Невозможно более ждать, что за эту задачу возьмутся те, так называемые, «христианские правительства», которые в недавней испанской борьбе были и материально и идеологически не на стороне защитников христианской веры и культуры. Обессиленные и закрепощенные по лагерям, заводам и колхозам русские люди, были бессильны подняться против международной атеистической силы, засевшей в Кремле. Понадобилась железно-точная рука германской армии. Ей ныне поручено сбить красные звезды со стен русского Кремля. И она их собьет, если русские люди не собьют их сами. Эта армия, прошедшая своими победами по всей Европе, сейчас сильна не только мощью своего вооружения и принципов, но и тем послушанием Высшему Зову, Провидением на нее наложенному сверх всяких политических и экономических расчетов. Сверх всего человеческого действует Меч Господень.

Новая страница русской истории открылась 22 июня в день празднования русской Церковью — памяти «Всех Святых, в земле Русской просиявших». Не ясное ли это даже для самых слепых знамение того, что событиями руководит Высшая Воля. В этот чисто русский (и только русский) праздник, соединенный с днем Воскресения, началось исчезновение демонских криков «Интернационала» с земли русской… Внутреннее воскресение зависит от сердца человеческого; оно подготовлено многими молитвами и терпеливым страданием. Чаша исполнена до краев. «Великое землетрясение» начинает «колебать основания темницы и скоро у всех узы ослабеют» (Деян. 16:26). Скоро, скоро русское пламя взовьется над огромными складами безбожной литературы. Мученики веры Христовой и мученики любви к ближнему и мученики правды человеческой выйдут из своих застенков. Откроются оскверненные храмы и осветятся молитвой. Священники, родители и педагоги будут вновь открыто учить детей истине Евангелия.

Это будет «Пасха среди лета» , о которой сто лет тому назад, в прозрении радостного духа пророчествовал великий святой русской земли, преп. Серафим.

Лето пришло. Близка русская Пасха…

Во время войны возглавлял миссионерский комитет Средне-Европейского митрополичьего округа РПЦЗ.

В феврале 1945 г. переезжает в Париж, а в начале 1946 г. - в США, при помощи Игоря Сикорского. Принят в юрисдикцию Американской митрополии. В 1946-1947 гг. - настоятель храма в Лос-Анджелесе. С 11 мая 1947 г. - еп. Бруклинский, викарий митр. Феофила (Пашковского), ректор Свято-Владимирской духовной семинарии (до 1950 г.).

В декабре 1947 г. был подвергнут суду Собора епископов Московской Патриархии. На него наложено запрещение за сопротивление воссоединению с Московской Патриархией.

С 1950 г. - еп. Сан-Францисский и Западно-Американский. С 1961 - архиепископ. Заведовал также Южноамериканской епархией и заграничными делами Митрополии.

Активный участник экуменического движения, член ЦК от Американской митрополии с 1954 по 1968 г.

Принимал участие во 2-й генеральной ассамблее , проходившей в 1954 г. в Эванстоне (Иллинойс, США). Участник ген. ассамблеи в Нью-Дели (Индия) в 19 ноября – 5 декабря 1961 г.

архиеп. Иоанн (Шаховской) на ассамблее Всемирного совета церквей, 1961 г. Нью-Дели

На ассамблее в Нью-Дели вместе с др. деятелями буд. «американской автокефалии» вступает в первые контакты с . С 1963 г. вместе с оо. , участвует в тайных переговорах с и др. о даровании «автокефалии» Американской Митрополии.

В 1970 г. а.И. стал одним из основателей так называемой «Американской автокефальной церкви», модернистской корпорации, непризнанной ни одной Поместной Церковью, кроме Московской Патриархии.

Доктор богословия Свято-Владимирской семинарии и Колумбийского университета (1976), в 1979 г. — доктор богословия Калифорнийского университета в Беркли. почетный президент международного общества им. Ф.М. Достоевского (International Dostoevsky Society).

В 1973 г. ушел на покой, временно вернулся в 1975 г. С 1979 окончательно на покое.

Автор предисловия к первому изданию романа «Мастер и Маргарита» М.А. Булгакова (1967 г., YMCA-press). Назвал творчество Булгакова метафизическим реализмом и отметил, что впервые в условиях Советского Союза русская литература серьезно заговорила о Христе, как о Реальности, стоящей в глубинах мира.

Основные труды

Стихи (1923)

Песни без слов (1924)

Предметы (1926)

На правах разговора (1926)

Свобода от мира (1929)

Церковь и мир: Очерки (1929)

Слава Воскресения (1930)

О назначении человека и о путях философа. (Н.А. Бердяев. «О назначении человека». Опыт парадоксальной этики) (1931)

Почему я ушел из юрисдикции митрополита Антония (1931)

Белое иночество (1932)

Притча о неправедном богатстве (1932)

О перевоплощении: Диалог (1932)

Легенда о Великом Инквизиторе: Опыт религиозного комментария (1933)

Крещение знания (1933)

Возможно ли братство религий? (1934)

Иудейство и церковь по учению Евангелия (1934)

О духовной жизни (1935)

Жизнь (1935)

Пресвятая

Разговор семи православных о Софии (1936)

Пути богочеловеческие (1936)

Воля Божия и воля человеческая (1937)

Слова (О молитве – О благотворительности – Свет – Два человека – Дочь Царства)

Путь на север (1938)

О прославлении отца Иоанна Кронштадтского (1938)

Философия православного пастырства (1938)

Пророческий дух в русской поэзии: Лирика Алексея Толстого: Юбилейный год: 950-летия Крещения Руси (1938)

Правило духа (1938)

Размышление о религиозности Пушкина (1938)

Испанские письма (1939)

Семь слов о стране Гадаринской: Лк. VIII 26–39 (1939) или 1938

Толстой и Церковь (1939)

Сирены (1940)

Тайна Церкви

Слово при наречении во епископа Бруклинского (1947)

Бытие определяет сознание (1948)

Человек и страх (1948)

Епископы, священники, миряне (1948)

Пути Американской Митрополии: К 3-х-летию 7-го Собора. Итоги, выводы, перспективы (1949)

Десять слов о вере (1950)

Время веры (1954)

Вера и ответственность (1954)

Еще некоторое прикосновение к ранам (1956)

Русская Церковь в СССР (1956)

Записи о любви к Богу и человеку (1959)

Письма о вечном и временном (1960)

Странствия: Лирический дневник (1960)

Письма к верующим (1962)

Православие в Америке (1963)

Листья древа (1964) или 1963

Книга свидетельств (1965)

The Orthodox Pastor: Outline of Pastoral Theology. Crestwood, 1966

Книга лирики (1966)

Упразднение месяца: Лирическая поэма (1968)

Нескучный сад (1970)

Из письма к мирянину (1970) об американской «автокефалии»

Созерцания (1971)

Утверждение поместной Церкви (1971)

Избрание тишины (1971)

Московский разговор о бессмертии (1972)

Избранная лирика (1974)

Иронические письма (1975)

К истории русской интеллигенции. Революция Толстого (1975)

Биография юности: Установление единства (1977)

Переписка с Кленовским (1981)

Вера и достоверность (1981)

Удивительная земля (1983)

Левитин-Краснов А.Э. Защита веры в СССР: Рукопись, привезенная из Советской России. Париж, 1966

Диалог с церковной Россие. Париж, 1967

Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. Париж, 1967

о. Мень, Александр. Таинство, слово и образ: Богослужение Восточной Церкви Брюссель: Жизнь с Богом, 1980

Источники

Автокефалия Русской Православной Греко-Кафолической Церкви (Митрополии) Америки. Нью-Йорк: Всеславянское издательство, 1970

Аржаковский А. Журнал Путь (1925-1940): Поколение русских религиозных мыслителей в эмиграции. К.: Феникс, 2000

Архиепископ Иоанн (Шаховской): биографическая справка // Журнал Московской Патриархии. 1991. № 3. С. 49

Архиепископ Иоанн (Шаховской) и его корреспонденты: Материалы к биографии архиепископа Иоанна (Шаховского) // Церковно-исторический вестник. 1998. № 1

о. Бенигсен, Георгий. Странник: Памяти архиеп. Иоанна (Шаховского) // Русская Жизнь. 1989. 16 июня

еп. Григорий (Граббе). Отрицание вместо утверждения: По поводу брошюры архиеп. Иоанна Шаховского «Утверждение Поместной Церкви». Джорд., 1971

Зернов Н.М. Русские писатели эмиграции: Биографические сведения и библиография их книг по богословию, религиозной философии, церковной истории и православной культуре: 1921-1972. Boston, 1973

Корнилов А.А. Духовенство перемещенных лиц: Биографический словарь. Нижний Новгород, 2002

Кострюков А. Русская Зарубежная Церковь в первой половине 1920-х годов. М.: ПСТГУ, 2007

Нивьер, Антуан. Православные священнослужители, богословы и церковные деятели русской эмиграции в Западной и Центральной Европе. 1920-1995: Биографический справочник. М.-Париж, 2007

Патриарх Алексий I. Послание к архипастырям, пастырям и пастве Православной Русской Церкви в Америке // Журнал Московской Патриархии. 1948. № 1. СС. 9-12

Письмо протопресвитера Стефана Цанкова архиепископу Иоанну (Шаховскому) от 20 мая 1961 г. // Illinois University of Urbana-Champaign Archives (IUUC Archives). F. 15/35/54. Paul B. Anderson Papers. Box 30

Солоухин В.А. Смех за левым плечом. М.: Современник, 1989

Шаховская, Зинаида. Открытое письмо В.А. Солоухину // Вестник РХД. 1990. № 158. СС. 294-299

Шкаровский М.В. Нацистская Германия и Православная Церковь: Нацистская политика в отношении Православной Церкви и религиозное возрождение на оккупированной территории СССР. М.: Крутицкое патриаршее подворье, 2002

Шкаровский М.В. Политика Третьего рейха по отношению к Русской Православной Церкви в свете архивных материалов 1935-1945 годов (Сборник документов). М.: Крутицкое Патриаршее Подворье, 2003

Шкаровский М.В. Крест и свастика. Нацистская Германия и Православная Церковь. М.: Вече, 2007

митр. Ювеналий, Крутицкий и Коломенский. Доклад по вопросу о мученической кончине Царской Семьи, предложенный на заседании Священного Синода Русской Православной Церкви 10 октября 1996 года // Канонизация святых в XX веке. М.: Комиссия Священного Синода Русской Православной Церкви по канонизации святых, 1999. СС. 186-203

Orthodox America 1794-1976 Development of the Orthodox Church in America, C. J. Tarasar, Gen. Ed. 1975, The Orthodox Church in America, Syosett, New York

Здравствуйте. У микрофона Павел Крючков. С вами программа «Рифмы жизни», программа о поэзии и поэтах. Мы читаем и слушаем русские стихи, созданные на протяжении последних двух столетий, – включая и начало нынешнего века.

Обратимся к поэтическому наследию человека, чьи стихотворные сочинения время от времени звучат в эфире нашей радиостанции, к стихам того, кто был современником многим из нас совсем недавно, – ибо архиепископ Иоанн Сан-Францисский (в миру – князь Дмитрий Шаховской) почил весной 1989 года. Возможно, кто-то из наших слушателей еще помнит его еженедельные радиопередачи «Беседы с русским народом», которые сквозь вой глушилок передавались на Советский Союз «Голосом Америки».

Владыка оставил после себя удивительное духовное и литературное наследие, богословские, публицистические, художественные труды. Сама его земная судьба – своего рода невероятная книга, – начиная с московского рождения в самом начале века, с его древнего тульского рода, учебы в Царскосельском лицее, службы в Добровольческой армии и – кончая эмиграцией, пострижением в монахи на Афоне, служением в Сербии, Париже, военном Берлине и, наконец, окормлением православных в Америке. Под именем Странник он публиковал стихи еще в молодые годы, потом, после долгого перерыва, в конце 1950-х – снова вернулся к поэзии, о которой говорил, что она – это не переложение чего-то на «стихи», но нечто совсем иное.

Чуждый песням и добродетелям,

Я остался среди людей

Только странником и свидетелем

Удивительности твоей.

Я тебя только словом трогаю,

Ты, как небо, идёшь ко мне,

И ведёшь своею дорогою

К удивительной тишине.

архиепископ Иоанн (Шаховской), «Земля»

«Человеческое слово, оплодотворяемое благодатью, неизбежно становится словом о едином на потребу, не только словом о вере, но и словом веры. А значит и любви, без которой все слова – медь звенящая и кимвал бряцающий. Архиепископ Иоанн был одним из немногих, в ком дар любви и поэзия переплавлялись в единое целое», – писал о владыке московский священник (и поэт) Константин Кравцов. И – приводил стихотворение, в котором, на его взгляд – и я присоединяюсь – это сочетание раскрывается в наиболее полной мере:

Всё связано порукою земной –
За зверем ночь, простор за белой птицей;
Но кто укроется за белизной,
За ангела кто может заступиться?
Нет беззащитней в мире, чем они,
Нет утаенней их в холодном мире.
Пред ними надо зажигать огни,
Их надо петь на самой громкой лире
И говорить, что ангелы всегда,
Спасая смертных, падают в пучину.
Они идут с волхвами, как звезда,
Хранят рожденье, пестуют кончину…
Но сколько оскорблений, сколько слов
Мир говорит об ангелах впустую –
«Всё существует, средь земных основ,
И только ангелы не существуют!»
Хранитель ангел, если, и любя,
Твой шёпот я поранил невниманьем,
Прости меня. Я знаю, что тебя
Увидят все в час позднего свиданья.
Когда наступят сумерки земли
И свяжутся навек пустые речи,
Все ангелы придут, как корабли,
Последней беззащитности навстречу.

архиепископ Иоанн (Шаховской), «Всё связано порукою земной…»

Архиепископ Иоанн (в миру князь Дмитрий Алексеевич Шаховской; 23 августа 1902, Москва — 30 мая 1989, Санта-Барбара, Калифорния, США) — епископ Православной церкви в Америке, архиепископ Сан-Францисский и Западно-Американский. Проповедник, писатель, поэт. Представитель тульской ветви рода Шаховских, правнук князя Ивана Леонтьевича. Мать Анна Леонидовна (урождённая Книнен) — правнучка архитектора Карло Росси. Сестра — Зинаида (1906—2001) — писательница, мемуаристка, известный журналист.

Учился в гимназии Карла Мая в Санкт-Петербурге, в школе Левицкой в Царском Селе, в 1915—1917 — в Императорском Александровском лицее.С 1918 был добровольцем в белой армии генерала А. И. Деникина, в боях под Царицыным получил контузию. Окончив Севастопольскую морскую телеграфную школу, был зачислен на Черноморский флот.

В 1920 эмигрировал в Константинополь, затем во Францию. Учился в Школе политических наук в Париже, окончил историко-филологический факультет Лёвенского университета (Бельгия; 1926). В 1926 редактировал в Брюсселе литературный журнал «Благонамеренный», сотрудничал с русскими изданиями, публиковал стихи. В 1926 был пострижен в монашество в Пантелеимоновом монастыре на Афоне.

В 1926 году учился в Свято-Сергиевском богословском институте в Париже.

С 8 декабря 1926 — иеродиакон (рукоположён митрополитом Евлогием (Георгиевским) в Париже). С 1927 жил в Сербии, находился в юрисдикции Русской православной церкви заграницей (РПЦЗ), был рукоположён во иеромонаха 6 марта 1927 епископом Вениамином (Федченковым) в сербском городе Белая Церковь. В апреле-сентябре 1927 — помощник настоятеля храма при Крымском кадетском корпусе в Белой Церкви, в сентябре 1927—1930 — настоятель этого храма и законоучитель корпуса. Был строителем и первым настоятелем русского храма святого Иоанна Богослова в Белой Церкви, преподавателем в Пастырской школе, в 1928—1930, одновременно, директор Православно-миссионерского издательства в этом городе.

В 1930 году вновь переехал в Париж, где перешёл в юрисдикцию Константинопольской Церкви — Западноевропейский экзархат русских приходов, возглавляемый митрополитом Евлогием (Георгиевским). В 1931—1932 был разъездным священником во Франции, в 1931—1932 — первым настоятелем церкви Всемилостивого Спаса в Аньере. 1 апреля 1932 был назначен настоятелем Свято-Владимирской церкви в Берлине. С 18 мая 1935 — игумен. С 26 мая 1936 — благочинный приходов Экзархата митрополита Евлогия в Германии, со 2 мая 1937 — архимандрит. Издавал и редактировал журнал «За Церковь», основал одноимённое православное издательство. В 1937 был духовным руководителем добровольческой русской роты в рядах армии генерала Франсиско Франко во время гражданской войны в Испании. Деятельность «евлогианских» приходов в Германии вызывала негативное отношение со стороны нацистских властей, считавших их недостаточно лояльными и предпочитавших контактировать с РПЦЗ. Однако он отказался вновь менять юрисдикцию, хотя и был вынужден в 1942 войти в состав епархиального совета Германской епархии РПЦЗ как представитель приходов, оставшихся в ведении владыки Евлогия.

Одним из самых противоречивых решений Иоанна (Шаховского) стало его первоначальное отношение к нападению нацистской Германии на Советский Союз. Не будучи сторонником нацистов, он, как и часть эмиграции, был подвержен иллюзиям, видя в начавшейся войне шанс на свержение большевистского режима. Позднее архимандрит Иоанн не делал подобных заявлений. Напротив, 24 июля 1944 года в Берлине он тайно отслужил службы о здравии тех, кто в опасности, и об упокоении душ уже убитых католиков, протестантов, православных, принимавших участие в заговоре 20 июля с целью убийства Гитлера,В феврале 1945 года переехал в Париж, а в начале 1946 — в США.

Покинул клир Западноевропейского экзархата и принят в юрисдикцию Северо-Американской митрополии (в 1970 признана Московским Патриархатом как автокефальная Православная Церковь в Америке).

В 1946—1947 — настоятель храма в Лос-Анджелесе.

С 11 мая 1947 года — епископ Бруклинский, викарий митрополита Феофила (Пашковского), ректор Свято-Владимирской духовной семинарии. Был противником присоединения митрополии к Московской Патриархии.

С 1950 года — епископ Сан-Францисский и Западно-Американский.

В 1961 году возведён в сан архиепископа.

Заведовал Южноамериканской епархией и заграничными делами Митрополии. Активный участник экуменического движения, член Всемирного совета церквей.

В 1975 году временно ушёл на покой по болезни, с 1978 постоянно находился на покое.

С 1948 года периодически, с 1951 года — регулярно, а с 1953 года еженедельно вёл на радиостанции «Голос Америки» передачу «Беседы с русским народом». Автор многочисленных религиозных трудов, часть которых издана в переводах, на английском, немецком, сербском, итальянском и японском языках.

Творения:

Церковь и мир: Очерки. - Белая Церковь: Православное Миссионерское книгоиздательство, 1929. 51 с.
Слава Воскресения. - Белая Церковь: Православное миссионерское книгоиздательство, 1930. 48 с.
Почему я ушел из юрисдикции митрополита Антония. - Париж: Православно-миссионерское книгоиздательсво, 1931. 31 с.
Белое иночество. - Берлин: За Церковь, 1932. 88 с.
О перевоплощении: Диалог. - Брюссель: За Церковь, 1932. 26 с. (2-е издание - Париж, 1938)
Притча о неправедном богатстве: (Стенографическая запись лекции). - Берлин: За Церковь, 1932. - 14 с.
Возможно ли братство религий? - Париж, 1934.
Иудейство и церковь по учению Евангелия. - Берлин: За Церковь, 1934. 16 с.
Жизнь. - Берлин, 1935. 65 с.
Пресвятая. - Берлин.
Разговор семи православных о Софии. - Берлин, 1936.
Летопись: Орган православной культуры. N 1 и N 2. - Берлин, 1936-1937.
Воля Божия и воля человеческая. - Берлин, 1937. 36 с.
Путь на север. - Берлин: За церковь, 1938. 80 с.
Философия православного пастырства. - Берлин, 1938. 167 с. (Переиздание - СПб.: Русский христианский гуманитарный институт, 1996. 494 с.)
Пророческий дух в русской поэзии: Лирика Алексея Толстого. - Берлин: За церковь, 1938. 42 с.
О прославлении отца Иоанна Кронштадского. - Берлин, 1938.
Размышления о религиозности Пушкина. - Берлин, 1938. 38 с.
Правило духа. - Париж, 1938.
Семь слов о стране Гадаринской. - Берлин: За церковь, 1938. 40 с.
Испанские письма. - Берлин, 1939.
Толстой и Церковь. - Берлин: За Церковь, 1939. 203 с.
Слова ("О молитве", "О благотворительности", "Свет", "Два человека", "Дочь Царства"). - Берлин: За церковь, [б/г]. 24 с.
Сирены. - Брюссель, 1940. 19 с.
Тайна Церкви. - Нью-Йорк.
Слово при наречении во епископа Бруклинского. - Нью-Йорк, 1947. 27 с.
Человек и страх. - Нью-Йорк, 1948. 51 с.
Епископы, священники, миряне. - Нью-Йорк, 1948.
Пути Американской Митрополии (К трехлетию 7-го Собора: Итоги, выводы, перспективы). - Нью-Йорк, 1949. 24 с.
Десять слов о вере. - Буэнос-Айрес, 1950.
Время веры. - Нью-Йорк: Издательство имени Чехова, 1954. 405 с.
Вера и ответственность. - Нью-Йорк, 1954. 13 с.
Еще некоторое прикосновение к ранам. - Нью-Йорк, 1956. 15 с.
Русская Церковь в СССР. - Нью-Йорк, 1956. 16 с.
Сеть. - Сан-Франциско, 1957.
Записи о любви к Богу и человеку. - Нью-Йорк, 1959. 114 с.
Письма о вечном и временном. - Нью-Йорк, 1960. 258 с.
Письма к верующим. - Сан-Франциско, 1962.
Листья древа. - Нью-Йорк, 1963. 404 с.
Православие в Америке. - Нью-Йорк, 1963. 24 с.
Книга свидетельств. - Нью-Йорк, 1965. 377 с.
Книга лирики. - Париж, 1966. - 44 с.
Диалог с церковной Россией. - Париж, 1967. 113 с.
Упразднение месяца: Лирическая поэма. - Нью-Йорк: Новый журнал, 1968. 138 с.
Утверждение поместной Церкви. - Нью-Йорк, 1971. 24 с.
Московский разговор о бессмертии. - Нью-Йорк, 1972. 245 с.
Избранная лирика. - Стокгольм, 1974. - 227 с.
Биография юности: Установление единства. - Париж: УМСА-Рress, 1977. 418 с.
Апокалипсис мелкого греха. -СПб., 1997. 143 с.
Беседы с русским народом (По материалам книги “Время веры”). - М.: Лодья, 1998. 159 с.
Избранное: В 2 томах. - Нижний Новгород: Братство св.Александра Невского, 1999.
О тайне человеческой жизни. - М.: Лодья, 1999. 191 с.

Избранное. Петрозаводск, 1992.

Ряд произведений архиепископа Иоанна переведены на английский, немецкий, сербский и японский языки.

К ХРИСТИАНАМ И ЕВРЕЯМ

Об ответственности

Постановление II Ватиканского Собора о невиновности еврейского народа в распятии Христа было явлением христианской мировой совести. Но оно не решает - и даже не ставит - основного вопроса об ответственности человека и человечества за распятие в мире Сына Божия. Расхождение основное сейчас между людьми не в том, кто виновен в распятии Христа , а в том, кто был Христос. Тут проходит водораздел между верующими и не верующими во Христа. И только от ответа на этот вопрос зависит понимание духовной ответственности человека и человечества.

Если оскорбленный, униженный, умученный и распятый римлянами и евреями в Иерусалиме Сын Человеческий был и Сыном Божиим, Словом, Которое сотворило миры, Им же "вся быша", посланным для искупления грехов людей и открывшим человечеству Отца, то вина за оскорбление и убийство Его в мире делается огромной, невыносимой тяжестью для всего человечества; виной общей, безмерной, которую снять, от которой избавить может лишь Сам Христос, молившийся за Своих распинателей. Но без покаяния пред Богом эта вина не может быть снята. Ответственность за Богораспятие лежит на каждом человеке, так как метафизически человечество едино. Но это вина не юридическая, входящая в ведение земных законов, а метафизическая, разверзающая всю греховность мира, не принимающего Бога, восстающего против Него.

Всякий грешник, не кающийся перед Богом, уже оскорбляет в мире и распинает в себе Сына Божия. Конечно, не "юридически", а религиозно. "Юридически" не виновны в распятии Иисуса Христа даже евреи иерусалимские I века, не имеющие отношения к вине Иуды, первосвященников или римских воинов, фактических исполнителей Голгофской казни. Тем более не виновны в Голгофе - юридически же - следующие поколения людей. Но в том, что многие пребывают, в человечестве и в иудействе, без Христа (и даже в "христианстве" оказываются многие без Христа, без любви к Его Святому Духу), в этом - величайшая метафизическая вина всего человечества, всех его народов, племен и душ. И еврейство не может быть, конечно, освобождено от вины пред Богом. Некуда спрятаться от этой реальности. Мир виновен в отвержении Христа. Виновно и еврейство, избирающее до сих пор "кесаря", свой племенной еврейский национализм, а не Христа, своего духовного Спасителя, не Христово Божье человечество. А еще более виновны христиане, ушедшие от своей первой любви или еще не при- шедшие к ней.

Каждый, кто не верит в Бога и Иисуса Христа, виновен пред Божьей любовью, пред собою и пред другими. Неверие во Христа есть самое тяжкое самонаказание человечества. И если бы не тяготела эта острая вина на всех нас за неприятие Христа, это было бы знаком нашей духовной безответственности. Отнять у нас ответственность - это значит отнять у нас и свободу нашу нравственную. А без нравственной свободы нет человека, а есть лишь бездушный и бессмысленный агрегат материи. Кто не хочет быть таким агрегатом, призраком бытия, должен принять нравственную ответственность своей бессмертной человечности, свою свободу пред Богом за то все в себе, что несовместимо с Его правдой.

Иного нет выхода. Уклоняя себя от вины и ответственности и обеляя себя, свой народ (или какой-либо народ) за совершенное Богораспятие, человек отвергает самое ценное, что есть в нем. Приятие же на себя вины за неприятие Христа и за Его распятие - есть утверждение нового бессмертного чело- века.

Сущность ватиканского постановления о "снятии вины с еврейского народа" можно рассматривать только как стремление очистить совесть всего христианства за греховнейшие действия инквизиции и отделить эти действия от современного церковного сознания.

Ватиканская декларация, имеющая благородный характер нравственного заступничества за евреев, нужна не только для евреев (так часто невинно страдавших и страдающих только за свое еврейство), но она нужна и для христиан. Волны антисемитизма , до сих пор ходящие по миру, ничем не могут быть оправданы в христианском обществе, хотя иной раз являются лишь обратной стороной еврейского гнушения христианами и крещением во Христа. Не секрет, что даже в наши дни многие евреи употребляют только "кошерные продукты", в процессе приготовления которых полностью исключено участие христиан. По учению раввинов, участие хотя бы одного верующего во Христа человека в этом приготовлении еврейской пищи уже религиозно оскверняет ее.

Антисемитизм духовно совпадает с таким раввинистическим подходом к человеку. Он - такая же дегуманизация человечества.

Церковь призвана говорить в мире ясное, не только социально верное, но и религиозно-правдивое, христианское слово. И в ту меру, в которую оно будет христианским, благодатным пророческим словом, оно будет некоторых, может быть даже многих, обижать или, скажем мягче, как-то не удовлетворять. Таково свойство истины, а не приспособления к ней. Истина ранит грешное человечество, но этой раной и исцеляет его. Люди же более чувствуют боль от раны, нанесенной им истиной, чем возможность своего исцеления ею.

Но есть люди, которые любят именно такую, не "разбавленную", а свято ранящую их и убивающую зло истину. Партийные социальные коллективы, напротив, не перестают воевать друг с другом, объединяясь лишь против этой истины, опираясь на непросветленное сознание человека.

Мы, люди, ответственны за все длящуюся в истории Голгофу. Мучая брата-человека, мы мучаем Самого Сына Человеческого, отождествившего Себя и со всяким страдающим человеком. И только в понимании этой истины - выход из лукавого человеческого самооправдания и всегда связанно- го с ним ожесточения. Мы в истории ожесточаемся друг против друга в наших делах и обвинениях - национальных, расовых, экономических и религиозных. Мы не знаем духа Христова или не любим его. Мы не признаем своей ответственности за зло в мире, и оттого у нас нет истинного покаяния, осознания, что зло мира есть и наше зло.

Верующие во Христа, к какому бы народу они ни принадлежали, призваны быть свидетелями веры и покаяния.

Как человек и пастырь, я чувствую себя глубоко виновным в Распятии Христа Спасителя. Конечно, исторически это Распятие совершилось задолго до того, как я родился в мире. Но я все же виноват, что это Распятие было и еще длится. Исповедую эту вину за себя и за русский народ, из которого я вышел, и за американский народ, среди которого живу. Мы не можем "умывать руки", как Пилат, в знак своей невинности в христопредательстве и христоубийстве! Виновны в этом грехе и евреи, и римляне, и все народы мира. Кто может себя освободить от этой ужасной ответственности? Только Христос, в покаянии нашем, освобождает нас от этого греха. Никакими жалкими словами мы не можем себя освободить от ответственности за распятие Сына Божьего. Отсутствие в нас покаянного сознания порождает в мире фарисейство. От него делаются бессильными религиозные слова. Отражением и выражением такого фарисейства является и антисемитизм - одна из форм перекладывания человеком своей пред Богом вины на других людей.

И еврейский народ, и народы Рима (из коих вышли воины, прибившие ко кресту Тело Иисусово) несут одинаково метафизическую ответственность за Голгофу. Но ответственность христианских народов за две тысячи лет истории христианства увеличилась многократно. Сколь многообразно среди них распинали - и распинают - Сына Божьего...Больше всех распинает Христа тот, кто неискренне, лицемерно призывает Его Святое Имя. За участников Своей Голгофы, иудеев и римлян, Христос молился на кресте: "Отче! прости им, ибо не знают, что делают" (Лк. 23, 34). Относятся ли эти чудесные слова Христовы к нам, христианам, которые носят Христово имя и печать крещения, но так часто отвергают в жизни Христову правду и изменяют Божией милости? Идет ли эта чудесная молитва Господня за христиан, мучающих Христа? Достойны ли и мы принять на себя благодать этой молитвы Христа за Своих распинателей? Ведь мы знаем, что делаем, когда предаем Его. Разве от Израиля или из мусульманских стран идет в наши дни жестокое гонение на веру Христову, в силе еще не бывшей в истории? Оно идет оттуда, где стояло еще недавно православное царство. Там происходит сейчас наибольшее удушение человеческой совести, отрицание Божией святыни и оплевание имени Христова. А многое ли можно сказать в оправдание других народов? Более ли виновно еврейство пред Богом?

Христианское сознание должно эти истины выговорить до конца.

В антисемитизме есть три момента. Во первых, это житейское опасение евреев как способных и волевых людей. Такое житейское опасение евреев переходит в отталкивание и унижение их. Второй момент антисемитизма - это несовершенство самих евреев и известное древнее отношение Талмуда ко Христу (обличенное в нашу эпоху евреем проф. Кляузнером в его знаменитой книге о Христе). К этому можно причислить и вековую дискриминацию евреев в отношении евреев же, но уверовавших во Христа и принявших крещение. Дело отца Даниила в Израиле показывает это. Важным фактором антисемитизма следует считать антихристианский дух в самих христианах, "внутренний талмудизм" христиан. Как фарисейская и саддукейская элита I века относилась к "нечистым язычникам", так некоторые христиане стали относиться в истории к евреям. Это отношение к не верующим во Христа только как врагам Божьим, а не объектам также и попечительной милости и заботы Самого Христа, извращало Христову веру в мире. Инквизиция - порождение этого духа. Защищая святыню веры не свято ("по плоти", а не "по духу"), христиане изменяли своей вере и унижали Человечество Христа. Отсюда шло и убеждение, что только евреи виновны в христоубийстве.

Слова, которые сказал Спаситель ученикам Своим, услышав их предложение "свести огонь с неба" для истребления враждебного Христу самарянского селения, являются ярким ответом антисемитам о духе самого христианства, которого они не знают. "Не знаете, какого вы духа, ибо Сын Человеческий пришел не губить души человеческие, а спасать" (Л к. 9, 55-56). Именно "губить" неверующих (или инаковерующих), отталкивать от Христовой веры, лишь внешней силой побуждая к ней, было в истории политикой (даже чем-то вроде безобразного спорта) инквизиции. Кощунственно именуя себя "святой", инквизиция прибегала к огню физическому, не веря в огонь Святого Духа.

Многие из евреев относятся к неевреям законнически. Вероятно, и по сей день есть среди евреев и такие, которые семь дней сидят на полу и скорбят, если кто-либо из их семьи уверует во Христа и примет крещение. Но есть и другие евреи, которые осуждают еврейский фанатизм и если еще не веруют во Христа Иисуса как в Мессию Израиля, то уже склоняются пред Его нравственным светом.

Национал-социалистический расизм, исходивший из культа "священной народности" и "спасительной крови", по глубокому существу своему близок иудаизму. Исходя из плоти, крови и народности, он одинаково гнал христианство и еврейство: еврейство - за другую кровь, христианство - за другой дух.

Любящему Христа нельзя ненавидеть ни не верующих во Христа, ни равнодушных ко Христу. Ненависть к кому-либо "из-за Христа" отвергает Христа более, чем ненависть ко Христу. Слепой, говорящий, что он "видит", более слеп, чем просто слепой. "Если бы вы были слепы, то не имели бы на себе греха; но как вы говорите, что видите, то грех остается на вас" (Ин. 9, 41).

Нельзя преуменьшать той истины, что первоначальное христианство этнически было чисто еврейским. В иерусалимском еврействе первого века можно видеть еврейство трех типов. В пятой главе Деяний Апостолов мы видим три образа еврейства - апостольское и два синедрионских. Из этих последних одно - "гамалиилское", обладающее страхом Божиим и исканием воли Божией. И другое - "антигамалиилское", пристрастно антихристианское. Эти образы и типы еврейства остались до нашего времени. И в рассеянии еврейском, и в Израиле видны все эти три образа духовной еврейской ситуации I века.

Аргумент мудрого Гамалиила (Деян. 5, 34-39) после двадцати веков достаточно подкреплен историей человечества и самого еврейства. Но остались и другие синедрионские голоса, менее снисходительные и нейтральные в отношении "Имени Иисусова". И также есть верующие во Христа евреи, готовые к страданию за Него. Религиозное сознание еврейства наших дней - процесс бродильный. В государстве Израиль и во всем мире создается новая ситуация для еврейства в связи с исчезновением "христианских" государств. Создалась новая ситуация и для христиан всего мира.

В силу библейской избранности еврейского народа другие народы имеют, конечно, повод искать в евреях некое выражение "вселенскости духовной", и антисемитизм исходит, в сущности, из этого. Антигуманное - и до конца рационально не объяснимое - явление антисемитизма связано с какой-то подспудной убежденностью даже самих антисемитов в исключительности евреев. И отталкивание от евреев, в глубине своей, имеет симптомы веры в евреев.

Справедливо в наши дни прийти к выводу, что еврейство есть такой же народ, как и все другие, со светлыми и темными сторонами. Странно, что этот, казалось бы, простой вывод некоторым (в силу чего-то иррационального) трудно сделать. Корень этой иррациональности - в необычной судьбе Израиля, в религиозной, а не национальной избранности его. Судьба евреев ясно открывается в главах 11, 12 и 13 Послания апостола Павла к Римлянам. Судьба эта связана не с их древностью (Китай и Индия древнее), а с неповторимой, таинственной их сопряженностью со Христом Страдающим и Воскресшим; гораздо более с Ним, чем с их собственной еврейской "кровью и плотью". Но многие евреи, как и антисемиты, этого не видят. Евреи соединены со всемирным христианством более, чем со своим национализмом. Исторически и метафизически "ракета" всемирного спасения Божьего поднялась уже от земли в небо. А "ракетоноситель" спасения, еврейский народ, "отвалился" от "ракеты" после свершившегося ее "запуска". И теперь летит по истории, лишь как свидетель этого события.

Люди продолжают жить прошлым, и в силу этого прошлого, а не вечного, продолжают отталкиваться от евреев именно за их древнее богоизбранничество, реальностью которого полно христианство, Божие слово и история. Антисемиты - враги Христа. И всякий нацизм будет всегда стоять рядом с антисемитизмом. Для преодоления антисемитизма нужно и преодоление нацизма в народах. И евреям тоже надо преодолеть секулярную форму своего мессианизма.

В неприятии Христовой Человечности ео ipso* заключено наказание. Не верующих во Христа нельзя наказывать, гнать или ненавидеть. Они себя наказывают гораздо больше, не давая в своем сердце места Сыну Божьему и Человеческому.

Христос горько плакал о евреях и завещал этот плач Иерусалиму. И не случайно Стена Плача осталась единственной стеной Его Храма.

* тем самым, в силу того (лат.).

Сектантство в Православии и Православие в сектантстве

(статья из сборника "Правило Духа")

Ошибочно думать, что все православные суть действительно не сектанты и что все сектанты суть действительно не православные. Hе всякий православный по имени таков по духу, и не всякий сектант по имени таков по духу, и в настоящее время в особенности можно встретить "православного" - настоящего сектанта по духу своему: фанатичного, нелюбовного, рационально узкого, упирающегося в человеческую точку, не алчущего, не жаждущего правды Божией, но пресыщенного горделивой своей правдой, строго судящего человека с вершины этой своей мнимой правды - внешне догматически правой, но лишенной рождения в Духе. И, наоборот, можно встретить сектанта, явно не понимающего смысл православного служения Богу в Духе и Истине, не признающего то или иное выражение церковной истины, но на самом деле таящего в себе много истинно Божьего, истинно любвеобильного во Христе, истинно братского к людям.

И наличие таких смешений в христианском обществе не позволяет легкомысленно подойти к вопросу вероисповедных отношений. Сектанты грешат в непонимании Православия, но и мы, православные, не следуем своему Православию, не понимая их, сектантов, иногда удивительно пламенно и чисто устремленных к последованию за Господом, к жизни в Hем, Едином.

Человеческий узкий, гордый, больной разум, не преображенный в Духе Божием, одинаково стремится к разделению и ищет повода к нему, кому бы он ни принадлежал этот разум - православному или сектанту.

Мы, православные, веруем, духовно видим, что имеем полноту человечески выраженной истины. Hо это совсем не значит, что мы уже следуем этой полноте истины и что эта полнота наполняет нас. Мы иногда имеем ее только на языке, или думаем, что она у нас в глазу должна заменить бревно духовной лености нашей. Hо все это далеко не так. Истину мы имеем, и полную, но жить в ней не хотим или не умеем, и просто часто не стремимся жить в ней, ибо она очень стеснительна для нашего ветхого человека. А погордиться, повеличаться своей православностью мы не прочь.

Тогда как среди иновероисповедных христиан есть множество живущих в истине Православия - духом своим. Есть сектанты, которые горят духом и любовью к Богу и к ближним гораздо более, чем иные православные, и вот этот дух горения любви к Богу и к человеку есть признак истинного жизненного Православия. Кто его не имеет среди православных, тот не истинно православный, и кто его имеет среди неправославных, тот истинно православный. По-человечески он заблуждается, почеловечески он не понимает того или другого, не видит тот или иной цвет в природе мира (духовный дальтонизм; не видит, например, смысла икон, общений со святыми, ушедшими из этого мира), но по духу, по внутреннему человеку он - верный и истинный, нелицемерной любовью преданный Живому Богу Воплощенному) Господу Иисусу Христу - до смерти. Hаличие таких подлинно православных христиан замечается как среди православных по умоисповеданию, так и среди римокатоликов, также среди протестантов всех оттенков, к каковым оттенкам принадлежат и русские сектанты, сектаризировавшиеся, т. е. отделившиеся умом и опытом от догматического исповедания Церкви, отчасти из-за непонимания этого исповедания в Духе, отчасти из-за дурных примеров осуществления этого исповедания в жизни. Всякому православному ясно, что православные по своему умоисповеданию люди часто являются не только не назиданием для общества, но прямым развращением этого общества. Hе говорим о примерах политиков, общественных деятелей: они касаются, конечно, и в большой степени и нас, духовенства, не всегда стоящего на духовной высоте Православия, несмотря на ясное сознание истинности своей Церкви. А монастыри... сколько было глубокого неправославия, мирского, тленного духа подчас под смиренной одеждой монаха. И все "легковесное", гнилое всплывало на поверхность церковной жизни и более бросайтесь в глаза, чем истинно смиренный, самоотреченный труд множества пастырей и иноков подлинного Православия, жизнью своею шедших за Христом и умиравших во Христе. Революция показала, обнажила слабый слой православного русского священства, но она же подчеркнула мученическое исповедничество православной жизни у большинства священников. Кто-то сказал, что наличие сектантства показывает религиозность народа. Можно сказать и так: наличие сектантства показывает православность народа, его горение духа, его стремление к идеалу, его жажду не внешней религии, но внутренней, жажду своего сердечного завета с Богом. И это по существу есть Православие. В наличии сектантства православный, а тем более священник, всегда более виноват, чем сектанты. Думать так - не является ли думать по-православному, беря на себя вину и ответственпость за отделившихся братьев. Иначе не будет Христовой правды - если не взять на себя вину. Человеческую правду сложно осуществить в признании виновными сектантов, но Христова правда иная, "безумная" для мира, мудрая лишь - для Бога.

Hи спорами, ни диспутами, ни препирательствами, ни грубыми обличениями нельзя показать ту положительную силу Духа Божьего, который живет в Православии, который есть само Православие, Этот Дух можно выявить лишь в безумном по-человечески отречении от своих разумных прав и предоставлении Суда - Духу.

В православной апологетике надо, прежде всего, делать ясное и твердое ударение на разъяснении смысла вероучения и на показании этого вероучения в жизни. Hадо ясно понять, что Православие есть страшный Огонь, как Святые Тайны. Принимающих полноту Православия этот Огонь либо преобразит, либо сожжет. Православие создало дух русского народа, но оно же и сожгло русский народ. Hеправда, что русский народ сожжен большевизмом; он сожжен Православием, он сделался недостойным причастником Святыни Полноты веры и эта Святыня опалила его. Здесь закон Божьего Духа, закон Церкви. Сектантство - это неправославное искание путей Православия. По немощи человека оно совершается не вглубь>, а вбок, т. с. не в догмате, а около догмата. Догматическая (чистая) жизнь около догмата представляет собою, конечно, большее Православие, чем недогматическая (блудная) жизнь в догмате. Это надо понять со всею ясностью, со всею определенностью Божьего Слова, прямо указывающего на это хотя бы в притче о двух сыновьях, из которых один сказал, что не исполнит воли отчей, но исполнил ее, а другой сказал, что исполнит, но не исполнил. Исповедание православного Символа веры есть запечатление Евангелия. Символ должен совершаться в жизни, стать реальностью. У одного человека он совершенно не реален в жизни, хотя этот человек произносит его каждый день на молитве; у другого вера является в жизни любви его ко Господу Иисусу Христу, к Отцу Hебесному и Духу Святому, и она отражается на лице его, на словах и всех поступках. Кто же ближе к Царствию Божию? Ответ ясен. Конечно, второй, неправославный по имени, но православный по духу и истине, наученный самим Духом.

Православные по самоисповеданию, по самоутверждению должны понять, что Православие это отнюдь не привилегия и не повод к осуждению других, и не гордость. Православие, наоборот, есть смирение, есть исповедание полноты Истины, как правды, так и любви. Православие должно побеждать только сиянием своим, как Сам Господь, а отнюдь не пушкой - стальной или словесной, все равно. Православие не сияет в православном обществе, в том, которое гордится своим Православием. Оно сияет в том, кто смирен в своем Православии, кто чистоту веры понимает не разумом только маленьким своим, но духом, всей жизнью. Красота Православия дана для спасения людей, а православные ее стали обращать для осуждения, для погубления людей. Можно сказать, что нет на земле совершенно православных людей, но что частично православны и сами так называемые православные и те, кто не считает себя в православии, но считает во Христовой Церкви и жизнью живет во Христе. Православие - солнечный свет, лежащий на земле. Светит для всех, но не все освещаются им, ибо кто в подвале, кто закрыл свои окна, кто закрыл свои глаза... Hо невольно возникает вопрос: не есть ли эти мысли, хотя бы в самой малой мере, отказ от чистоты православной веры, от той чистоты, ради которой столько было пролито крови и ревности святыми отцами?

О нет, это не только не отказ от чистоты православности, но это есть защита и исповедание именно ее.

Возьмем для примера почитание святых, молитвы к ним. Сектант - неразумно, не по духу - отрицает эту ветвь жизни духа. Мы утверждаем ее духовную реальность во Христе. Может ли спастись человек, не признающий этой реальности? Страшный вопрос. То, что должно служить как помощь спасения, может ли быть как предлог осуждения, если не воспользоваться этой помощью? Что святые ищут - прославления себя, или Бога? Конечно, Бога. И всякое истинное прославление святых есть прежде всего - прославление Бога: "Дивен Бог во святых Своих..." Значит, если мы прославляем "прямо" Бога и прославляем действительно, нелицемерно, - святые и ангелы, конечно, ликуют, радуются, духовно лобзают такого прославляющего. Hаоборот, если человек поет величание и акафисты святым, а в жизни своей не имеет любви к их духу - духу Христовой чистоты и правды, и любви, не является ли этот человек более поругателем святых, чем прославителем их? Благодаря ему, может быть, многие перестали прославлять святых, соблазнившись такими результатами его прославлений... О, сколь косно и грубо плотское мудрование человеческое, как распинается чистейший Дух Господень в людях!

Установления Православной Церкви суть школа духа, самая удобная, если проходится в духе. Все в Православной Церкви должно оживлять и одухотворять. Вина человека, если он оземляется. Мы, православные пастыри, - учители во Христе. Учитель Един - Господь Иисус Христос, и никто - вне Его - не может быть учителем. Мы учим лишь, как повиноваться Единому Учителю, Мы не во имя свое, но во имя Христово учителя. Hо вот мы видим, что кто-то выучился быть учеником Христовым без нас. Что же? Будем ли мы против него восставать, как хотели апостолы восстать против тех, кто "не ходит с ними" (Лк 9,49), но получили достойную отповедь Учителя, годную и для нас, православных пастырей. Мы радоваться должны, что человек силою Всемогущего Духа, который "дышет, где хочет", чудесно преобразил свою жизнь и приносит Богу плод. Hам не ясен путь Духа в этом человеке? Hо разве мы поставлены судить о путях Духа, если плоды Духа ясны нашим глазам? От плодов велено знавать. Плоды же ясно определены у апостола (1 Кор 13, 4-8). Hепрощаем грех один только - против Св. Духа, против любви к Hему. Любящий неправду, восхваляющий грех, наслаждающийся злобой, повинен в этом грехе, но никак не умственно признающий или умственно непризнающий, т. е. видящий душою или невидящий душою - той или иной истины. Если я духовный дальтоник не вижу того или иного цвета в природе духовного мира, но остальные цвета вижу так же, как видят все, неужели я отверженный? Я скорее должен быть предметом особых попечений, особого сострадания. Сектант, который верует в Пресвятую Троицу, в необходимость духовного рождения, в необходимость сознательного отношения к крещению, в необходимость верующим не стыдиться веры своей среди равнодушных, но исповедовать ее перед всеми, верует каждому слову Священного Писания и из ревности по этой вере считает лишним все иные проявления откровений Духа Святого в Церкви за 1900 лет (откровений, кои не противоречат, но разъясняют скрытое в Евангелии) - этот сектант неужели должен быть злобно гоним нами, православными? В чем же тогда будет наше Православие? Пе только сектантов, этих братьев наших по вере в Единого Спасителя и Искупителя мира, мы не должны злобно, раздражительно и грубо гнать и осуждать. Мы никого из людей не смеем злобно или раздражительно осуждать. Мы можем заметить ошибку, слабость, если сами чисты, но соболезнующе. Hемилосердно мы должны только изгонять грубый дух мира сего из своего сердца. И тогда наше Православие засияет. Ибо средство немыслимо оправдать целью. Hельзя Православие защищать по-язычески или по-иудейски. Чистота Евангельского Духа - Православие Святое - должна защищаться евангельски, бесстрастно, мудро, с великою любовью к той душе, за которую пролита Богочеловеческая кровь.

Кидать камнями очень легко. И ветхий наш человек только ищет дозволенных предлогов для камня. Предлог ревности по вере - самый удобный. Защищается великая святыня - чистота веры и духа! Именно здесь, у защиты святыни должен человек облечься в святыню, подпоясать свои чресла постом и милостынею духа. В этом и будет Православие его жизни.

Hадо открыто признать тот несомненный факт, что среди всех исповеданий веры в истинное Боговоплощение, на земле совершившееся в Господе Иисусе Христе, Альфе и Омеге спасения, среди всех призывающих Его Святое Имя - есть духовно рожденные люди. И среди православных, и среди римо-католиков, и среди протестантов разных направлений и оттенков. Обратный факт таков, что среди и первых, и вторых, и третьих есть люди, не родившиеся духом во Христе, не возненавидевшие зла, не возлюбившие Бога всем сердцем, всем помышлением. Все те, коих Православная Церковь принимает без крещения, все те суть христиане - братья православных во Христе, и отношение к ним должно быть особенно братское, любовное. Говорим, особое, ибо братское отношение должно быть у человека ко всем людям. Как может православный обратить кого-либо к вере, сети не будет у него для этого человека любви? Как узнает этот человек ту веру любви, если не увидит любви у тех, кто ее проповедует?

Гордость мерзка пред Богом, и мы, православные, вразумляемся сейчас не только за грехи своей плоти, но и за грехи своего духа. "Ты говоришь: Я богат... (православен!), - а ты жалок и ниш, и слеп, и наг" (Откр 3, 17), - говорит Господь гордящемуся нелюбовному православному человеку. Придет ли то благословенное время, когда засияет подлинное Православие в тех, кто носит Его имя?! Засияет кротость, милостивость, чистота, любовь нелицемерная о Христе к каждому человеку, к каждой твари. В наши дни сияет вера православная в мученичестве русских людей. По и в некоторых сектантах - мучениках и исповедниках, как и в католиках, изгоняемых и мучимых за веру Христову, - прославилось Православие, истинное, нелицемерное, гораздо более чистое и святое, чем в тысячах теплохладных, боязливых, имеющих только имя, "будто живых" (Откр 3, 1), но на самом деле мертвых последователей нашего чистого догматического учения.

Hаше Православие здесь лишь отблеск, лишь отзвук Православия небесного, его вечной истины, вечных совершенств. Догматически оно чисто отражается в учении Православной Церкви, но оно есть дух и жизнь и имеет плодом своим - только жизнь. Православие есть добрый плод, и о дереве надо судить только по плодам, по результатам его цветения. Пусть цвет некрасив, пусть листья колючи и сухи, пусть дерево низкоросло и неказисто, пусть даже поломано... Hо если плод сладкий, чистый и питательный - то дерево православно в плодоносности своей. И, наоборот, пусть пышны цветы и листья, пусть огромно и чудно дерево, сети плод несъедобно горек, ядовит или ничтожен, то ничто не явит истину Православия этого на вид выделяющегося дерева. И жалко будет оно, сети само станет выделять себя и превозноситься над другими деревьями.

Hо в чем практически состоит дух сектантства, против которого надо вооружаться молитвою и трезвением? Дух этот есть дух душевной (не духовной) ревности. Это - рационализация веры, блюдение чистоты веры и потеря глубины. Это ущерб любви. Hекоторые православные по-сектантски защищают свое Православие, орудуя текстами Писания или канонами, как палками, браня сектантов, или своих же православных (примеры древних и новых расколов), защищая веру свою без надежды на Бога, без любви к человеку. И наоборот, в некоторых сектантах проявляется православный дух в отношении того или иного вопроса. Hапример, в отношении непонимания общения с Hебесною Церковью (святыми) все сектанты будут "не признавать" этого общения, и не желая приобщаться к его опыту Духа, горделиво отвергать это общение, но один сектант будет обличать православных за их "идолопоклонство", другой - "отдаст суд Богу", и лишь кротко помолится о просвещении братьев православных светом истины. И гот, и другой будут вне опыта православного общения с Hебесной Церковью, но один будет неправославно настроен (первый), другой - православно, и несмотря на свое неправославное исповедание веры, может быть, окажется пред Богом более православным, чем иной православный, общающийся со святыми чисто внешне - обрядно, но не поступающий в жизни по заповедям Евангельским, не стремящийся сердцем к духу святых.

Все повинны. "Hет праведного ни одного" (Рим 3, 10) - это надо понять. И не осуждать друг друга, но помогать друг другу, учиться правде друг у друга. Сколько перегородок тогда падет!

Если бы Господь ограничил Себя теми законами спасения, которые понятны нашему человеческому уму, нам бы всем пришлось погибнуть. К безмерному счастью человеческому - это не так. Законы спасения Божьего шире наших пониманий, вернее сказать - глубже. Ибо Спаситель - Господь, а мы - люди, тварь ничтожная и окаянная пред Богом. И "вся наша праведность - как запачканная одежда" (Ис 64, 6)... Вся православность наша действительно "как запачканная одежда"... И сознание этого только выявляет, только подчеркивает безмерную истину, глубину и величие Православия.

СВОБОДА И ВЛАСТЬ

Религиозная свобода и государственная власть - сколько было в истории недоумений, недоразумений, трудностей в выяснении взаимоотношений… И не всем легко понять, что свобода людей, граждан не только «этого» мира, состоит в том, что, как подчиняясь тем или иным земным властям, так и не подчиняясь им в том или другом, они могут исполнять волю Божию.

Восставая в чем-либо против каких-либо властей этого мира, христианин восстает не на природу этих от Бога данных властей, а лишь на неправедное их содержание. В этом сущность христианского личного мудрого, зрячего отношения к власти, в отличие от анархического, самостного или абстрактного. Человечество привыкло либо тупо подчиняться всякому принуждению, либо эгоцентрически восставать против всякого принуждения и даже против самой природы власти. Лишь к слепому и самостному противлению властям относятся слова апостола: «Противящийся власти противится Божию установлению».

Восставая против неправедного духа той или другой власти, борясь за восстановление попираемых в мире Божиих законов, человек, в сущности, защищает самый лик власти как Божиего установления, данного Богом на добро, а не на зло.

Власть дается на Богослужение и на служение человеку, его истинной свободе, - не на боговосстание и не на господство над человеком. Первой земной властью является власть родительская. И ребенок призван не только ей повиноваться, но и почитать ее: «Чти отца твоего и матерь твою». Однако даже это первое свое повиновение человек в некоторых случаях может, и даже обязан, нарушить, ибо «должно повиноваться больше Богу, нежели человекам» (Деян. 5, 29). Если в отношении законной и природной родительской власти заповедуется Евангелием страшное в чистом своем значении слово «ненависть» (т. е. высшее выражение отвержения), то тем более человек имеет право свято «ненавидеть», т. е. отвергать ту власть мира, которая удерживает его или других людей от послушания последней власти и правде Божией. Таков диапазон данной свыше человеку свободы духа! Но эта свобода рождается не из эгоизма человеческого, а из любви человека к Богу. Самость надо связывать ограничением (и «государственным» тоже); даже злым господам апостол советует подчиняться по совести (а не из низменного чувства выгоды или страха наказания) - этим воспитывается внутренняя свобода служения прежде всего Богу в разных условиях. Инок в монастыре призван слушаться даже недостойного игумена («если только он не еретик»). Так связываемая самость, эгоцентричность человека открывает наилучший путь к свободе человеческого духа. Оттого истинная христианская кротость, не оправдывая рабства и не поощряя насильников, является высшим утверждением человеческой свободы и силы духа.

Если же свобода взыскуется не подлинная, а эгоистическая и Божия воля пренебрегается, то зло умножается. Это мы видим в истории. Лишь исполнение воли Божией и умаление эгоистической воли, являясь осуществлением любви и послушанием Богу, есть явление истинной свободы.

Некогда христианский епископ приветствовал Аттилу, входящего в Европу: «Да будет благословен приход твой, бич Бога, Которому я служу, и не мне останавливать тебя!» Было бы неверно отсюда выводить мысль, что всех аттил надо всегда приветствовать такими словами. Аэций и Теодорих хорошо поняли, чем им надо было встретить Аттилу… И чрез таких понимающих людей земля уже сколько раз очищалась от «бичей», переставших быть Божиими.

Приветствие христианского епископа (глубокое по духовному содержанию своему) не делало, конечно, ни Аттилу, ни его варваров теми силами, сопротивление которым воспрещается. Но Аттила в самой разрушительности своей был призван сделать нечто положительное: вразумить развращенную Европу и сжечь догнивающие остатки древней цивилизации… После этого «ассенизаторского», можно сказать, в историческом аспекте дела Аттила с его варварами как беззаконная и нечестивая власть был изгнан чрез людей той же самой силой Божией, которая его «допустила».

Жанна д’Арк, борясь против поработителей своего народа, пытавшихся установить в ее стране свою «законную» (и даже «христианскую») власть, следовала древним библейским примерам и своим непосредственным откровениям Духа, подтвержденным впоследствии тою же Церковью, слепые представители которой ее умертвили.

Но не всякое время истории бывает временем Жанны д’Арк. Это надо учесть. Не всякое время бывает и временем Дмитрия Донского и преподобного Сергия. Далеко не всегда и не всякий борец против какого-нибудь общественного зла непременно несет в себе благодать истинной борьбы. И не всякий человек, имеющий благодать личной борьбы со злом, имеет уже и благодать общественной борьбы со злом. Есть и было немало в мире таких борцов, которые, пренебрегая благодатью борьбы со своим злом, пытались, однако, нести борьбу со злом общественным, и даже в мировом масштабе. От этого зло только умножалось. И хотя всегда были люди, несшие в истории благодать общественной борьбы за правду Божию, но в истории было больше безблагодатных и лицемерных человеческих борений со злом и только «воздух биющих» слов. Это относится и к нашему времени, и не только к светской, но и к церковной области.

Зовя к повиновению государственной власти, апостолы зовут к повиновению власти как таковой, данной на созидание и на охрану доброго созидания. Апостолы зовут к послушанию тому, что является «от Бога» (в истории были мечтатели, гнушавшиеся всякой властью в мире, готовые видеть во всякой государственной власти «печать диавола» и «силу антихриста»).

Апостол Павел во всех изгибах своей удивительной мысли выводит человека из «двухмерных», материалистических отношений к жизни и поднимает в ту область, где есть и третья сторона жизни (глубина) и где весь мир уже видится как озаренный Божиим светом. И только в этой глубине понимания мира как творения Божиего, хотя и лежащего «во зле», но прежде всего лежащего в Боге («везде Сый и вся Исполняяй»), история человечества перестает быть только «скверной», подчиненной лишь одной грешной человеческой или демонической воле… Над всякой силой мира встает всегда сила и воля Творца… И эта высшая сила допускает или благословляет те или иные события мира, выявляя человеческую свободу, открывая цель истории.

Наблюдая человеческую власть, задавшуюся целью отвергнуть власть Божию в мире, мы спрашиваем себя: какая воля движет такой властью? Конечно, воля человеческая и демоническая, т. е. тварная. Но какая воля допускает ее на земле? Злую волю терпит, конечно, не благословляющая, а допускающая воля Божия, без которой ничего в мире не может произойти. Ради наиболее яркого выявления отвратительности зла пред потемненным сознанием, ради научения нечуткого человека ценностям высшим, вечным, ради спасения мира от зла воля Божия допускает в мире эту «экстериоризацию» обезображенного грехом человеческого сознания и злой воли, следствием которых являются и разрушительные стихийные явления природы - бури, болезни, эпидемии, землетрясения, наводнения, катастрофы… Не благословляет Творец это божественное искажение Им созданной гармонии жизни, но допускает его с целью промыслительной для человека, с целью исцелить искажение духовное в людях. И только поняв всю беззащитность, слабость и смертность свою без Бога, человек может найти свое великое спасение в Боге… Увидеть это можно только в свете вечности.

Много недоумений в душах вызывают столь горькие для человечества временные победы зла в личности, общественной и мировой жизни людей. Эти «победы» зла, в сущности, являются лишь следствиями. Они допускаются Богом ради обнаружения зла и чтобы оторвать сердце человеческое от пристрастия к быстро преходящим ценностям мира. «Богатство течет, не прилагай к нему сердца», - говорит Писание. И весь мир со своей славой «течет». Все превратно на этой земле, но трудности ее допускаются, чтобы выявить, разжечь в человеке любовь к Жизни Вечной и к Тому, в руках Которого вся Жизнь. В мире все должно смирять человеческий титанизм, все призвано разрушить утопическую, ложную веру людей в возможность земного рая без Бога, среди зла и смерти.

Экстериоризацией смерти, зла, живущего в сердцах человеческих, должна быть выявлена и укреплена человеческая свобода преодоления зла и смерти. От этого - все трудности мира и все его болезни! Но они не к смерти, а к славе Божией (Ин. 11,4). Плуг вспахивает землю под зерна вечности. Цепы молотят хлеб Жизни, отделяя зерно от мякины.

Создав человеческую свободу (положив именно в ней Свой «образ»), Творец допускает наше самоволие, рождаемое нами из драгоценной нашей свободы… Выбор между добром и злом только допускается Богом, а выбор человеком Божией правды благословляется.

И в этой именно борьбе внутри самой свободы выявляется сущность человека.

Обнаружение внутреннего зла, допущение внешней власти антирелигиозников, материалистов, замышляющих превратить тот или иной народ или коллектив людей в трамплин для прыжка воинствующего материализма в мир, - вызов всем людям, не только данной страны, но и всего мира. Это призыв всего человечества к Богу.

Допуская демонов вселяться в свиней (образ вселения зла в какой-либо коллектив или государство), Творец обнаруживает перед глазами людей реальность того духовного, невидимого зла, в которое многие еще не верят. Этим указывается каждому человеку необходимость восстать против демонов тьмы, облечь свое сердце в Божий Свет.

Личное, коллективное, общественное и государственное беззаконие доводится в истории до его логических и метафизических последствий, чтобы добро сделалось еще более горячим. «Теплохладное» же добро все время извергается из Божиих уст», лишается в истории самого имени добра, и на смену этому неистинному, лицемерному добру приходит откровенное зло - да воспрянет сердце человеческое! «Знаю твои дела; ты не холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих… Кого я люблю, тех обличаю и наказываю. Итак будь ревностен и покайся» (Откр. 3, 15,19).

Понимание того, что та или иная физическая или социальная болезнь допущена свыше, не может, конечно, помешать самой активной борьбе против этой болезни. Как физические, так и социальные свои болезни человек призван лечить всеми доступными ему средствами, предочистив себя покаянием и преданностью в волю Божию. Не лекарства, не доктора сами по себе, не хирургические ножи вылечивают человека, общество или народ, но сила жизни, от Бога исходящая. Она исцеляет, живит, воскрешает непосредственно и через лекарства, докторов, хирургические ножи… Таково теоцентрическое сознание, столь нужное всем; от него все отпадают люди, но к нему призваны возвращаться.

Божия власть в отличие от человеческой не убивает и не связывает свободы человека, но освобождает, воспитывает свободу и совершенствует ее, лечит Любовью и Истиной. Логосом Божиим освобожденный человек высоко поднимается над преходящими властями и явлениями этого мира. И можно слышать, как Истина, окрыляя последнюю свободу человека, гремит в грозных событиях земли и тихо склоняется над верной душой, напояя ее ведением тех тайн, которые нельзя «поведать врагам» - даже тем, кто хочет быть другом, но еще не стал им.

Архиепископ Иоанн (в миру князь Дмитрий Алексеевич Шаховской ; 23 августа (19020823 ) , Москва - 30 мая , Санта-Барбара , Калифорния , США) - епископ Православной церкви в Америке , архиепископ Сан-Францисский и Западно-Американский. Проповедник, писатель, поэт.

Биография

Семья, детство, юность

Служение в Германии

1 апреля 1932 года был назначен настоятелем Свято-Владимирской церкви в Берлине . Митрополит Евлогий вспоминал об этом времени, что

приход возглавил о. Иоанн Шаховской, человек даровитый, высокого аскетического склада, подвижнического духа, пламенный миссионерский проповедник. Он привлёк сердца; приход ожил и процвёл.

Сам архиепископ Иоанн вспоминал об этом периоде своей жизни:

Мой берлинский приход св. кн. Владимира был не только местом моей приходской работы, но … стал центром работы печатной, миссионерской и благовестнической. За эти годы пришлось издать много книг и посетить все, кроме Албании , страны Европы со словом благовествования людям русского рассеяния. Особенно утешительными и плодотворными были мои лекционные поездки в Латвию , Эстонию и Финляндию , где оставалось коренное русское население.

Издавал и редактировал журнал «За Церковь», основал одноимённое православное издательство. В 1937 был духовным руководителем добровольческой русской роты в рядах армии генерала Франсиско Франко во время гражданской войны в Испании . Деятельность «евлогианских» приходов в Германии вызывала негативное отношение со стороны нацистских властей, считавших их недостаточно лояльными и предпочитавших контактировать с РПЦЗ. Однако он отказался вновь менять юрисдикцию, хотя и был вынужден в 1942 году войти в состав епархиального совета Германской епархии РПЦЗ как представитель приходов, оставшихся в ведении митрополита Евлогия.

Одним из самых противоречивых решений Иоанна (Шаховского) стало его первоначальное отношение к нападению нацистской Германии на Советский Союз . Он, как и часть эмиграции, был подвержен иллюзиям, видя в начавшейся войне начало конца Советского Союза, то есть России как завершающего этапа русской истории. Выступая в выходившей в Германии газете «Новое Слово» 29 июня он писал:

Промысл избавляет русских людей от новой гражданской войны, призывая на землю силы исполнить своё предназначение. Право на операцию свержения 3-го Интернационала поручается искусному, опытному в науке своей германскому хирургу. Лечь под его хирургический нож тому, кто болен, не зазорно. Операция началась. Неизбежны страдания, ею вызываемые. Но невозможно было провидению долее ожидать свержения 3-го Интернационала рукою сосланных и связанных на всех местах русских людей… Понадобилась профессиональная, военная, испытанная в самых ответственных боях железно точная рука германской армии. Ей ныне поручено сбить красные звезды со стен русского Кремля, она их собьёт, если русские люди не собьют их сами. Эта армия, прошедшая своими победами по всей Европе, сейчас сильна не только мощью своего вооружения и принципов, но и тем послушанием высшему зову, Провидением на неё наложенному сверх всяких политических и экономических разсчетов. Сверх всего человеческого действует меч Господень .

Позднее архимандрит Иоанн благоразумно не делал подобных заявлений. Напротив, 24 июля 1944 года в Берлине он тайно отслужил службы о здравии тех, кто в опасности, и об упокоении душ уже убитых католиков, протестантов, православных, принимавших участие в заговоре 20 июля с целью убийства Гитлера, что с точки зрения Православной церкви являлось неканоничным (за инославных положена только частная, а не церковная молитва).

Архиерей в США

В феврале 1945 года переехал в Париж , а в начале 1946 года - в США .

С 1946 по 1947 годы был настоятелем храма в Лос-Анджелесе .

После собора в ноябре 1946 года в Кливленде был противником присоединения митрополии к Московской патриархии.

11 мая 1947 года рукоположён во епископа Бруклинского , викария митрополита Феофила (Пашковского) . В том же году назначен ректором Свято-Владимирской духовной семинарии .

Заведовал Южноамериканской епархией и заграничными делами Митрополии. Активный участник экуменического движения , член Всемирного совета церквей .

В 1975 году временно ушёл на покой по болезни, а с 1978 года постоянно находился на покое.

С 1948 года периодически, с 1951 года - регулярно, а с 1953 года еженедельно вёл на радиостанции «Голос Америки » передачу «Беседы с русским народом». Автор многочисленных религиозных трудов, часть которых издана в переводах, на английском, немецком, сербском, итальянском и японском языках.

архиепископ не только духовное лицо, проповедник. Он писатель, и писатель известный. Его книги читают и эмигранты, попадают они и в Россию. Владыка всегда выбирает очень актуальные темы. Такова его книга о Льве Николаевиче Толстом . Таковы его книги, появившиеся за последнее время, в которых Владыка откликается на все актуальные вопросы нашего времени. При этом надо отметить одну характерную черту Владыки Иоанна: он никогда не опускается до вульгарной полемики, с личными выпадами, с грубостями в адрес идейных противников. Он всегда сохраняет корректный, доброжелательный тон. Владыка, разумеется, всегда пишет как православный епископ. Его православие органично: оно пропитывает все его мысли и чувства. И наряду с этим, широта: он может всегда понять противника, и, чувствуется, его уважает и питает к нему христианские чувства. Таковы же его воспоминания. Никакого пристрастия, никаких опрометчивых суждений.

Скончался 30 мая 1989 года на покое в Санта-Барбаре . Был похоронен на сербском кладбище в пригороде Сан Франциско.

Поэтическое творчество

Владыка Иоанн занимался литературным творчеством - прозаическим и поэтическим - под псевдонимом Странник - ещё с тех времён, когда не был рукоположен. Он автор многочисленных стихотворных произведений.

Баллада о крохах

…И псы едят крохи, которые падают со стола… (Мф. 15, 27)

Крошку белую со стола Мне сама любовь принесла. Я хожу под столом вокруг, Нет ни слов у меня, ни рук. За столом сидят господа, Перед ними большая еда. А я под столом всё хожу, Крошку малую нахожу. Есть у пса своя благодать - Крошки малые собирать! Я лишь пёс, но я пёс с душой, Мне не нужно крошки большой, Мне не нужно больших наград, Жизнь идёт светлей, веселей, Каждой крошке своей я рад. И над всею жизнью моей Крошки Неба летят, летят.

Иночество

Ничего я больше не хочу, - Только дай мне, Господи, свечу, Этот малый, тихий огонёк, Чтоб его до смерти я берёг. А когда, средь раннего утра, Мне в Твой Дом идти придёт пора, В тишине Своей, не пред людьми, Сам из рук моих свечу возьми.

Библиография

Напишите отзыв о статье "Иоанн (Шаховской)"

Примечания

Литература

  • Нивьер, Антуан. Православные священнослужители, богословы и церковные деятели русской эмиграции в Западной и Центральной Европе. 1920-1995: Биографический справочник. М.-Париж, 2007. С. 231-233.
  • Варакина, Е. Р. Картина мира в лирике Г.Иванова и архиепископа Иоанна (Шаховского). М., МАКС Пресс, 2010, 199 с.
  • von Scheliha, Wolfram. Šachovskoj Dmitrij Alekseevič (geistlicher Name Ioann, auch John Shakhovskoy). // Biographisch-Bibliographisches Kirchenlexikon, т. 30. Nordhausen, Bautz-Verlag, 2009, стб. 1197-2006.

Ссылки

  • на SouLibre

Отрывок, характеризующий Иоанн (Шаховской)

– Ну так что ж! вы знаете, что есть там и что есть кто то? Там есть – будущая жизнь. Кто то есть – Бог.
Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.

Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C"est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu"est ce que c"est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m"avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c"est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m"etre reconaissante de ce que j"explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…
Все молчали, одна странница говорила мерным голосом, втягивая в себя воздух.
– Пришла, отец мой, мне народ и говорит: благодать великая открылась, у матушки пресвятой Богородицы миро из щечки каплет…
– Ну хорошо, хорошо, после расскажешь, – краснея сказала княжна Марья.
– Позвольте у нее спросить, – сказал Пьер. – Ты сама видела? – спросил он.
– Как же, отец, сама удостоилась. Сияние такое на лике то, как свет небесный, а из щечки у матушки так и каплет, так и каплет…
– Да ведь это обман, – наивно сказал Пьер, внимательно слушавший странницу.
– Ах, отец, что говоришь! – с ужасом сказала Пелагеюшка, за защитой обращаясь к княжне Марье.
– Это обманывают народ, – повторил он.
– Господи Иисусе Христе! – крестясь сказала странница. – Ох, не говори, отец. Так то один анарал не верил, сказал: «монахи обманывают», да как сказал, так и ослеп. И приснилось ему, что приходит к нему матушка Печерская и говорит: «уверуй мне, я тебя исцелю». Вот и стал проситься: повези да повези меня к ней. Это я тебе истинную правду говорю, сама видела. Привезли его слепого прямо к ней, подошел, упал, говорит: «исцели! отдам тебе, говорит, в чем царь жаловал». Сама видела, отец, звезда в ней так и вделана. Что ж, – прозрел! Грех говорить так. Бог накажет, – поучительно обратилась она к Пьеру.
– Как же звезда то в образе очутилась? – спросил Пьер.
– В генералы и матушку произвели? – сказал князь Aндрей улыбаясь.
Пелагеюшка вдруг побледнела и всплеснула руками.
– Отец, отец, грех тебе, у тебя сын! – заговорила она, из бледности вдруг переходя в яркую краску.
– Отец, что ты сказал такое, Бог тебя прости. – Она перекрестилась. – Господи, прости его. Матушка, что ж это?… – обратилась она к княжне Марье. Она встала и чуть не плача стала собирать свою сумочку. Ей, видно, было и страшно, и стыдно, что она пользовалась благодеяниями в доме, где могли говорить это, и жалко, что надо было теперь лишиться благодеяний этого дома.
– Ну что вам за охота? – сказала княжна Марья. – Зачем вы пришли ко мне?…
– Нет, ведь я шучу, Пелагеюшка, – сказал Пьер. – Princesse, ma parole, je n"ai pas voulu l"offenser, [Княжна, я право, не хотел обидеть ее,] я так только. Ты не думай, я пошутил, – говорил он, робко улыбаясь и желая загладить свою вину. – Ведь это я, а он так, пошутил только.
Пелагеюшка остановилась недоверчиво, но в лице Пьера была такая искренность раскаяния, и князь Андрей так кротко смотрел то на Пелагеюшку, то на Пьера, что она понемногу успокоилась.

Странница успокоилась и, наведенная опять на разговор, долго потом рассказывала про отца Амфилохия, который был такой святой жизни, что от ручки его ладоном пахло, и о том, как знакомые ей монахи в последнее ее странствие в Киев дали ей ключи от пещер, и как она, взяв с собой сухарики, двое суток провела в пещерах с угодниками. «Помолюсь одному, почитаю, пойду к другому. Сосну, опять пойду приложусь; и такая, матушка, тишина, благодать такая, что и на свет Божий выходить не хочется».
Пьер внимательно и серьезно слушал ее. Князь Андрей вышел из комнаты. И вслед за ним, оставив божьих людей допивать чай, княжна Марья повела Пьера в гостиную.
– Вы очень добры, – сказала она ему.
– Ах, я право не думал оскорбить ее, я так понимаю и высоко ценю эти чувства!
Княжна Марья молча посмотрела на него и нежно улыбнулась. – Ведь я вас давно знаю и люблю как брата, – сказала она. – Как вы нашли Андрея? – спросила она поспешно, не давая ему времени сказать что нибудь в ответ на ее ласковые слова. – Он очень беспокоит меня. Здоровье его зимой лучше, но прошлой весной рана открылась, и доктор сказал, что он должен ехать лечиться. И нравственно я очень боюсь за него. Он не такой характер как мы, женщины, чтобы выстрадать и выплакать свое горе. Он внутри себя носит его. Нынче он весел и оживлен; но это ваш приезд так подействовал на него: он редко бывает таким. Ежели бы вы могли уговорить его поехать за границу! Ему нужна деятельность, а эта ровная, тихая жизнь губит его. Другие не замечают, а я вижу.
В 10 м часу официанты бросились к крыльцу, заслышав бубенчики подъезжавшего экипажа старого князя. Князь Андрей с Пьером тоже вышли на крыльцо.
– Это кто? – спросил старый князь, вылезая из кареты и угадав Пьера.
– AI очень рад! целуй, – сказал он, узнав, кто был незнакомый молодой человек.
Старый князь был в хорошем духе и обласкал Пьера.
Перед ужином князь Андрей, вернувшись назад в кабинет отца, застал старого князя в горячем споре с Пьером.
Пьер доказывал, что придет время, когда не будет больше войны. Старый князь, подтрунивая, но не сердясь, оспаривал его.
– Кровь из жил выпусти, воды налей, тогда войны не будет. Бабьи бредни, бабьи бредни, – проговорил он, но всё таки ласково потрепал Пьера по плечу, и подошел к столу, у которого князь Андрей, видимо не желая вступать в разговор, перебирал бумаги, привезенные князем из города. Старый князь подошел к нему и стал говорить о делах.
– Предводитель, Ростов граф, половины людей не доставил. Приехал в город, вздумал на обед звать, – я ему такой обед задал… А вот просмотри эту… Ну, брат, – обратился князь Николай Андреич к сыну, хлопая по плечу Пьера, – молодец твой приятель, я его полюбил! Разжигает меня. Другой и умные речи говорит, а слушать не хочется, а он и врет да разжигает меня старика. Ну идите, идите, – сказал он, – может быть приду, за ужином вашим посижу. Опять поспорю. Мою дуру, княжну Марью полюби, – прокричал он Пьеру из двери.
Пьер теперь только, в свой приезд в Лысые Горы, оценил всю силу и прелесть своей дружбы с князем Андреем. Эта прелесть выразилась не столько в его отношениях с ним самим, сколько в отношениях со всеми родными и домашними. Пьер с старым, суровым князем и с кроткой и робкой княжной Марьей, несмотря на то, что он их почти не знал, чувствовал себя сразу старым другом. Они все уже любили его. Не только княжна Марья, подкупленная его кроткими отношениями к странницам, самым лучистым взглядом смотрела на него; но маленький, годовой князь Николай, как звал дед, улыбнулся Пьеру и пошел к нему на руки. Михаил Иваныч, m lle Bourienne с радостными улыбками смотрели на него, когда он разговаривал с старым князем.
Старый князь вышел ужинать: это было очевидно для Пьера. Он был с ним оба дня его пребывания в Лысых Горах чрезвычайно ласков, и велел ему приезжать к себе.
Когда Пьер уехал и сошлись вместе все члены семьи, его стали судить, как это всегда бывает после отъезда нового человека и, как это редко бывает, все говорили про него одно хорошее.

Возвратившись в этот раз из отпуска, Ростов в первый раз почувствовал и узнал, до какой степени сильна была его связь с Денисовым и со всем полком.
Когда Ростов подъезжал к полку, он испытывал чувство подобное тому, которое он испытывал, подъезжая к Поварскому дому. Когда он увидал первого гусара в расстегнутом мундире своего полка, когда он узнал рыжего Дементьева, увидал коновязи рыжих лошадей, когда Лаврушка радостно закричал своему барину: «Граф приехал!» и лохматый Денисов, спавший на постели, выбежал из землянки, обнял его, и офицеры сошлись к приезжему, – Ростов испытывал такое же чувство, как когда его обнимала мать, отец и сестры, и слезы радости, подступившие ему к горлу, помешали ему говорить. Полк был тоже дом, и дом неизменно милый и дорогой, как и дом родительский.
Явившись к полковому командиру, получив назначение в прежний эскадрон, сходивши на дежурство и на фуражировку, войдя во все маленькие интересы полка и почувствовав себя лишенным свободы и закованным в одну узкую неизменную рамку, Ростов испытал то же успокоение, ту же опору и то же сознание того, что он здесь дома, на своем месте, которые он чувствовал и под родительским кровом. Не было этой всей безурядицы вольного света, в котором он не находил себе места и ошибался в выборах; не было Сони, с которой надо было или не надо было объясняться. Не было возможности ехать туда или не ехать туда; не было этих 24 часов суток, которые столькими различными способами можно было употребить; не было этого бесчисленного множества людей, из которых никто не был ближе, никто не был дальше; не было этих неясных и неопределенных денежных отношений с отцом, не было напоминания об ужасном проигрыше Долохову! Тут в полку всё было ясно и просто. Весь мир был разделен на два неровные отдела. Один – наш Павлоградский полк, и другой – всё остальное. И до этого остального не было никакого дела. В полку всё было известно: кто был поручик, кто ротмистр, кто хороший, кто дурной человек, и главное, – товарищ. Маркитант верит в долг, жалованье получается в треть; выдумывать и выбирать нечего, только не делай ничего такого, что считается дурным в Павлоградском полку; а пошлют, делай то, что ясно и отчетливо, определено и приказано: и всё будет хорошо.
Вступив снова в эти определенные условия полковой жизни, Ростов испытал радость и успокоение, подобные тем, которые чувствует усталый человек, ложась на отдых. Тем отраднее была в эту кампанию эта полковая жизнь Ростову, что он, после проигрыша Долохову (поступка, которого он, несмотря на все утешения родных, не мог простить себе), решился служить не как прежде, а чтобы загладить свою вину, служить хорошо и быть вполне отличным товарищем и офицером, т. е. прекрасным человеком, что представлялось столь трудным в миру, а в полку столь возможным.
Ростов, со времени своего проигрыша, решил, что он в пять лет заплатит этот долг родителям. Ему посылалось по 10 ти тысяч в год, теперь же он решился брать только две, а остальные предоставлять родителям для уплаты долга.

Армия наша после неоднократных отступлений, наступлений и сражений при Пултуске, при Прейсиш Эйлау, сосредоточивалась около Бартенштейна. Ожидали приезда государя к армии и начала новой кампании.