Принципы неприменения силы или угрозы силой и мирного урегулирования споров. Принцип неприменения силы или угрозы силой в условиях усиления глобальных процессов Неприменение силы

В 1968 году остров был провозглашен независимым государством – Республикой Науру.

В мае 1989 года Республика Науру предъявила иск против Австралии в Международном Суде ООН с требованием признать материальную ответственность Австралии за нанесение ущерба территории Науру ввиду хищнической эксплуатации её природных ресурсов в прошлом. Австралия попыталась оспорить компетенцию Международного суда по данному спору, сформулировала возражения по иску и указала, что, помимо Австралии, мандатариями выступали ещё два государства. Тем не менее, Международный суд ООН решением 1992 года признал свою компетенцию по делу (ICJ. Reports,1992, p.240).

Австралия в частности, утверждала, что для предъявления иска истек срок давности и с прекращением опеки все претензии также прекращены. Суд, однако, отметил, что в международном праве нет ограничения сроков предъявления претензий государствами друг другу и срок давности нельзя установить истекшим.

Суд установил, что распределение обязанностей между тремя государствами – мандатариями было таковым, что именно Австралия осуществляла фактическое управление островом, а Великобритания и Новая Зеландия получали информацию и доходы. Это не исключало возможности предъявления претензии каждому из трех государств, но вопрос о возможной ответственности третьих стран не являлся предварительным условием ответственности Австралии. В результате последующих переговоров между Республикой Науру и Австралией в августе 1993 года было подписано Соглашение по данному делу и Совместная декларация руководящих принципов взаимоотношений между Австралией и Науру. По Соглашению Австралия признала свою ответственность за экологический ущерб, причинённый Науру, и обязалась выплатить 107 млн австралийских долларов: более половины суммы была выплачена сразу, а остальная часть подлежала выплатам в течение 20 лет.

По окончании 20 летнего периода Австралия обязалась оказывать Республике Науру в качестве компенсации экологическую и иную помощь. Республика Науру, со своей стороны, отказалась от любых претензий в будущем в связи с ответственностью Австралии, Великобритании и Новой Зеландии за расхищение ресурсов острова. Интересно, что Великобритания и Новая Зеландия обратились в Международный Суд ООН с просьбой исключить дело из реестра Суда в связи с достижением указанного Соглашения (что и было сделано Судом).

По сути дела, данный спор является прецедентным в том смысле, что подтвердил материальную ответственность бывших колониальных государств за нанесенный ими ущерб, причем без всякого срока давности. Ответственность за международное преступление колониализма не имеет срока давности.

Центральным в международном праве можно считать принцип неприменения силы. Он даже стал водоразделом между классическим и современным этапами развития международного права. С его легализацией в Уставе ООН начался новый этап современного международного права.

До юридического закрепления принципа неприменения силы существовало право на войну, на применение силы. Мир, в котором существует такое право никогда не будет устойчивым. Развитие человеческой цивилизации уже много столетий идет по пути ограничения применения силы в международных отношениях. В старом международном праве существовало право на войну в случае любого спора между государствами. Однако постепенно это право подвергается ограничениям. Основатель науки международного права Г.Гроций в своей работе «О праве войны и мира», изданной в 1625 году уже подразделял войны на справедливые и несправедливые.

В национальных системах легальное применение силы централизованно, монополизировано государством. В международной жизни ввиду отсутствия надгосударственной власти сила находится в распоряжении самих субъектов.

В таких условиях особое значение имеет установление правовых рамок применения силы.

Показательно, что это понимали уже те, в чьих умах родилась идея международного права. Ф. де Витториа и В. Айала в XVI в. и Г. Гроций в XVII веке читали, что война может использоваться лишь в порядке самообороны или как крайнее средство защиты права.

Однако государства не были готовы к принятию этого положения. Своим суверенным правом они считали неограниченное право на войну (jus ad bellum). Такой подход был несовместим с международным правом. За признание этой истины человечество заплатило высокую цену.

Принцип неприменения силы и угрозы силой, ставящий войну и иные силовые методы ведения внешней политики вне права, стал формироваться лишь в XX в. Его появление стало огромным достижением мирового сообщества и благодатной новеллой современного международного права. Вся предшест­вовавшая XX в. история человечества - это история повсеме­стного и легального применения силы в отношениях между на­родами и государствами: война издавна считалась вполне пра­вомерным средством внешней политики государств. Каждое государство имело ничем не ограниченное право на войну – jus ad bellum.

Принятые на Гаагской конференции 1899 и 1907 гг. конвенции о мирном решении международных столкновений и об ограничении применения силы при взыскании по договорным долговым обязательствам обязывали государства по возможности не прибегать к силе, а обеспечивать мирное решение международных споров.

Формирование и признание данного принципа шло трудно и поэтапно. Невиданные ранее масштабы военных действий и человеческие жертвы, принесенные в ходе Первой мировой войны, создание первой в истории организации по обеспече­нию международного мира - Лиги Наций, антивоенные акты Советской России и 14 пунктов Президента США В. Вильсона, широкое пацифистское движение создали благоприятную по­литико-правовою основу для ограничения применения силы и ее запрета. Но государства еще не были готовы пойти на пол­ный запрет войны. В Статуте Лиги Наций государства лишь ре­шились «для гарантии их мира и безопасности... принять неко­торые обязательства не прибегать к войне ».

Несмотря на жертвы, понесенные в ходе Первой мировой войны, и массовые требования запретить агрессивную войну, Статут Лиги Наций этого не сделал, введя лишь некоторые ограничения.

Статут Лиги Наций:

принять некоторые обязательства не прибегать к войне,

Статья 11

Определенно объявляется, что всякая война или угроза войны, затрагивает ли она прямо, или нет, кого-либо из членов Лиги, интересует Лигу в целом и что последняя должна принять меры, способные действительным образом оградить мир Наций. В подобном случае Генеральный секретарь немедленно созывает Совет по требованию всякого члена Лиги.

Кроме того, объявляется, что всякий член Лиги имеет право, дружественным образом, обратить внимание Собрания или Совета на всякое обстоятельство, способное затронуть международные отношения и, следовательно грозящее поколебать мир или доброе согласие между нациями, от которого мир зависит.

Статья 16

Если член Лиги прибегает к войне, в противность обязательствам, принятым в статьях 12, 13 или 15, то он ipso facto рассматривается, как совершивший акт войны против всех других членов Лиги. Последние обязуются немедленно порвать с ним все торговые или финансовые отношения, воспретить все сношения между своими гражданами и гражданами государства, нарушившего Статут, и прекратить всякие финансовые, торговые или личные сношения между гражданами этого государства и гражданами всякого другого государства, является ли оно членом Лиги или нет.

В этом случае Совет обязан предложить различным заинтересованным Правительствам тот численный состав военной, морской или воздушной силы, посредством которого члены Лиги будут, по принадлежности, участвовать в вооруженных силах, предназначенных для поддержания уважения к обязательствам Лиги.

Члены Лиги соглашаются, кроме того, оказывать друг другу взаимную поддержку при применении экономических и финансовых мер, которые должны быть приняты в силу настоящей статьи, чтобы сократить до минимума могущие проистечь из них потери и неудобства. Они, равным образом, оказывают взаимную поддержку для противодействия всякой специальной мере, направленной против одного из них государством, нарушившим Статут. Они принимают необходимые постановления для облегчения прохода через их территорию сил всякого члена Лиги, участвующего в общем действии для поддержания уважения к обязательствам Лиги.

Может быть исключен из Лиги всякий член, оказавшийся виновным в нарушении одного из обязательств, вытекающих из Статута. Исключение выносится голосами всех остальных членов Лиги, представленных в Совете.

В случае возникно­вения спора они обязались использовать сначала мирную процедуру его разрешения (передать спор на рассмотрение Со­вета Лиги, Постоянной палаты Международного Суда или тре­тейского суда) и не прибегать к войне до истечения трех меся­цев после вынесения решения каким-либо из этих органов. В этих условиях многие государства пошли го пути заключения двусторонних договоров о ненападении друг на друга. Большую активность в этом проявил и Советский Союз. Значимым со­бытием на пути запрещения войн стало принятие 27 августа 1928 г. многостороннего Парижского договора об отказе от войны как орудия национальной политики (Пакта Бриана- Келлога) - первого в истории международно-правового акта, содержавшего юридические обязательства государств не прибе­гать к войне для решения своих внешнеполитических проблем.

Это был важный шаг в становлении принципа неприменения силы в качестве обычной нормы общего международного права. Статья 1 Парижского пакта:

Участники Договора «осуждают обращение к войне для урегулирования международных споров и отказываются от таковой в своих взаимных отношениях в качестве орудия национальной политики».

Однако для его окончательного утверждения человечеству пришлось принести жертвы Второй мировой войны.

В качестве главной цели Устав ООН установил: избавить грядущие поколения от бедствий войны, принять практику, в соответствии с которой вооруженные силы применяются не иначе как в общих интересах. Устав ООН, в отличие от этого Пакта не только запрещает агрессивные войны, но и обязывает государства «воздерживаться в их международных отношениях от угрозы силой или её применения как против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства, так и каким-либо другим образом, несовместимым с целями Объединённых Наций» (п.4 ст.2).

Устав ставит в один ряд угрозу силой и её применение. Угроза силой будет противоправной в тех же случаях, когда противоправно и применение силы. Это положение подтверждено и Международным Судом ООН:

В Консультативном заключении 1986 г. «О правомерности угрозы или применения ядерного оружия» Суд определил, что «если применение силы в данном случае является противоправным, по каким бы то ни было основаниям, то и угроза силой будет также противоправной».

Впоследствии он был конкретизирован в документах, принятых в форме резолюций ООН, в том числе в Декларации о принципах международного права 1970 года, Определении агрессии 1974 года, Заключительном акте СБСЕ 1975 года, Декларации об усилении эффективности принципа отказа от угрозы силой или ее применения в международных отношениях 1987 года. Обязанность неприменения силы распространяется на все государства, а не только на государства-члены ООН. В 1975 году прошло Совещание по безопасности и сотрудничеству в Европе, на котором также были приняты важные решения, касающиеся идеи всеобщей коллективной безопасности.

Из Декларации о принципах международного права 1970 г.:

«Каждое государство… обязано воздерживаться от угрозы силой или её применения… Агрессивная война является преступлением против мира, которое влечет ответственность по международному праву…».

Для анализа миротворческой деятельности первоочередным представляется рассмотрение принципа неприменения силы или угрозы силой, впервые зафиксированного в Уставе ООН (п.4 ст.2 и ст.51).

Идея недопустимости решения спорных вопросов между государствами путем войны высказывалась мыслителями и политическими деятелями многих стран начиная с глубокой древности. Однако найти свое воплощение в договорной форме она смогла лишь в ХХ веке.

Применительно к реальностям, возникшим на территории бывшего Советского Союза после его распада, вопрос о неприменении силы стоял весьма остро. Как известно, российское руководство нередко обвиняли в готовности использовать вооруженную силу для восстановления СССР или для достижения уступок от своих ближайших соседей (например, для изменения границ). Более того, некоторые действия России в т. н. "ближнем зарубежье" однозначно интерпретировались как агрессия в отношении новых независимых государств. Именно в такой формулировке грузинское руководство оценило действия российских военных на территории Абхазии в первые месяцы грузино-абхазского конфликта; о "военной агрессии" России заявил и президент Молдовы М. Снегур после вмешательства 14-й армии в конфликт в Приднестровье. В настоящее время часть таджикской оппозиции настаивает на том, что присутствие российской 201-й дивизии на территории Таджикистана также может квалифицироваться как "агрессия" Москвы против этой страны. Соответственно Россия обвинялась в нарушении "общепризнанных норм международного права", в том числе и Устава ООН, а от самой ООН в лице ее Совета Безопасности "жертвы агрессии" требовали принятия незамедлительных и самых жестких мер для наказания агрессора.

Появившийся в международном праве в период между двумя войнами, сначала как принцип запрещения агрессивной войны, принцип неприменения силы или угрозы силой заменил существовавший ранее право государств на войну (jus ad bellum).

Согласно принципу запрещения применения силы или угрозы силой все государства - члены ООН "воздерживаются в их международных отношениях от угрозы силой или ее применения как против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства, так и каким-либо другим образом, несовместимым с целями Объединенных Наций" (п. 4 ст. 2) .

Анализ документов, раскрывающих содержание принципа неприменения силы или угрозы силой, приводит к выводу, что запрещаются:

1) любые действия, представляющие собой угрозу силой или прямое или косвенное применение силы против другого государства;

2) применение силы или угрозы силой с целью нарушения существующих международных границ другого государства или для разрешения международных споров, в том числе территориальных споров и вопросов, касающихся государственных границ, или для нарушения международных демаркационных линий, включая линии перемирия;

3) репрессалии с применением вооруженной силы; к этим запрещенным действиям относится, в частности, так называемая "мирная блокада", т.е. блокирование портов другого государства, осуществляемое вооруженными силами в мирное время;

4) организация или поощрение организации иррегулярных сил или вооруженных банд, в том числе наемничества;

5) организация, подстрекательство, оказание помощи или участие в актах гражданской войны или потворствование организационной деятельности в пределах собственной территории, направленное на совершение таких актов, в том случае, когда упомянутые акты связаны с угрозой силой или ее применением;

6) военная оккупация территории государства, являющаяся результатом применения силы в нарушение Устава ООН:

приобретение территории другого государства в результате угрозы силой или ее применения;

насильственные действия, лишающие народы права на самоопределение, свободу и независимость.

Практика последних лет подтверждает, что задача безусловного утверждения принципа неприменения силы в международной жизни, к сожалению, не сошла на нет, а, напротив, стала еще более актуальной. С момента создания ООН человечество проделало огромный путь, мир значительно изменился. Эти изменения одновременно таят в себе и новые возможности, и новые опасности.

Международная безопасность, как это отмечалось в Декларации об усилении эффективности принципа отказа от угроз силой или ее применения в международных отношениях, одобренной на 42-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН в 1987 г., должна основываться на принципах отказа от применения силы, мирном сосуществовании государств с различными социальными системами и праве свободного выбора и независимого развития каждой страны.

В декларации последовательно проводится мысль о том, что международная безопасность складывается из безопасности в различных регионах, и указывается, что государства - участники региональных соглашений или органов должны рассматривать возможность более широкого использования таких соглашений и органов для разрешения вопросов, относящихся к поддержанию международного мира и безопасности, в соответствии со ст. 52 Устава ООН. Таким образом, в декларации нашла отражение идея, не утратившая свою актуальность и сегодня, что в борьбе за всеобщую безопасность, за исключение войны из жизни общества должны быть задействованы все международные институты и формы, и прежде всего такой универсальный орган сотрудничества государств, как Организация Объединенных Наций.

Таким образом, положения Устава ООН и развивающие их декларации обязывают всех членов ООН урегулировать мирным путем все споры, которые могут угрожать международному миру и безопасности. Тот факт, что данные положения Устава ООН отражают глубокие изменения в международном праве и представляют собой исключительную важность, нашел широкое признание как среди юристов, так и среди правительств. Отнюдь не являясь выражением утопических надежд на переустройство международных отношений, заключенные в ст. 2 Устава ООН правовые нормы, касающиеся использования силы, отражают глубокую и реалистическую оценку разрушительного потенциала современной войны и значительно возросшее стремление правительств предотвратить возникновение такой войны .

C принципом неприменения силы самым тесным образом связан также принцип мирного урегулирования споров. Согласно ему все споры между государствами, какого бы характера и какого бы происхождения они ни были, должны разрешаться только мирными средствами.

Мирное урегулирование (или разрешение) споров единодушно рассматривается как один из основных международно-правовых принципов.

Едва ли кто-нибудь станет возражать против утверждения, что конфликтные ситуации, возникающие на территории бывшего Советского Союза, должны решаться мирными средствами. Вопрос состоит в другом: можно ли абсолютизировать этот принцип по отношению к постсоветским реальностям, и если нет, то при каких обстоятельствах и в каких условиях от этого принципа следует отказаться? Существуют ли какие-либо объективные критерии развития конфликтной ситуации, которые делают применение силовых методов разрешения конфликтов допустимым и оправданным?

Создание ООН и принятие ее Устава привели к закреплению принципа мирного урегулирования споров в международном праве, который стал общепризнанным и общеобязательным. Нельзя не отметить тот факт, что "Устав ООН... вносит крупнейшее новшество в международное право, безоговорочно требуя разрешения... спора между государствами одним из мирных средств и, таким образом, исключая возможность объявления войны" . Закрепление принципа в более конкретной и точной форме позволило Уставу ООН сделать шаг вперед по сравнению с ранее существующими формулировками принципа, поскольку в нем, кроме обязательства государств разрешать все споры между ними только мирными средствами, зафиксировано также обязательство государств не применять силу или угрозу силой в урегулировании их споров .

В Уставе ООН положение о мирном разрешении международных споров, упомянутое в п. 1 ст. 1, п. 3 ст. 2, п. 4 ст. 3, ст. 14, ст. 52, в гл. VI, VII и др. Глава VI предоставляет Совету Безопасности возможность "расследовать любой спор или любую ситуацию, которая может привести к международным трениям", и "рекомендовать такие условия разрешения спора, какие он найдет подходящими", однако, они не должны быть связаны с использованием вооруженных сил. В ст. 33 перечислены способы мирного разрешения споров: переговоры, обследование, посредничество, примирение, арбитраж, судебное разбирательство, обращение к региональным органам или соглашениям или иные мирные средства по усмотрению спорящих сторон. Кроме того, согласно ст. 41 (гл. VII), Совет Безопасности может применить для восстановления мира комплекс мер, так же не связанных с применением вооруженных сил, которые представляют собой "полный или частичный перерыв экономических отношений, железнодорожных, морских, воздушных, почтовых, телеграфных, радио или других средств сообщения, а также разрыв дипломатических отношений".

Устав ООН, таким образом, не только закрепил принцип мирного урегулирования споров в точной и конкретной форме, но и обязал государства разрешать все споры между ними исключительно мирными средствами, не прибегая к силе оружия или его применения .

Для анализа содержания Принципа мирного урегулирования споров представляется существенным вопрос об определении сферы применения этого принципа.

В практике международно-правового анализа разногласий помимо категории "спор" используется также категория "ситуация". На современном этапе отчетливое разграничение понятий "спор" и "ситуация", а также точное определение этих понятий отсутствуют. В Уставе также не дается определения понятий "спор" и "ситуация", и анализ тех статей Устава, в которых встречаются эти понятия, не может служить основой для их четкого разграничения .

Различают два вида споров и ситуаций: продолжение одних угрожает международному миру и безопасности, продолжение других не сопряжено с такой угрозой. В свете целей ООН важнее улаживать споры и ситуации первого вида, вместе с тем в контексте этих же целей всякие споры и ситуации должны быть улажены, ибо те из них, которые не угрожают международному миру и без опасности, все же вызывают международные трения. Наличие таких трений затрудняет развитие дружественных отношений и взаимовыгодного сотрудничества между государствами, осложняет процесс создания всеобъемлющей международной безопасности.

Устав ООН не устанавливает критерии разделения споров и ситуаций на две указанные категории. Решение этого вопроса отнесено к компетенции Совета Безопасности. Согласно ст. 34 Устава, "Совет Безопасности уполномочивается расследовать любой спор или любую ситуацию, которая может привести к международным трениям или вызвать спор, для определения того, не может ли продолжение этого спора или ситуации угрожать поддержанию международного мира и безопасности". Не выработала общих критериев разделения споров и ситуаций на указанные категории и практика ООН. Удовлетворительно решить эту сложную задачу не удается прежде всего потому, что вопрос о том, составляет или нет спор или ситуация угрозу международному миру и безопасности, обусловлен специфическими обстоятельствами каждого конкретного спора, а также в значительной мере зависит от характера внешней политики спорящих или вовлеченных в ситуацию сторон. В любом случае представляется бесспорным, что принцип мирного разрешения международных споров включает в сферу своего действия все международные споры и ситуации, независимо от того, угрожают они или не угрожают международному миру и безопасности .

Сущность принципа мирного разрешения споров заключается не только в том, что международные споры должны разрешаться мирными средствами, а в том, что они должны разрешаться только мирными средствами, исключительно мирными средствами, т.е. недопустимо никакое применение силы при разрешении международных споров. Проф. И.П.Блищенко и М.Л. Энтин отмечают, что положения Устава ООН и Декларации принципов международного права 1970 года о том, что урегулирование международного спора должно проводиться "таким образом, чтобы не подвергать угрозе международный мир и безопасность и справедливость" и "в согласии с принципами международного права", указывают еще на три существенных элемента, характеризующих принцип мирного разрешения споров. Результат мирного урегулирования ни в коем случае не должен создавать угрозу международному миру и безопасности, задевать интересы третьих стран, создавать новые конфликтные ситуации или, не решив спора по существу, не ликвидировав причин конфликта, оставлять постоянную возможность обострения "скрытого конфликта между государствами" .

Принципы неприменения силы или угрозы силой и мирного урегулирования споров нашли свое отражение в основных эмпирических положениях, на которых базируется миротворческая деятельность ООН. Принципы согласия сторон, беспристрастности миротворческих сил и неприменения силы являются общепризнанными и фундаментальными как для миротворческой практики ООН, так и для миротворческих операций, проводимых национальными правительствами и международными организациями (например, Наблюдательные силы Британского Содружества наций в Родезии/Зимбабве, Многонациональные силы в Бейруте, Арабские силы обороны в Ливане) .

Преимущество миротворческих операций, базирующихся на вышеперечисленных принципах, очевидно. Их отличает возможность достижения целей операции при минимальных материальных затратах и использовании небольшого числа военных наблюдателей или воинских контингентов. Кроме того, соблюдение принципов беспристрастности и нейтральности, как правило, обеспечивает поддержку местного населения, без которого все усилия миротворцев могут оказаться бесплодными (это наглядно демонстрирует опыт миротворческих операций в Сомали и бывшей Югославии), и, что не менее важно, гарантирует повседневную безопасность военных баз и персонала.

Однако в случае эскалации насилия данный подход не обеспечивает реальных возможностей воздействия на конфликтующие стороны. Его отрицательная сторона была продемонстрирована весьма жестоким образом во время кризиса на Ближнем Востоке в 1967 г. - изгнанием Чрезвычайных вооруженных сил ООН (ЮНЕФ I) из Египта и последовавшим за этим развязыванием войны между Израилем и рядом арабских стран . Не предотвратило нарушение порядка, иностранную агрессию и захват территорий присутствие ООН на Кипре в 1972 г. и в Ливане в 1982 г.

Очевидная ограниченность принципов беспристрастности и неприменения силы, стремление избавиться от присущих миротворчеству недостатков и насущная необходимость урегулирования разгорающихся конфликтов привели к смещению акцентов в сторону силовых методов.

Невозможно отрицать те успехи, которые были достигнуты ООН с помощью применения силы. Так, успешное проведение выборов в Намибии в 1989 г. было обеспеченно, в том числе и одобрением представителей ООН или, по крайней мере, их молчаливым согласием на применение силы против агентуры Организации народа Юго-Западной Африки . Превентивное развертывание войск в Македонии, являющееся, по сути, откровенно военной операцией, позволило предотвратить возможные нападения на эту бывшую югославскую республику . Одобренные ООН война в Персидском Заливе в 1991 г. и бомбовые удары НАТО по сербским позициям в бывшей Югославии в 1995 г. безусловно позволили достичь целей проводимых операций и предотвратить дальнейшую эскалацию конфликтов. Однако они подняли следующие вопросы, на которые, в настоящий момент, не возможно получить однозначные ответы.

В какой степени отказ от принципов неприменения силы и мирного урегулирования споров отвечает целям и задачам Организации Объединенных Наций? И не является ли в таком случае миротворчество просто гибким приемом, юридические основы, цели и способ проведения которого могут быть подвергнуты радикальной "подгонке" в зависимости от конъюнктурных политических интересов? Стоит ли вообще применять механизм миротворчества и использовать войска ООН в ситуациях, заведомо требующих силового подхода? Решение этих вопросов позволило бы придать новый импульс миротворческим операциям и вывести их на новый качественный уровень.

Не менее актуально оно и для проблемы урегулирования конфликтов на постсоветском пространстве. Разграничив концептуально миротворческие акции и ведение боевых действий, данное решение, как представляется, позволило бы России выработать более взвешенный и определенный подход к урегулированию конфликтов в СНГ. Оно предотвратило бы вовлечение России в ситуации, подобные Таджикистану, когда задачи миротворчества ставятся регулярным боевым частям одновременно с задачами по охране границ и недопущению вовлеченности в конфликт третьей стороны. Такое смешение задач неминуемо приводит к неопределенности и отсутствию легитимности статуса миротворцев, а их самих волей-неволей заставляет встать на сторону существующего режима.

Принцип территориальной целостности и право наций на самоопределение

В единой формулировке с принципом неприменения силы или угрозы силой в п.4 ст.2 Устава ООН закреплен принцип территориальной целостности государств. Устав обязал всех членов ООН воздерживаться в их международных отношениях от угрозы силой или ее применения против территориальной неприкосновенности государств.

Дальнейшее развитие данный принцип получил в Декларации принципов 1970 г., хотя в ней и не упоминалось его название и не излагалось отдельно его содержание. Тем не менее содержание первого принципа Декларации дословно воспроизводит формулировку п.4 ст.2 Устава ООН, совмещающую в себе два принципа: принцип неприменения силы или угрозы силой и принцип территориальной целостности государств. Раскрывая содержание п.4 ст.2 Устава ООН, Декларация отразила многие элементы принципа территориальной целостности, в частности, устанавливалось, что каждое государство "должно воздерживаться от любых действий, направленных на нарушение национального единства и территориальной целостности любого государства или страны". Отмечалось также, что территория государства не должна быть объектом военной оккупации, явившейся результатом применения силы в нарушение применения силы, в нарушение положений Устава ООН", и что "территория государства не должна быть объектом приобретения другим государством в результате угрозы силой или ее применения".

Несмотря на, казалось бы, очевидную недвусмысленность этого принципа, применение его в отношении проблем, возникающих на территории бывшего Советского Союза, вызывало и продолжает вызывать многочисленные вопросы. Являясь одним из важнейших признаков независимости и государственности, территориальная целостность стала одной из наиболее болезненных проблем, возникших после перехода СССР как цельного политического образования к пятнадцати новым независимым государствам. Основная сложность заключается в изменении статуса "внутренних", по сути административных границ в бывшем Советском Союзе, на государственные. Тот факт, что многие из этих границ не воспринимаются как законные, не мог не стать серьезным вызовом отношениям между новообразовавшимися государствами. В этой ситуации любые реальные или потенциальные притязания неизбежно становятся источником серьезных конфликтов на межгосударственном уровне.

Наиболее драматическим образом эта проблема проявила себя в вооруженных столкновениях в Нагорном Карабахе, Южной Осетии, Абхазии, Приднестровье и Чечне. В четырех последних конфликтах Россия в большей или меньшей степени принимала непосредственное участие.

Таким образом, перед Россией возникают актуальные концептуальные вопросы, непосредственным образом связанные с принципом территориальной целостности. Какие конкретно действия России в отношении соседних государств можно интерпретировать как посягательство на их территориальную целостность? Например, насколько справедливы утверждения украинских лидеров о том, что ряд резолюций Государственной Думы России в отношении ситуации в Крыму, есть не что иное как поощрение сепаратизма и подрыв территориальной целостности украинского государства? Или заявления некоторых политических деятелей Латвии и Эстонии в том смысле, что поддержка Россией русскоязычного населения этих стран несовместима с принципом территориальной целостности государств?

Одной из актуальных проблем современного международного права является проблема взаимосвязи принципа территориальной целостности и принципа самоопределения народов и наций, часто лежащая в основе многих этнических конфликтов.

По мнению Е.А. Лукашевой, "межнациональные отношения - одна из жгучих проблем современности. От ее решения в значительной степени зависит сохранение мира на нашей планете, охрана прав и свобод человека и народов... Конец XX столетия выдвинул реальные вопросы, связанные с правом народов на самоопределения, с одной стороны, и с сохранением территориальной целостности и нерушимости границ - с другой; требуют решения проблемы правового положения национальных меньшинств, гармоничного сочетания прав человека и прав народа, правового регулирования межнациональных конфликтов".

Принцип самоопределения народов в качестве обязательной нормы получил свое развитие уже после принятия Устава ООН. Тем не менее необходимо отметить, что одна из важнейших целей ООН развивать дружественные отношения между нациями на основе уважения принципа равноправия и самоопределения народов..." (п. 2 ст. 1). Указанная цель конкретизируется во многих положениях Устава. В ст. 55, например, она теснейшим образом связывается с задачей повышения уровня жизни, решением международных проблем в экономической и социальной областях, в сферах здравоохранения, образования, культуры, соблюдения прав человека и т. п.

В течение некоторого времени после принятия Устава ООН в западной доктрине международного права высказывались сомнения по поводу правовой основы принципа самоопределения народов. Однако интенсивный процесс деколонизации в конце 50-х - начале 60-х годов и принятие 14 декабря 1960 г. Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам положили конец таким сомнениям. Декларация стала рассматриваться как официальное толкование ООН содержания принципа самоопределения народов .

Не останавливаясь подробно на эволюции взглядов на принцип самоопределения, так как это не входит в нашу задачу, можно констатировать, что его содержание, если исходить из анализа документов и доктрины, к концу 70-х годов включало в себя следующие основные элементы:

а) все народы и нации имеют право на самоопределение;

б) все участники международного общения обязаны уважать это право;

в) оно реализуется путем свободного волеизъявления данного народа или нации;

г) его реализация исключает какое-либо давление, принуждение или вмешательство извне;

д) оно означает возможность выбора между государственным отделением данного народа или нации и вхождением его (ее) на тех или иных условиях в другое государство, то есть свободный выбор политического статуса;

е) оно означает также возможность выбора формы государства (т.е. формы правления, государственного устройства, политического режима);

ж) оно, наконец, означает возможность выбора социально-экономического строя и путей своего развития.

Естественно, эти элементы взаимосвязаны, и один выбор может предопределять другой. Например, вхождение народа (или нации) в состав какого-либо государства означает и выбор существующего там социально-экономического строя и т.д.

Необходимо отметить, что по отношению к принципу самоопределения народов как западные, так и российские исследователи раскололись на два противоположных лагеря. Одни возвеличивают роль и значение права наций на самоопределение, другие рассматривают его как проявление откровенного национализма и сепаратизма.

В период "холодной войны", в условиях конфронтации Восток - Запад толкование принципа самоопределения народов было сильно политизировано. СССР и его союзники активно поддерживали антизападную направленность толкования этого принципа.

В различных резолюциях органов ООН прямо или косвенно неоднократно подчеркивалось право государств и международного сообщества в целом оказывать помощь народам, ведущим борьбу за свое освобождение. Так, в ст. 7 Определения агрессии, одобренного Генеральной Ассамблеей ООН 14 декабря 1974 г., сказано: "Ничто в настоящем определении не может каким-либо образом наносить ущерба вытекающему из Устава праву на самоопределение, свободу и независимость народов, которые насильственно лишены этого права, в частности народов, находящихся под господством колониальных и расистских режимов или под другими формами иностранного господства, а также праву этих народов бороться с этой целью и испрашивать и получать поддержку..."

В западной юридической практике высказывалось несогласие с тем, что иностранные государства вправе оказывать материальную помощь национально-освободительным движениям. Западные страны считали, что помощь должна ограничиваться моральной и дипломатической поддержкой, тогда как афро-азиатские и бывшие социалистические государства интерпретировали используемый в определении агрессии термин "поддержка", как подразумевающий и материальную поддержку (например, оружием).

Однако к концу 80-х - началу 90-х гг. западная и российская позиции по вопросу о самоопределении народов стали сближаться. В этот период как в западной, так и в российской литературе стало высказываться мнение, согласно которому, государственное отделение не является той формой самоопределения, которая при реализации права на самоопределение играет основную роль. Так, Ю.А. Решетов поддерживает точку зрения М. Кампельмана (США), считающего, что право на отделение не является правом по международному праву, хотя может быть частью конституционной процедуры, называет сведение права на самоопределение к праву на отделение экстремистской интерпретацией этого права . В то же время С.В. Черниченко не согласен с категорическим отрицанием того, что право на самоопределение включает в себя право на отделение. По его мнению, право на отделение далеко не всегда является обязательным компонентом права на самоопределение . Иными словами, право на самоопределение может включать в себя право на отделение только при наличии определенных условий.

Недопустимость того, чтобы национальное самоопределение приводило к разрушению национального единства и территориальной целостности страны подчеркивается в Декларации о предоставлении независимости колониальным странам и народам 1960 г. В ней говорится: "...Всякая попытка, направленная на то, чтобы частично или полностью разрушить национальное единство и территориальную целостность страны, не совместима с целями и принципами Устава Организации Объединенных Наций...".

Это же положение нашло свое отражение в Венской декларации и Программе действий, принятых Всемирной конференцией по правам человека 25 июня 1993 г. В этом документе после положений, подтверждающих право всех народов на самоопределение и, соответственно, их право предпринимать любые законные действия в соответствии с Уставом OOH для его осуществления, говорится: "Согласно Декларации о принципах международного права..., вышесказанное не должно истолковываться как разрешение или поощрение любых действий, нарушающих или подрывающих, полностью или частично, территориальную целостность или политическое единство суверенных и независимых государств, которые соблюдают принцип равноправия и самоопределения народов и в силу этого имеют правительства, представляющие интересы всего народа на их территории без каких-либо различий".

Для понимания принципа самоопределения представляются важными выводы, к которым пришел в своем исследовании, посвященном меньшинствам, член Подкомиссии ООН по предупреждению дискриминации и защите меньшинств А. Эйде . Он утверждает, что право на самоопределение имеют народы, проживающие в колониальных территориях, находящихся за пределами Европы, в отношении которых был установлен колониальный или аналогичный контроль европейскими государствами или государствами, впоследствии заселенными выходцами из Европы. Попытки использовать понятие колониализма в других ситуациях усложняют данную проблему и их не следует рассматривать в рамках понятия "деколонизация". Далее он говорит о том, что право на самоопределение принадлежит народам, проживающим на территориях, оккупированных или аннексированных после принятия Устава ООН в 1945 году.

По его мнению, право на выход имеют члены федераций, если в их конституциях это право закреплено. Одновременно он подчеркивает, что: "В таких ситуациях право на самоопределение, основанное на принципе добровольного объединения, применимо только к союзным республикам, а не к более мелким образованиям, которые могли иметь различные режимы автономии при существовавшем ранее порядке".

"В остальных случаях вопрос об одностороннем праве на самоопределение является крайне сомнительным. Это право является второстепенным по сравнению с основополагающим принципом территориальной целостности при условии, что государство соблюдает принцип равноправия и самоопределения народов и имеет правительство, в состав которого входят представители всего населения, без каких-либо различий по признаку расы, вероисповедания или цвета кожи. Следует помнить о том, что основа принципа самоопределения заключается в праве населения на участие в управлении государством как образованием. Когда правительство не создает возможностей для участия в этом процессе всех слоев населения и всех народов, то вопрос о праве на самоопределение различных групп населения становится более насущным" .

Таким образом, представляется, что вопрос об отделении может быть поставлен только тогда, когда государство не соблюдает принцип равноправия и самоопределения народов и когда соответствующему народу не предоставляется возможности для участия в управлении этим государством.

Однако вопрос о том, каким образом государства, которые считают, что проживающий в их пределах народ не может претендовать на право отделения, должны доказывать, что они соблюдают принцип равноправия и самоопределения народов, а их правительства представляют весь народ, без различия расы, вероисповедания или цвета кожи, является не поддающимся детальной правовой регламентации и остается открытым в настоящий момент.

Соотношение принципов территориальной целостности и самоопределения наций является отнюдь не только теоретической проблемой международного права, не менее актуальна она и для миротворческой практики ООН. В первую очередь, это связано с наметившейся в 1991 г. тенденцией к увеличению значимости территориальных проблем как источника возникновения конфликтов. Начиная с 1990 г. все крупные вооруженные конфликты в Европе были так или иначе связаны с территориальными проблемами. Это утверждение справедливо и в отношении Азии и Ближнего и Среднего Востока .

С одной стороны, ожесточенность, высокий уровень насилия и большое количество беженцев, отличающие этнические конфликты, требуют от ООН решительных мер по их разрешению, с другой стороны, трудности в достижении согласия между конфликтующими сторонами, отсутствие устойчивых соглашений и высокий риск для военного персонала ООН (риск превратиться из миротворцев в заложников, как это было в бывшей Югославии) приводят к выводу о необходимости более осторожного и тщательного подхода при выработке мандата подобных операций. И в первую очередь, это касается концептуального подхода.

Насколько продуктивным может быть участие ООН в этнических и территориальных конфликтах? Как показывает совсем недавний опыт, присутствие ООН не смогло остановить массовое истребление хуту в Руанде, неоднозначно воспринимается мировым сообществом и участие ООН в операции в бывшей Югославии. Какие цели должны преследовать подобные операции: не является ли в этой ситуации нарушением права наций на самоопределение стабилизация конфликта, так как в подобных случаях она выгодна официальному правительству? В какой момент право наций на самоопределение превращается в сепаратизм?

Практика миротворческой деятельности ООН не дает ответов на эти вопросы, более того, она выявляет всю сложность и неоднозначность данной проблемы. В качестве иллюстрации достаточно привести проблему курдского населения в Ираке и Турции. Мировая общественность, и в частности Совет Безопасности ООН, одобряют меры, предпринимаемые США, в защиту курдского населения в Ираке: полеты авиации США над территорией Ирака, создание специальных зон и даже бомбовые удары по Багдаду. Однако та же проблема с тем же национальным меньшинством в Турции не вызывает у мирового сообщества желания применять столь решительные меры для ее разрешения и не идет дальше рассуждений о нарушении прав человека в Турции. Таким образом, достаточно одного примера, чтобы проиллюстрировать, что поддержка права национального меньшинства на самоопределение не всегда вызвана истинной обеспокоенностью мирового сообщества о нем, подчас за ней кроются национальные интересы одной или нескольких держав, ратующих за соблюдение международного права.

Вопрос о самоопределении остается весьма острым для всего пост-советского пространства. Согласно статистическим данным около 25 млн. этнических русских и свыше 11 млн. представителей других этнических групп, считающих русский своим родным языком, оказались за пределами Российской Федерации, а общее число людей, оказавшихся после распада Советского Союза вне территорий, которые они могли бы рассматривать как "свои" по национальному критерию, превышает 70 млн. В результате огромная часть населения всех бывших советских республик столкнулась с серьезными психологическими трудностями адаптации к новым условиям. Кроме того, ситуация ухудшается еще и тем, что, с одной стороны, государства, имеющие на своей территории компактно проживающие национальные меньшинства или автономии, крайне болезненно воспринимают идею самоопределения вплоть до отделения (проблема Карабаха в Азербайджане и Абхазии и Южной Осетии в Грузии). С другой стороны, во многих случаях неразвитость демократических институтов и политический этноцентризм фактически исключают меньшинства из процесса управления (например, ни для кого не секрет, что политическая элита Казахстана является по преимуществу моноэтничной, несмотря на явно полиэтничный характер государства и формальное равенство всех граждан Казахстана перед законом).

Кроме того, наличие на территории соседних стран этнически близких групп, к тому же подвергающихся дискриминации, порождает соблазн акцентировать принцип самоопределения. И в первую очередь, подобная ситуация представляет опасность для России, где аргументы в пользу использования силы для защиты русских встречают широкую поддержку среди определенных политических кругов. Непонятно, как безопасность миллионов русских, которые могут стать потенциальными или реальными жертвами конфликтов в ближнем зарубежье, будет обеспечена с помощью регулярных вооруженных сил, но вполне очевидно, что одобрение такой политики нанесет непоправимый ущерб как международному престижу России, так и всему постсоветскому развитию.

Принцип суверенного равенства, права человека и проблема вмешательства во внутренние дела государств

Основу современных международных отношений составляет суверенное равенство государств, которое в наиболее общем виде отражено в п.1 ст.2 Устава ООН. Этот пункт гласит, что "Организация основана на принципе суверенного равенства всех ее Членов".

Применительно к новым государствам, образовавшимся на территории бывшего Советского Союза, вопрос о государственном суверенитете стоит особенно остро. Несмотря на многочисленные заявления политических лидеров этих новообразований о независимости и суверенности, говорить об окончательно сформировавшейся государственности, по крайней мере некоторых из этих стран, пока не представляется возможным . Это связано прежде всего с отсутствием у большинства из них опыта и структур для формирования независимого государственного аппарата; экономическим кризисом; несформированностью национальных армий, лояльность которых проявляется, скорее, на местном, нежели на национальном уровне; отсутствием опыта в принятии решений в военной сфере; нерешенностью территориальных и региональных споров. В меньшей степени эти вопросы актуальны для России, стран Балтии, Украины, Белоруссии и Казахстана.

Тем не менее политическая и экономическая нестабильность положения даже в сложившихся в государственном отношении республик бывшего Советского Союза, усугубленных многочисленными вооруженными конфликтами, разгорающимися в непосредственной близости от их границ, ставят ряд вопросов, напрямую связанных с проблемой государственного суверенитета. До какой степени Россия или другие постсоветские государства могут вмешиваться во внутренние дела своих соседей, не нарушая при этом принцип суверенного равенства? Какие формы должно иметь это вмешательство, если оно признается необходимым? В какой мере и в какой момент необходимо вмешательство международных организаций в конфликты на постсоветском пространстве?

Кроме того, ряд аспектов проведения миротворческих операций также непосредственно затрагивают рассматриваемый принцип. Теоретически в многосторонних миротворческих операциях (например, в Таджикистане) все участвующие государства должны нести равные обязанности и иметь равные права. Фактически многосторонние миротворческие операции в СНГ являются транснациональными, т.е. по существу они осуществляются Россией при том или ином символическом участии других государств Содружества. Допустимо ли ставить вопрос о суверенном равенстве - в том числе в том, что касается управления миротворческими операциями - в условиях явно неравного вклада отдельных участников в проведении этих операций?

В связи с этим, особенно важной для постсоветских государств представляется интерпретация принципа суверенного равенства и ее отражение в миротворческой практике ООН.

Классическая интерпретация понятия суверенного равенства, отраженная в Декларации принципов 1970 года, включает в себя следующие элементы :

а) государства юридически равны;

б) каждое государство пользуется правами, присущими полному суверенитету;

в) каждое государство обязано уважать правосубъектность других государств;

г) территориальная целостность и политическая независимость государства неприкосновенны;

д) каждое государство имеет право свободно выбирать и развивать свои политические, социальные, экономические и культурные системы;

е) каждое государство обязано выполнять полностью и добросовестно свои международные обязательства и жить в мире с другими государствами.

К числу других элементов принципа суверенного равенства относится право государств принадлежать к международным организациям, быть или не быть участниками двусторонних и многосторонних договоров, включая союзные договоры, а также их право на нейтралитет. Следует отметить, что попытки составить полный перечень элементов рассматриваемого принципа бесперспективны, имея в виду динамику международных отношений .

В классической интерпретации суверенитета считалось, что серьезным препятствием формирования прочного общества являются его нестабильность и беспорядки, преодолеть которые можно только с помощью сильного и жизнеспособного правительства, которое твердой рукой установило "суверенитет" над территорией и ее населением. Хотя формы правления могли быть разными - монархия, аристократия, демократия,- существенным было то, что правительства сохраняли возможность наводить порядок именно путем утверждения и укрепления суверенитета .

Однако в настоящий момент, объективные закономерности развития международных отношений, их постепенная демократизация привели к значительному сужению содержания понятия суверенитета. Усиление взаимозависимости стран в мире, глобализация всех идущих процессов приводят к тому, что фрагментация и тем более дезинтеграция отдельных стран становятся все более опасными и в большей степени влияют на систему международных отношений в целом; в этих условиях даже великие державы становятся более зависимыми в принятии своих решений от менее развитых и более слабых государств. Кроме того, моральное и юридическое признание важности таких сфер, как защита прав человека, ограничение вооружения и сохранение окружающей среды, создают предпосылки для расширения понимания государствами их национальных интересов. Все это приводит к необходимости вмешательства мирового сообщества в конфликты, которые ранее относились к внутренней компетенции государств.

Более того, по мнению многих экспертов, именно внутренние конфликты на современном этапе представляют основную опасность для международного мира и безопасности. По всей видимости, вообще вся мировая политика конца ХХ - начала ХХI века будет характеризоваться в большей мере внутренними потрясениями, гражданскими войнами и социальными катаклизмами в отдельных странах, нежели войнами между ними. Сохранение и даже укрепление стабильности на уровне международных отношений может в этих условиях оказаться опасной иллюзией, скрывающей дестабилизацию на других уровнях . [Некоторые авторы полагают, что многие межгосударственные конфликты последнего времени де-факто являются конфликтами внутренними или, по крайней мере, непосредственно генерируются последними. Согласно одному исследованию, из 200 наиболее крупных конфликтов, имевших место после второй мировой войны, 85% были скорее внутренними, чем межгосударственными .]

Такая перспектива способна породить новые сложности в деятельности Организации Объединенных Наций, поскольку Устав ООН не предусматривает участия Организации в решении внутренних конфликтов. Более того, в п.7 ст. 2 сказано, что "настоящий Устав ни в коей мере не дает Организации Объединенных Наций права на вмешательство в дела, по существу входящие во внутреннюю компетенцию любого государства", за исключением случаев, связанных с "применением принудительных мер на основании гл. VII".

Вместе с тем следует заметить, что современное международное право не содержит исключительного перечня дел, относящихся к внутренней юрисдикции государств . Более того, в последние годы наметилась тенденция к сужению сферы так называемой "внутренней компетенции государств".

Исходя из практики ООН, как считает О. Шахтер, по меньшей мере три типа вооруженных внутренних конфликта не могут рассматриваться лишь как внутреннее дело государств :

Конфликты, угрожающие международному миру и безопасности.

Конфликты между народом несамоуправляющейся территории и управляющей державой.

Конфликты, сопровождающиеся массовыми и грубыми нарушениями прав человека.

Кроме того, ситуация утрачивает характер внутренней компетенции в случае угрозы голода, эпидемий, крупномасштабных экологических катастроф (Сомали и Ангола); массовой гибели гражданского населения, потоков беженцев из зоны конфликта (Камбоджа и особенно преследование курдов в северном Ираке), угрозы распространения ядерного оружия или других типов оружия массового поражения (Ирак, потенциально Северная Корея).

Иногда к этому списку добавляют также угрозу терроризма, исходящего от данного государства или с его территории; угрозу демократическим нормам и правам человека на данной территории (Гаити), необходимость обеспечения доступа к жизненно важным для мировой экономики источникам сырья и энергии; ограничения торговли оружием и т.д.

Приведенный выше список факторов, обуславливающих возможное международное вмешательство во внутренние конфликты, наглядно демонстрирует тенденцию роста роли гуманитарных и этических аспектов при принятии решения о вмешательстве международным сообществом. Практический опыт миротворческих операций, в свою очередь, свидетельствует, что этические предпосылки вмешательства лишь тогда имеют силу, когда они подкреплены национальными интересами вмешивающейся стороны, низкой степенью риска для миротворческих сил, реальными шансами на быструю стабилизацию обстановки в зоне конфликта и наличием финансовых ресурсов для проведения операций. Американская "гуманитарная интервенция" в Сомали является тому наглядным примером.

Однако даже при наличии всех необходимых факторов, обуславливающих успешное воплощение целей вмешательства, его правовая основа является основополагающим моментом. Решение этого вопроса напрямую связано с проблемой критики концепции государственного суверенитета.

В западной традиции существуют несколько основных направлений обоснования допустимости международного вмешательства (вплоть до вооруженной интервенции) в дела независимых государств со стороны мирового сообщества. Первое направление - констатация стабильности международной системы как высшей ценности и, как следствие, признание возможности использования военной силы для восстановления баланса сил в случаях его нарушения .

Другое направление критики суверенитета и оправдания иностранного вмешательства восходит к традиционному западноевропейскому делению мира на "цивилизованные" и "нецивилизованные" страны. Суверенитет последних (Китай, Эфиопия, Персия, Марокко и др.) подвергался сомнению, а порой и вообще отвергался как международно-правовая категория. Международное вмешательство в их внутренние дела рассматривалось как разновидность полицейской акции, а не как действие в отношении независимого государства. Полицейская акция не требует международно-правового оформления; задача состоит лишь в том, чтобы на одной и той же территории не действовали полицейские управления разных государств.

В любом случае вмешательство считалось более приемлемым, если оно осуществлялось не одним государством, а группой держав (или, по крайней мере, с согласия основных участников международной системы).

Чаще всего вмешательство во внутренние дела новых государств оправдывается ссылками на их неполноценный характер по отношению к стабильным странам Запада. Более того, в американской политологии в последнее время появился термин "неудавшееся государство" (failed state), т.е. государство, которое уже не может регулировать жизнь общества, экономические и политические отношения и которое, следовательно, уже не может претендовать на суверенитет. В 1993 г. такими "неудавшимися государствами", как считается, стали Сомали, Либерия, Перу, Гаити и некоторые другие. Разумеется, отношения с "неудавшимися государствами" не могут строиться на основе общепризнанных норм международного права . В частности, к "неудавшимся государствам" не может применяться статья 2 (7) Устава ООН, касающаяся невмешательства во внутренние дела суверенных государств.

Концептуально задача заключается в том, как определить "неудавшееся государство", какие социальные, политические, институциональные и иные критерии при этом следует учитывать. Наиболее последовательные сторонники классического международного права утверждают, что интервенции допустимы только тогда, когда государство не способно обеспечить безопасность граждан или иностранцев на своей территории; цели интервенции должны быть жестко ограничены задачей обеспечения такой безопасности .

В настоящий момент "цивилизационный подход" используется скорее для того, чтобы защитить западный мир от излишней вовлеченности во внутренние конфликты стран с переходной экономической и политической системами, чреватых большими человеческими и материальными потерями . Развивается идея ценностной несовместимости и опасности или бесполезности привнесения универсальных западных норм политической демократии на чуждую им почву. Эти настроения усиливаются разочарованием ряда правительств, в связи с расширением сферы миротворческой деятельности, в возможностях ООН действовать продуктивно в условиях неразберихи этнических конфликтов и гражданских войн и их нежеланием в таких условиях увеличивать расходы на эти операции.

Некоторые американские авторы предпринимают попытки выработать строгое эмпирическое правило, защищающее США от излишней вовлеченности в иностранные дела, в том числе и в миротворческие операции ООН, которые состоят в умозрительном разделении мира на "зоны мира" и "зоны беспорядков" . При такой классификации 85% мира относится к зонам беспорядков и предпринять по этому поводу можно достаточно мало.

Применительно к России, данный подход предполагает значительный интерес международного сообщества к ее миротворческим акциям, и вообще политики России, проводящимся на европейской части пост-советского пространства, тогда как за происходящие события в Центральной Азии и на Кавказе оно снимает с себя ответственность, оставляя за собой право только корректировать российские действия. Отсутствие какой-либо значительной поддержки со стороны ООН и ОБСЕ в миротворческих акциях в Абхазии или Таджикистане является прямым тому подтверждением. Интерес ОБСЕ к конфликту в Нагорном Карабахе, проявленный ею в последнее время, связан скорее с проблемой каспийской нефти, нежели с изменением намеченной тенденции. Все это может привести не столько к решению возникающих конфликтов, сколько к локализации их в приемлемых для Запада границах, что приведет к изоляции бывших советских республик с сомнительной ролью России.

В миротворческой практике ООН наибольшее значение имеет вопрос взаимосвязи принципа суверенного равенства и принципа невмешательства во внутренние дела с принципом всеобщего уважения прав человека.

С одной стороны, Устав ООН не может являться основанием для вмешательства во внутренние дела любого государства, а с другой стороны, вопрос моральной ответственности ООН, провозгласившей высшими ценностями соблюдение прав человека и достоинство и ценность человеческой личности, требует от нее принятия мер в случае слабости политической власти и общественного самоуправления, приводящих к угрозе голодной смерти, как это было в Сомали, или варварским кампаниям "этнических чисток", проводившихся в Боснии.

Поднятый Пересом де Куэльяром, генеральным секретарем ООН, вопрос о необходимости выработать "новую концепцию, примиряющую закон и мораль" , и поддержанный его преемником Б. Бутрос-Гали в его докладе Совету Безопасности , в котором он отмечает, что "время абсолютного и эксклюзивного суверенитета прошло", и подчеркивает необходимость "отыскать баланс между необходимостью правильного руководства страной и требованиями нынешнего все более взаимозависимого мира", в настоящий момент не нашел своего окончательного решения.

Согласно миротворческой практике ООН общепринятым стало рассматривать вмешательство легитимным, если оно осуществляется с согласия правительства принимающей страны. Эта позиция заставляет даже великие державы, проводящие одностороннее вмешательство, обеспечивать себе такое оправдание. (В качестве примера можно рассматривать операцию США под эгидой ООН в Корее 1950-1952 гг.)

По-видимому такая основа для вмешательства является наиболее приемлемой с точки зрения России, поскольку вмешательство на основе консенсуса членов Совета Безопасности ООН, принимаемое международным сообществом все с большей готовностью, имеет весьма туманные перспективы для России. Как правило, мандат СБ выдается в случае полного политического и экономического коллапса того или иного государства, когда центральное правительство уже не контролирует ситуацию на территории страны - как в случае с американской "гуманитарной интервенцией" в Сомали. Или же в том случае, когда позиции центрального правительства настолько слабы, что посредничество ООН представляется последней соломинкой, за которую хватается разваливающийся режим.

В любом случае предпочтительным является вмешательство, осуществляемое на многосторонней основе. Оно легче поддается легитимизации, поскольку выглядит достаточно убедительно как выражение общей воли некого коллектива на основе общепринятых ценностей, а не отражает только особые интересы отдельного государства . В этом смысле проблеме урегулирования конфликтов на постсоветском пространстве не хватает поддержки международных организаций, таких как ООН и ОБСЕ, или хотя бы политической воли членов СНГ.

Возрастающая в геометрической прогрессии демократизация международных отношений с неизбежностью приводит ко все более возрастающему использованию принципа ограничения применения силы и угрозы силой. Впервые эта объективная закономерность была закреплена в качестве принципа международного права в Уставе ООН, в соответствии с п. 4 ст. 2 которого «все члены Организации Объединенных Наций воздерживаются в их международных отношениях от угрозы силой или ее применения как против территориальной неприкосновенности или политической независимости любого государства, так и каким-либо другим образом, несовместимым с Целями Объединенных Наций».

Впоследствии приведенная формула Устава была конкретизирована в документах, принятых в форме резолюций ООН. В их числе упомянутая Декларация о принципах международного права 1970 г., Определение агрессии 1974 г., Заключительный акт СБСЕ 1975 г. и ряд других документов Хельсинкского процесса, а также Декларация об усилении эффективности принципа отказа от угрозы силой или ее применения в международных отношениях 1987 г. В последнем документе нормативное содержание принципа выражено наиболее полно.

Обязанность неприменения силы носит ярко выраженный универсальный характер. Она распространяется на все государства, поскольку необходимость поддержания международного мира и безопасности требует, чтобы все государства, а не только члены ООН, придерживались в отношениях друг с другом указанного принципа.

Согласно Уставу ООН запрещается не только применение вооруженной силы, но и невооруженное насилие, которое носит характер противоправного применения силы. Термин «сила», который содержится в п. 4 ст. 2 Устава ООН, подлежит расширительному толкованию. Таким образом, в п. 4 ст. 2 Устава речь идет, прежде всего, о запрещении применения вооруженной силы, однако уже в Заключительном акте СБСЕ указывается на обязанность государств-участников «воздерживаться от всех проявлений силы с целью принуждения другого государства-участника», «воздерживаться от любого акта экономического принуждения». Следовательно, в современном международном праве запрещается противоправное применение силы, как вооруженной, так и в широком смысле - в любом ее проявлении.

Однако следует обратить особенное внимание на концепцию "законного применения вооруженной силы". Устав ООН предусматривает два случая правомерного применения вооруженной силы: в целях самообороны (ст. 51) и по решению Совета Безопасности ООН в случае угрозы миру, нарушения мира или акта агрессии (ст. 39 и 42).

В статьях 41 и 50 Устава ООН содержатся положения, разрешающие законное применение невооруженной силы. К подобного рода мерам относятся «полный или частичный перерыв экономических отношений, железнодорожных, морских, воздушных, почтовых, телеграфных, радио- или других средств сообщения, а также разрыв дипломатических отношений».

Применение вооруженной силы в порядке самообороны правомерно в случае, если произойдет вооруженное нападение на государство. Статья 51 Устава ООН прямо исключает применение вооруженной силы одним государством против другого в случае принятия последним мер экономического или политического порядка. В подобных ситуациях или даже если налицо угроза нападения, страна может прибегнуть к ответным мерам лишь при соблюдении принципа соразмерности.

В структуре ООН одним из главных органов, отвечающих за поддержание международного мира и безопасности, является Совет Безопасности, который в случае, если рекомендованные для разрешения конфликтов меры невооруженного характера посчитает недостаточными, «уполномочивается принять такие действия воздушными, морскими или сухопутными силами, какие окажутся необходимыми для поддержания или восстановления международного мира и безопасности. Такие действия могут включать демонстрации, блокаду и другие операции воздушных, морских или сухопутных сил членов Организации» (ст. 42).

В Уставе ООН не содержится полного перечня конкретных принудительных мер. Совет Безопасности может принять решение о применении иных мер, специально не перечисленных в Уставе.

Рассматриваемый принцип включает в себя и запрет на проведение агрессивных войн. Согласно Определению агрессии 1974 г. применение государством вооруженной силы первым может быть квалифицировано как агрессивная война, которая является международным преступлением и порождает международно-правовую ответственность государства и международную уголовную ответственность виновных индивидов. Действия агрессоров были квалифицированы, согласно Уставам Нюрнбергского и Токийского международных военных трибуналов, как международные преступления.

Помимо этого в литературе отмечается, что в нормативное содержание принципа неприменения силы должны быть включены: запрещение оккупации территории другого государства в нарушение норм международного права; запрещение актов репрессалий, связанных с применением силы; предоставление государством своей территории другому государству, которое использует ее для совершения агрессии против третьего государства; организация, подстрекательство, оказание помощи или участие в актах гражданской войны или террористических актах в другом государстве; организация или поощрение организации вооруженных банд, иррегулярных сил, в частности наемников, для вторжения на территорию другого государства; насильственные действия в отношении международных демаркационных линий и линий перемирия; блокада портов или берегов государства; любые насильственные действия, препятствующие народам осуществить законное право на самоопределение, а также иные насильственные действия.

Следует обратить более пристальное внимание на Принципы международного права, признанные Уставом Нюрнбергского трибунала и нашедшие выражение в решении этого трибунала.

Так, всякое лицо, совершившее какое-либо действие, признаваемое, согласно международному праву, преступлением, несет за него ответственность и подлежит наказанию. То обстоятельство, что по внутреннему праву не установлено наказание за какое-либо действие, признаваемое согласно международному праву преступлением, или что какое-либо лицо, совершившее действие, признаваемое согласно международному праву преступлением, действовало в качестве главы государства или ответственного должностного лица правительства или во исполнение приказа своего правительства или начальника, не освобождает лицо, совершившее это действие, от ответственности по международному праву.

Особое историческое значение имеет то обстоятельство, что, если какое-либо лицо действовало вразрез с нормами и принципами международного права, при том что сознательный выбор между противоправным и правомерным действием был фактически для него возможен, данное деяние не освобождает это лицо от ответственности по международному праву.

Каждое лицо, обвиняемое в международно-правовом преступлении, имеет право на справедливое рассмотрение дела на основе фактов и права.

К международно-правовым преступлениям Устав Нюрнбергского трибунала относит:

1) преступления против мира:

а) планирование, подготовку, развязывание или ведение агрессивной войны или войны в нарушение международных договоров, соглашений или заверений;

б) участие в общем плане или заговоре, направленных к осуществлению любого из действий, упомянутых в подп. «а»;

2) военные преступления: нарушение законов и обычаев войны и, в том числе, но не исключительно, убийства, дурное обращение или увод на рабский труд или для других целей гражданского населения оккупированной территории, убийства или дурное обращение с военнопленными или лицами, находящимися в море, убийства заложников или разграбление городов и деревень или разорение, не оправдываемое военной необходимостью;

3) преступления против человечности: убийства, истребление, порабощение, высылка и другие бесчеловечные акты, совершаемые в отношении гражданского населения, или преследование по политическим, расовым или религиозным мотивам, если такие действия совершаются или такие преследования имеют место при выполнении какого-либо военного преступления против мира или какого-либо военного преступления или в связи с таковыми.