В царской династии Романовых с ее богатейшей 300-летней историей особняком стоят имена последнего русского императора Николая II и его дражайшей супруги императрицы Александры Федоровны, на долю которых выпала, как мы знаем, наиболее трагическая судьба. Жизненный путь венценосных особ описан многократно и в подробностях. Гораздо меньше известно об их взаимоотношениях, освещенных высокой любовью, о которой в народе говорят - неземная
Р оссийского государя, помазанника Божьего, и государыню связывали глубокие чувства, проверенные временем. Еще будучи женихом и невестой, а потом и после бракосочетания в 1894 году, если случалась вынужденная разлука, вызванная важными государственными делами, они писали друг другу нежные и трогательные письма. К счастью, в Государственном архиве Российской Федерации сохранилась большая часть их переписки, включающая свыше пятисот писем, каждое из которых было аккуратно ими пронумеровано. По этим весточкам сердца можно представить, какими были в жизни Николай и Александра. Как и в юности, они по-прежнему называли друг друга Ники и Алике, делились сокровенным, поверяли свои мысли, переживания.
Судя по датам посланий, Николай и Александра писали друг другу ежедневно, а иной раз и дважды в день. Эта красноречивая деталь лучше любых слов свидетельствует о привязанности супругов, их потребности делиться новостями и впечатлениями, изливать друг другу душу. Кстати, фельдъегерская почта работала безукоризненно, как швейцарские часы.
Особый интерес представляют письма царской четы, написанные в конце августа - начале сентября 1902 года, когда император Николай II находился в Курске, где проходили грандиозные военные маневры российской армии с участием более 90000 человек. Вместе с государем в Курске находились великие князья, министры императорского двора, царская свита. По этому случаю из Коренной пустыни в Знаменский собор была досрочно перенесена чудотворная икона Божией Матери «Знамение» Курская-Коренная.
Об исторических событиях тех дней напоминает бронзовый бюст Николая II работы скульптора Вячеслава Клыкова, который установлен в Северо-западном микрорайоне Курска возле часовни «Неупиваемая чаша». Место для памятника выбрано не случайно: именно здесь, на самой высокой вершине возвышенности, получившей название Казацкого холма, 5 сентября 1902 года состоялся смотр-парад царских войск, который принимал сам император.
Отзвуком далеких лет служат и публикуемые письма. Они ценны как сами по себе, так и описанием подробностей встреч Николая II с курянами. Приходится только сожалеть, что в собранной архивистами переписке четы Романовых отсутствуют письма Николая II под номерами Н-161 и Н-162, направленные супруге сразу по приезде в Курск 29 и 30 августа 1902 года. Вот почему подборку посланий того периода открывает письмо Александры Федоровны.
За Веру, Царя и Отечество.
31 августа 1902 года,
письмо А-169.
Мой любимый!
Какую глубокую радость сегодня утром доставило мне твое письмо. От всего сердца благодарю тебя за него. Да, милый, действительно, это расставание было одним из самых тяжелых, но каждый день снова приближает нашу встречу. Должно быть, было очень тяжело во время речей...
Твои дорогие письма и телеграммы я положила на твою кровать, так что, когда я ночью просыпаюсь, могу потрогать что-то твое. Только подумайте, как говорит эта замужняя старушка - как выразились бы многие, «старомодно». Но чем бы была жизнь без любви, что бы стало с твоей женушкой без тебя? Ты мой любимый, мое сокровище, радость моего сердца. Чтобы дети не шумели, я с ними играю: они что-то задумывают, а я отгадываю. Ольга (старшая дочь Романовых - ред.) всегда думает о солнце, облаках, небе, дожде или о чем-нибудь небесном, объясняя мне, что она счастлива, когда думает об этом...
Сейчас до свидания.
Да благословит и хранит тебя Бог.
Крепко целую, милый, твоя нежно любящая и преданная женушка, Алике.
В поезде * , 1 сентября 1902 года,
письмо Н-143.
Моя дорогая! Большое спасибо за твое дорогое письмо.
Оно лежало на столе в моем купе, когда мы вернулись после успешного визита в Курск. Мы выехали в 9.30 и вернулись к обеду, в 3 часа. Видишь, какое было насыщенное воскресное утро. , где была очень хорошая служба. После службы . Собор был полон школьников, девочек и мальчиков, я их всех видел. Оттуда мы пошли в другую прекрасную старинную , потом посетили госпиталь Красного Креста, который прекрасно содержится. После этого. В величественном зале Епископ поставил копию в положении стоя, довольно хорошая фигура.
Мы все ужасно проголодались и с благодарностью приняли предложение выпить чашку чая с бутербродами. Все сидели за круглым столом, и высокая была хозяйкой за трапезой. Было довольно много дам, некоторые весьма симпатичные, с роковыми глазами, и они упорно смотрели прямо на меня и на , приятно улыбаясь, когда мы в их направлении поворачивали головы. В конце чая вокруг нас стояла такая стена из них, что это невозможно было больше выносить, и мы встали. Мария Барянская очень много расспрашивала о тебе.
Наш последний визит был в , где я снова говорил речь. На этот раз - для крестьян пяти соседних губерний. Это прошло хорошо, потому что намного легче говорить с простыми людьми. , полные наилучших впечатлений, и провели спокойный день в Ярославле.
После прекрасной летней погоды, которая стояла последние дни, внезапно стало холодно. В 8 часов был большой обед для именитых гостей Курска, примерно на 90 персон. Приезжал из своего лагеря, а потом сразу уехал. Он хочет ехать в Петергоф, чтобы привезти Эллу. Сейчас до свидания, да благословит тебя Бог, моя милая женушка.
Нежно целую тебя и всех детей...
Твой вечно любящий и преданный, Ники.
Памятник Александру III в зале Дворянского собрания.
- «В поезде...» - в период маневров (с 29 августа по 5 сентября 1902 года) царь и его свита жили в специальном поезде на станции Рышково, недалеко от Курска.
- «Мы проехали через город к собору...» (Знаменскому).
- «...мы все прикладывались к образу Богородицы» - икона Божией Матери «Знамение» Курская-Коренная.
- «Церковь, построенная Растрелли» - Сергиево-Казанский кафедральный собор, хотя авторство Растрелли до сих пор не подтверждено документально.
- «...поехали во дворец Епископа» - видимо, речь идет о палатах архиерея (ныне здание Государственного областного краеведческого музея на ул. Луначарского, 8).
- «Папин бюст» - скульптурный портрет царя Александра III, торжественно открытый в здании Дворянского собрания (ныне Дом офицеров) 1 сентября 1902 года в присутствии императора Николая II.
- Мария Барянская - имя, не знакомое курским краеведам. Возможно, царь не точно называет фамилию княгини М. Барятинской? Однако можно с уверенностью сказать, что это дама из высшего общества.
- Миша - великий князь Михаил Александрович, брат Николая II.
- «Дом губернатора» - здание сохранилось (ул. Дзержинского, 70, напротив кинотеатра им. Щепкина).
- «Мы покинули Курск... и провели спокойный день в Ярославле». Так преднамеренно (на случай перехвата) зашифровал автор письма расположение своей ставки во время военных маневров.
- Сергей - великий князь Сергей Александрович, дядя Николая II и муж великой княгини Елизаветы Федоровны (Эллы), сестры императрицы Александры Федоровны.
Петербург,
3 сентября 1902 года,
письмо А-172.
Любовь моя,
Нежно тебя благодарю за интересное письмо о визите в Курск. В газетах я тоже читала детальное описание. Образ Божией Матери - это тот, который любил о. Серафим и который исцелил его в детском возрасте. Я вижу, как ты пьешь чай, окруженный толпой болтающих дам, и представляю выражение смущения на твоем лице, которое делает твои милые глаза еще более опасными. Я уверена, что тогда многие сердца забились сильнее. Я заставлю тебя носить синие очки, чтобы отпугивать веселых бабочек от моего чересчур опасного мужа.
Каким впечатляющим и эмоциональным зрелищем была, должно быть, атака 80-ти батальонов, а потом этот колоссальный обед на лугу.
Дождь, дождь, очень высоко поднялась вода, но сегодня намного теплее...
Нужно отправляться в постель. Доброй ночи, да благословит и сохранит тебя Бог. Нежно целую моего любимого супруга, твоя родная женушка,
В поезде,
2 сентября 1902 года,
письмо Н-144.
Моя родная, бесценная,
С любовью благодарю тебя за твое дорогое письмо, которое обрадовало меня гораздо больше, чем ты можешь себе представить. Чем ближе дата нашей встречи, тем больше растет мое нетерпение.
Я надеюсь вернуться 6-го числа в 10.45 вечера... К счастью, сегодня погода стала намного лучше, в голубом небе ни облачка и приятное теплое солнце. , так как войска подошли к нам со всех сторон. Сергей отходит , а другой командир сосредоточил всю свою армию на этой стороне реки. Завтра будет большая атака с переходом через реку Семур и отчаянная попытка отогнать Сергея с большой дороги на Москву.
Это чрезвычайно трудная задача, так как позиция Сергея сейчас очень сильная, на заболоченной реке, на которой мало мостов, а длинные дороги, проложенные вдоль берегов, затопляются. Хотя в одном, самом отдаленном месте, куда я ездил сегодня утром, один корпус из одесских войск ухитрился перейти реку, не встретив войск противника. , мы выходили из экипажа и заходили в две церкви. Люди бежали за нами километрами, какие у них прекрасные легкие! Я видел старых солдат, некоторые из них с крестами и медалями за прошлую войну. Я говорил со многими. Наши верховые лошади и тройки очень устали, потому что бедные животные во время маневров стояли в отдаленной от железной дороги деревне и должны были всегда приходить, забирать нас и везти туда, потом обратно, а потом возвращаться домой. Но никто не виноват, заранее нельзя вычислить, какое место в больших маневрах сыграет решающую роль.
Да благословит тебя Бог, моя дорогая маленькая Алике.
Нежно целую тебя, а также детей.
Всегда преданный тебе муженек,
- «Мы не уехали очень далеко...» Военные Маневры проходили не только в самом Курске, но и в окрестных селах.
- «...по направлению к Курску за реку Семур» . Так ради конспирации, чтобы не раскрывать дислокацию войск, Николай II называет реку Сейм.
- «Проезжая через деревни...» Наблюдая за ходом маневров, Николай II проезжал через села Дьяконово, Мальцево, Лозовское, Иванино, Колпаково, хутор Овчарный.
Его Величество в Курске
В сего четыре письма, но сколько любопытного узнаем мы о тех, кто их писал. Александра Федоровна предстает заботливой матерью, любящей, но ревнивой женушкой, а ее Ники - не менее любящим мужем, к тому же на удивление скромным человеком, доступным для общения как знати, так и низам. Простой, непритязательный язык передает главное - единение двух любящих сердец, сохранивших верность друг другу до конца своих дней и вместе принявших мученическую смерть 17 июля 1918 года.
Обращает на себя внимание упоминание в письмах, причем дважды, образа Божией Матери «Знамение» Курской-Коренной. Этот святой образ исцелил не только Прохора Машнина, будущего преподобного Серафима Саровского, но и бесчисленное множество паломников, что притекали за исцелением на благословенную Курскую землю. Великий молитвенник был прославлен в лике святых в период царствования Николая II в 1903 году, вскоре после пребывания государя и помазанника Божия на земной родине преподобного. Всероссийские церковные торжества по этому случаю проходили в Сарове с молитвенным участием Николая II и его супруги. Высочайшими дарами царской четы была украшена рака святого. Сама Александра Федоровна собственноручно вышивала лентами рисунок необыкновенной красоты на дорожках для раки преподобного, перед мощами которого венценосные супруги благоговейно молили Бога о наследнике, который был дарован им с рождением цесаревича Алексея.
И государь, и государыня, в 1894 году добровольно перешедшая из лютеранской веры в православную, что требовалось от супруги русского монарха, трепетно относились к вере, черпали в ней душевные силы, укреплялись духом в минуты страданий и горя.
И последнее. В личной переписке, как правило, не используется высокий слог для выражения гражданской позиции, державных идей. Следует, однако, напомнить слова российского императора Николая II, причисленного Русской Православной Церковью клику святых, о государственной миссии, выпавшей на его долю: «Я питаю твердую, абсолютную уверенность, что судьба России, моя собственная судьба и судьба моей семьи находятся в руке Бога, поставившего меня на то место, где я нахожусь. Что бы ни случилось, я склоняюсь перед Его волей, с сознанием того, что у меня никогда не было иной мысли, чем служить стране, которую Он мне вверил».
(Полностью переписка Николая Александровича и Александры Федоровны Романовых опубликована в книге «Аивный свет. Аневни-ковые записи, переписка, жизнеописание государыни императрицы Александры Федоровны Романовой»
(Москва, Российское отделение Валаамского общества Америки, 2003).
Подготовила и прокомментировала Тамара ГРИВА.
Опубликовано "VIP" №5 2004 г.
К. . Письма царицы [Рец. на кн.: Письма императрицы Александры Федоровны к императору Николаю II. / Пер. с англ. В.Д. Набокова. Берлин: Слово, 1922. Т. 1–2]
Кизеветтер А.А. Письма царицы [Рец. на кн.: Письма императрицы Александры Федоровны к императору Николаю II. / Пер. с англ. В.Д. Набокова. Берлин: Слово, 1922. Т. 1–2] / А. Кизеветтер. // Современные записки. 1922. Кн. XIII. Культура и жизнь. С. 322–334.
КУЛЬТУРА И ЖИЗНЬ
ПИСЬМА ЦАРИЦЫ
(Письма императрицы Александры Федоровны к императору Николаю II. Т.I. Книгоиздательство «Слово». Берлин 1922.)
После убийства царской семьи в Екатеринбурге найден был черный ящик, на котором были выгравированы буквы Н. А. В ящике оказались письма Александры Федоровны к Николаю II - всего четыреста писем за время от июля 1914 г. по 17 декабря 1916 г. Издательство «Слово» в Берлине приступило к опубликованию этой корреспонденции и пока выпустило первый том ее, содержащий 199 писем, кончая письмом от 16 января 1916 г. Письма даны и в оригинальном английском тексте и в переводе, исполненном В. Д. Набоковым.
Опубликованные письма представляют собою исторический материал первостепенной важности. Они бросают яркий свет на ту роль, которую сыграла Александра Федоровна в бессознательной подготовке крушения монархии в России. И общественная молва, и показания некоторых мемуаристов (см., наприм., воспоминания Витте) настойчиво и дружно утверждали, что именно Александра Федоровна являлась вдохновительницей того ультрареакционного политического курса, который изолировал монархию от всех живых сил страны, вырыл пропасть между престолом и общественной массой. Теперь, в письмах Александры Федоровны, мы получаем обильный материал, дающий полную возможность совершенно точно определить, в какой мере эта молва соответствовала действительности.
В каждом письме находим целый ряд фактов и намеков
и на семейные дела императорской четы, и на те пертурбации, которые разыгрывались в годы войны на политической сцене. Интимная драма Царского Села и зловещая трагедия России отразились в письмах Александры, преломленные в переживаниях этой женщины с душою честолюбивой, порывиcтo-страстной и бурной и с мыслью, безнадежно затуманенной предрассудками и признаками расстроенного воображения.
Впрочем, в отношении личной семейной драмы Николая и Александры письма, скорее, возбуждают любопытство читателя, нежели удовлетворяют его. Оно и понятно. Здесь Александре Федоровне приходилось касаться интимных обстоятельств, о которых в письмах к мужу и не было надобности говорить со всей подробностью: полунамеки и условные термины были вполне достаточны, чтобы корреспонденты могли понять друг друга. К тому же было бы и неосмотрительно называть все вещи своими именами: Александра несколько раз упоминает о том, что письма могут прочитываться посторонними людьми. И вот, в отношении интимных семейных обстоятельств, затронутых в письмах Александры, многое остается не вполне понятным читателю, многое требует специального разъяснения и дешифрирования.
Видную роль в разбираемой переписке играет А. А. Вырубова. Александра беспрестанно упоминает об этой «Ане». Всякому ясно, насколько важны эти упоминания. Ведь в личности Вырубовой несомненно таится ключ к разгадке всех тех патологических несообразностей, из которых была соткана семейная жизнь императорской четы. Исступленная поклонница Распутина, Вырубова была интимно близка с Александрой Федоровной и в то же время предпринимала сердечные атаки на Николая II. Можно себе представить, какие сложные психологические узоры могли развертываться на такой канве. Намеки на эти узоры мы и находим в письмах Александры. Но лишь - не более как намеки.
Коллекция писем как раз открывается горькими упреками Александры «Ане» за то, что она своим поведением нарушает спокойствие домашнего очага императрицы. Что-то произошло в Крыму в начале весны 1914 г., и это «что-то» наполнило душу Александры чувствами обиды, возмущения и, по-видимому, ревности. В ряде писем Александра высказывает удовольствие по поводу того, что Николай уехал из Ливадии и «Аня» со своими «историями» от него отдалилась. Это настроение остается в силе довольно долго. В октябре 1914 г. Александра пишет: «Аня настроена ко мне не очень любез-
но; можно сказать, что она была груба и сегодня вечером пришла намного позднее того часа, в который ее просили прийти, и странно обходилась со мной. Она усиленно флиртирует с молодым украинцем, но т ы е й н е д о с т а е ш ь, она тоскует по тебе - временами колоссально весела». В другом письме Александра с оттенком неудовольствия сообщает, что Аня окружает себя большими фотографическими портретами Николая. В ноябре 1914 г. Александра сообщает, что «Аня» намерена писать к Николаю и прибавляет: «разрешил ли ты это?» В январе 1915 г. Александра все еще вспоминает о «гнусном поведении Ани, особенно осенью, зимой и весной 1914 г.». За все время с апреля 1914 г. по апрель 1915 г. эти упоминания об «Ане» сопровождаются раздраженными отзывами о ее несносном характере, о ее легкомыслии, ветрености и черством, отталкивающем эгоизме. Встречаются и такие строки, в которых видно желание противодействовать физическому обаянию Ани. Аня «только и говорит о том, что она похудела, - читаем в письме от 27 января 1915 г., - хотя нахожу, что ее живот и ноги колоссальны и крайне неаппетитны». И тут же говорится, что отношения с Аней никогда уже не восстановятся в прежнем виде, что она сама порвала постепенно прежнюю связь. «Хотя она и говорит, что меня любит, я знаю, что она меня гораздо меньше любит, чем прежде, и у нее все сосредоточено в ее собственной личности - и в тебе. Будем осторожны, когда ты вернешься».
Однако к весне 1915 г. отношение Александры Федоровны к Вырубовой существенно изменяется. Раздражительные отзывы об Ане исчезают из писем. Появляются совершенно иные нотки. Начиная приблизительно с мая 1915 г. Александра все чаще сообщает в самом благожелательном тоне о том, что она просидела весь вечер с Аней, или ездила с ней кататъся, или много говорила с ней. Уже без всякого оттенка досады Александра передает мужу, что Аня шлет ему «нежнейший привет», а в письме от 4 сентября Александра с явным одобрением пишет о проекте Ани насчет того, чтобы провести телефон прямо между комнатой Николая и комнатой Александры. «Это было бы чудно, - замечает Александра, - и всякое хорошее известие или вопрос можно было бы сразу передать, мы бы (мы - т. е. Александра и Аня, теперь они уже заодно. - А.К.) условились не надоедать тебе».
Откуда же эта перемена? Кажется, в письмах можно нащупать и ответ на этот вопрос. В письме от 5 апреля 1915 г. Александра передает, что Татьяна и Анастасия были у
Ани, встретили там Распутина («Нашего Друга», как неизменно называет его в письмах Александра), и тот стал говорить, что Аня плачет и горюет, потому что получает мало ласки. Последующее изменение тона в отзывах Александры о Вырубовой совпадает с более длительными пребываниями Распутина в Царском Селе. Там устанавливается дружное трио - Александра, Вырубова и Распутин, - и это трио сообща начинает все усиленнее воздействовать на Николая в вопросах государственного управления.
Картина этого воздействия ярко рисуется в рассматриваемых письмах. Все без исключения письма наполнены страстными излияниями любви Александры к Николаю. Можно открыть наугад любую страницу этой переписки - и вам непременно бросятся в глаза нежные эпитеты всякого рода, воспоминания о супружеских ласках, восторженные восхваления «глубоких глаз», прелестных рук, милого лица Николая и т. п. выражения тоски по отсутствующем «муженьке», признания в том, что «ты покорил меня раз навсегда» и т. д. Можно подумать, что это пишет новобрачная, еще не пережившая медового месяца.
Те же письма свидетельствуют, однако, и о том, что «покоренная раз навсегда» стремится вовсе не покоряться, а, напротив того, властвовать и вести за собой. Правда, через все письма красной нитью проходит призыв к Николаю сбросить свою мягкость, уступчивость, скромность и стать во всеоружии своего самодержавного самовластия, заставить всех исполнять свою волю, научиться внушать всем и каждому страх и покорность.
«Помни, что ты император и что другие не смеют брать на себя так много».
«Ты должен меньше обращать внимания на то, что тебе будут говорить, но пользоваться т в о и м с о б с т в е н н ы м и н с т и н к т о м и руководиться им, чтобы быть более в себе уверенным».
«Никогда не забывай, что е с т ь и должен быть самодержавным императором».
«Когда, наконец, ты хватишь рукой по столу и накричишь на всех. Тебя не боятся. А д о л ж н ы бояться. Ты должен их напугать, иначе все садятся на нас верхом».
«Милушку всегда надо подтолкнуть и напомнить ему, что он есть император и может делать все, что ему хочется. Ты никогда этим не пользуешься. Ты должен показать, что у тебя с в о и решения и с в о я воля».
«Как им всем нужно почувствовать ж е л е з н у ю в о л ю и р у к у - до сих пор твое царствование было царствование мягкости, а теперь оно должно быть цар-
ствованием власти и твердости - ты повелитель и хозяин России, и всемогущий Господь тебя там поставил, и они должны преклониться перед твоею мудростью и твердостью. Довольно доброты. Они думали, что тебя могут обернуть вокруг пальца».
Подобными призывами испещрена вся переписка. Однако сильно ошибся бы читатель, предположив на основании только что приведенных выдержек, что Александра, взывая к самостоятельности мужа, разумела под ней действительную независимость Николая от чьих-либо внушений и указаний. На поверку выходит, что «быть самостоятельным» значило на языке Александры подчиняться руководительству своей супруги.
«Господь желает, чтобы твоя женка тебе помогала», - написано в одном из писем. В других письмах этого не написано e n t o u t e s l e t t r e s, но всякий призыв к самостоятельности неизменно сопровождается просьбами или требованиями поступить согласно указаниям Александры. Порою среди таких просьб и требований прорываются и еще более самоуверенные заявления: «Вот если бы теперь я была в Ставке, я бы заставила их сделать то-то и то-то».
К чему же призывала Александра своего супруга? Каков был тот собственный ее политический курс, который она так убежденно и настойчиво предписывала Николаю? Ее программа крайне несложна и определенна, вся она исчерпывается одним положением: нужно только одно - послушно и точно исполнять указания «нашего Друга» т. е. Распутина. «Поступи, как ты с а м решил» - это всегда означало на языке Александры «непременно сделай так, как посоветовал «Друг»; не слушайся никого» - всегда означало «никого, кроме Распутина». Все письма 1915 г. наполнены сообщениями о том, что указывает сделать «наш Друг», и страстными уверениями, что только в выполнении этих указаний заключается залог спасения. Вывод получается совершенно несомненный: это Распутин положил конец размолвке Александры с Аней, сблизил их вновь друг с другом для того, чтобы чрез них обеих воздействовать на Николая.
Рассматриваемые письма с полною ясностью устанавливают, в чем состояла тайна того психического плена, в котором Распутин держал Александру Федоровну. Легенду о физической связи между ними нужно признать совершенно опрокинутой. Полная и безусловная покорность Александры Распутину проистекала из совершенно иных источников. Прежде всего, здесь сказался тот религиозный фетишизм, который уже владел
душою Александры задолго до появления Распутина. Она сама несколько раз вспоминает в письмах 1915 года про доктора Филиппа и уподобляет таинственную силу Распутина над людьми былым чарам Филиппа. Вера в амулеты всякого рода никогда не иссякала в душе Александры. Она заклинает Николая пользоваться палкой, подаренной ему Распутиным, напоминая про такую же чудодейственную палку, некогда подаренную доктором Филиппом. Несколько раз она просит Николая не забывать перед каждым ответственным заседанием причесываться гребенкой Распутина, ибо эта гребенка вдохновляет мозг на правые мысли. Встречаем еще упоминания о каком-то особенном образе с колокольчиками, который был подарен Александре Распутиным. На такой благодарной почве, разумеется, не так-то трудно было закрепить власть над душою этой женщины всякому сколько-нибудь искусному авантюристу. А у Распутина был по этой части в руках такой, козырь, с которым он мог вести заведомо беспроигрышную игру. Рассматриваемые письма вполне подтверждают свидетельство Жильяра о том, что главною основой возвышения Распутина служила вера Александры в спасительность распутинских чар для здоровья наследника.
«Пока наш Друг*) с нами, наш сын спасен», - пишет Александра Федоровна. Из этой уверенности проистекало убеждение и в том, что Распутин есть существо, посланное Богом для спасения всей царской семьи и России, и потому идти против его желаний - значит совершать величайший из всех грехов. Этим основным убеждением обусловливались все указания, советы и требования, которые Александра предъявляла Николаю.
Я уже указывал на то, что, призывая Николая к самостоятельности, Александра не верила в его способность к независимому образу действий. «Покорная жена» никак не могла сдержать проявления собственных волевых импульсов. «Вот бы меня на твое место, я бы сумела настоять на своем», - такова мысль, сквозящая во многих строках ее писем. Проскальзывает и другая мысль - о том, что ей и ее супругу, в сущности, надлежало бы поменяться полом. «Твоя натура вся женственная», - пишет она мужу, а в себе самой она чувствует мужчину. Несколько раз Александра выражает эту мысль довольно своеобразно: «у меня надеты н е в и д и м ы е ш т а н ы» - пишет она не однажды. Однако и ее мужественная самостоя-
_________________________________
*) Слово «наш Друг» она всегда пишет с большой буквы; для нее это - божественный посланник небес.
тельность выражалась лишь в настойчивом проведении чужих внушений. Стоит ей только написать Николаю «поступи, как я советую», - и тотчас же, через несколько строк оказывается, что за ее спиной стоит «Наш Друг», этот посланник Божий, которого нужно во всем непререкаемо слушаться.
Как реагировал Николай на эти внушения - это могли бы засвидетельствовать его ответные письма; некоторые из этих писем мне довелось видеть в Москве, где они хранятся вместе с письмами Александры. Из того, что я мельком видел, можно было сделать лишь то заключение, что Николай до конца питал к жене чувство влюбленности и подобно ей был убежден в том, что, в конце концов, ему не может грозить никакой серьезной опасности, ибо он - помазанник Божий. В рассматриваемое издание письма Николая не вошли, но и по письмам Александры видно, что ее внушения почти всегда достигали цели. К чему же сводились эти внушения?
Письма Александры в полной мере опровергают легенду о том, что она была прикосновенна к военной «измене». Зато в столь же полной мере эти письма подтверждают, что Александра играла решающую роль в установлении курса внутренней политики и в деле правительственных назначений.
Политический курс Александры может быть выражен в двух словах: необходимо отделаться от народного представительства и всяких других органов независимого общественного мнения и высоко держать знамя самодержавия. С появлением Думы самодержавие не пресеклось. Эту мысль Александра настойчиво выдвигает в письмах. Но, так как Дума стремится ограничить самодержавную власть монарха и хочет сама всюду «совать свой нос», то с нею необходимо возможно скорее покончить. Строки, посвященные Александрой Думе, сочатся ненавистью. 17 июня 1915 г. Александра пишет: «Вот теперь Дума собирается в августе. А наш Друг несколько раз просил тебя созвать ее как можно позже, а не теперь, так как они все должны были бы работать на своих местах, - а здесь они захотят вмешиваться и говорить о вещах, которые их не касаются. Никогда не забывай, что ты е с т ь и должен остаться самодержавным императором. Мы не подготовлены к конституции». Через неделю Александра возвращается к этому вопросу: «Милушка, я слышала, что этот отвратительный Родзянко и другие были у Горемыкина с просьбой, чтобы Дума была тотчас же созвана. Ах, по-
жалуйста, не надо!.. их не следует пускать... Россия, слава Богу, не конституционное государство, хотя эти твари пытаются играть роль и вмешиваться в дела, в которые они не смеют вмешиваться». Когда же Дума в августе собралась, Александра не перестает твердить о ее скорейшем роспуске. Иного названия, как д у р а к и, она для членов Думы не знает. «Неужели Думу, наконец, не закроют - зачем тебе быть здесь для этого? Как эти дураки нападают на военных цензоров; это показывает, что они (т.е. цензоры. - А.К.) нужны» - пишет Александра от 27 августа. «Я надеюсь, что ты заставишь Думу убраться» - читаем в письме от 29 августа. На следующий день новое письмо со словами: «только п о с к о р е е закрой Думу, прежде чем будут представлены их вопросы» и т. д. Не в меньшей степени, нежели Дума, Александре мозолят глаза московские совещания общественных деятелей. 2 сентября 1915 г. она пишет: «…теперь д у м ц ы хотят собраться в Москве, чтобы обо всем переговорить, когда здесь их дело прекратилось. Следовало бы это строго запретить, это может только привести к большим смутам. Если они это сделают, следовало бы сказать, что в таком случае Дума будет созвана гораздо позже... в Москве будет еще хуже, чем здесь, надо быть строгим. Ах, неужели нельзя повысить Гучкова?» На следующий день она пишет: «Необходимо присмотреть за Москвой и заранее все подготовлять и быть в гармонии с военными, иначе опять возникнут беспорядки». Когда в Москве общегородской и общеземский съезды, состоявшиеся в сентябре 1915 г., постановили довести до сведения государя о необходимости призыва к власти лиц, пользующихся доверием страны, Александра написала: «Ну, посмотри, что они говорили в Москве, опять подымая вопросы, которые решили не поднимать, и прося об ответственном министерстве, что совершенно невозможно, даже Куломзин это прекрасно видит, - неужели они в самом деле имели дерзость послать тебе предполагавшуюся телеграмму?» В письме от 11 сентября: «Правда ли, что они намереваются послать Гучкова и некоторых других из Москвы к тебе депутацией? Серьезное железнодорожное несчастье, в котором он бы один пострадал, было бы хорошим Божьим наказанием и хорошо заслуженным».
Еще энергичнее Александра вмешивается в министерские назначения. Можно сказать, что с каждым письмом это вмешательство становится все шире и настойчивее. Та министерская чехарда, которою ознаменовалось последнее время цар-
ского режима, направлялась именно Александрой по указаниям Распутина. Разбираемые письма свидетельствуют об этом как нельзя более ярко. Министров, ей неугодных, Александра честит в письмах в таких же выражениях, как и членов думы. «Дураки», «мерзавцы» и тому подобные словечки сплошь да рядом срываются с ее пера. Только о Горемыкине и Хвостове она отзывается с неизбежным доброжелательством, доверяет им и ждет от них спасительных указаний и мероприятий. Отзывы обо всех остальных дышат презрением или негодованием. А критерий оценки людей неизменно один: человек оценивается так или иначе, смотря по тому, как он относится к Распутину. Этот критерий заслоняет собою и чисто политические соображения. Усерднейшим слугою старого режима был Щегловитов. Но ему случилось как-то отвергнуть искательство одного из протеже Распутина - и вот и на Щегловитова посыпались громы в письмах Александры.
По отношению к лицам второстепенным Александра и Распутин позволяли себе распоряжаться от имени Николая без ведома последнего. Так, в октябре 1914 г. «Аня» и Распутин решили сместить таврического губернатора Лавриновского. И вот Александра пишет: «Наш Друг хочет, чтобы я поскорее поговорила с Маклаковым, так я пошлю за ним... и скажу Маклакову, что мы с тобою уже говорили насчет Лавриновского... пожалуйста, не сердись на меня и дай мне ответ по телеграфу словами «одобряю» или «жалею» по поводу моего вмешательства». По отношению к лицам, стоявшим на более высоких, постах, этого делать было нельзя, и вот в этих случаях в письмах Александры открывалась настоящая атака на Николая.
Уже с сентября 1914 г. Александра открывает кампанию против Николая Николаевича, прямо указывая на то, что его не выносит Распутин. Эта кампания продолжается все crescendo - Александра Федоровна никогда не забывает коснуться действий «Николаши», в которых она видит желание затмить своей личностью государя и самому выдвинуться на первое место. «Николаша, - пишет она в июне 1915 г., - держит тебя поблизости, чтобы заставить тебя подчиняться в стать его идеям и дурным советам. Неужели ты до сих пор не веришь, мой мальчик?» - и в том же письме, несколько ниже: - «Друг Наш видит Николашу насквозь, а Николаша знает мою волю и боится моего влияния на тебя, направляемого Гр. (т.е. Распутиным. – А.К.)».
С июня 1915 г. начинается особенно настойчивое вмеша-
тельство Александры, т. е. Распутина, в министерские назначения, и затем оно все усиливается в геометрической прогрессии. В июне 1915 г. Николай находится в ставке, и оттуда до Александры и Распутина дошли вести о готовящихся переменах в составе министерства. «Город полон сплетен, - писала Александра, - будто всех министров сменят - Кривошеин будет первым министром, Манухин - вместо Щегловитова, Гучков - помощником Поливанова... и даже Самарин вместо Саблера». Эти слухи вызвали большое неудовольствие. И немудрено: Манухина Александра уже ранее называла «этот п р о т и в н ы й Манухин». Гучкова - как мы видели выше - она готова была чуть ли не повесить. А назначение Самарина представлялось Александре еще горшим злом, ибо «Самарин, - как писала она, - конечно, пойдет против нашего Друга». И вот Александра бьет тревогу. «В тысячу раз лучше оставить еще на несколько месяцев Саблера, нежели назначать Самарина». Вскоре к этим сведениям присоединилось еще известие о назначении Щербатова министром внутренних дел и Джунковского - его товарищем. И тревога поднялась еще несколькими градусами выше. К Щербатову Александра сначала отнеслась довольно спокойно, и только впоследствии она начала восставать также и против него, обвиняя его в потворстве либеральному общественному мнению. Но появление в рядах правительства Самарина и Джунковского сразу привело Александру в величайшее беспокойство. Она решила, что все эти назначения внушены Николашей (Николаем Николаевичем) и прямо направлены против Распутина. Это - «московская банда подымает голову», «Джунковский ненавидит нашего Друга, а потому является и моим личным врагом», - твердит Александра в своих письмах. Повидав затем нового военного министра Поливанова, она не одобрила его: «Он мне совсем не нравится, я предпочитаю Сухомлинова, хотя Поливанов и умнее». И все эти неодобрительные восклицания насчет новых назначений неизменно сопровождаются припевом: «Ах, как мне не нравится твое пребывание в ставке и что ты слушаешься советов Николаши». Жалобами дело не ограничивается. Распутин и Александра тотчас начинают выдвигать своих кандидатов в виде противоядия, и в этом им помогает Горемыкин. В августе Распутин одерживает крупную победу: Николай Николаевич отставляется от верховного командования, Николай II сам становится Верховным главнокомандующим. 22 августа Александра пишет по этому поводу ликующее письмо - «теперь твое
солнце восходит, - пишет она Николаю, - и светит так ярко». Теперь - «…ты зачаруешь всех этих великих неудачников, трусов, потерявших дорогу, шумных, слепых, узких, бесчестных, фальшивых». В том же письме Александра, ссылаясь на одобрение Горемыкина, выдвигает кандидатуру А. Н. Хвостова в министры внутр. дел. То был прямой ставленник Распутина. В это время несколько министров, кажется, по почину Сазонова, обратились к государю с коллективным письмом, в котором советовали ему не брать на себя верховного командования. По этому поводу Александра пишет письмо, в котором негодование бьет через край, Сазонова называет дураком и подписывается: «навсегда твоя доверчивая г о р д а я женка».
С конца августа Александра усиливает натиск на Николая, требуя смещения Самарина и Джунковского в связи с делом Варнавы, которого Синод решил сместить с епископской кафедры в Тобольске за самовольную канонизацию Иоанна Тобольского. Делу Варнавы Александра посвящает пространные письма, горой стоит за него, называя его ласкательным прозвищем «суслик», и сообщает Николаю списки лиц, которые могли бы заменить Самарина. Кампания против только что назначенных Самарина и Джунковского ведется систематически, из письма в письмо: то называются кандидаты их возможных заместителей, то письма наполняются самыми резкими нападками на личности Самарина и Джунковского, то вопрос ставится на личную почву, и Александра жалуется на то, что Самарин и Джунковский наносят ей персональные оскорбления, называя ее в беседах с разными людьми «сумасшедшей бабой». Наряду с этим идет такая же кампания за назначение в министры внутр. дел А. Н. Хвостова с прямыми указаниями на то, что его рекомендует Распутин. Как известно, по всем этим пунктам Распутин и Александра вскоре получают полное удовлетворение. В конце сентября Самарин заменяется Волжиным, Щербатов - Хвостовым, в товарищи к которому определяется Белецкий. И Александра снова торжествует победу и пишет мужу: «Целую и ласкаю каждое твое нежно любимое местечко и гляжу в твои глубокие, нежные глаза, которые давно меня совсем покорили». Только одним обстоятельством она недовольна: «Душка, - пишет она от 6 октября, - почему Джунковский получил преображенцев и семеновцев? Это ему слишком много чести после его подлого поведения, это портит эффект наказания, он должен бы получить армейские полки». Дело в том, что «хвост» (т. е. Хво-
стов) принес доказательства тому, что Джунковский продолжает говорить дурно про «Нашего Друга».
Так, кабинет Александры окончательно становится истинной лабораторией правительственных смещений и назначений. 7 октября Александра замечает в письме, что на место Джунковского в командиры отдельного корпуса жандармов мог бы подойти Татищев, зять Зизи, и что на него указывает Хвостов. Через несколько дней это назначение состоялось. С середины ноября в письмах начинаются упоминания о другом Татищеве, который «очень любит Григория, не одобряет московского дворянства и ясно видит ошибки, которые делает Барк». Несколько раньше упоминается о Наумове. И вскоре Татищев становится министром финансов, а Наумов - министром земледелия.
Не буду испещрять статьи дальнейшими примерами, внимательный читатель писем без труда увеличить их список. Наконец в начале января 1916 г. появляется в письмах имя Штюрмера. В письме от 7 января между прочим читаем: «Душка, я не знаю, но я все-таки подумала бы о Штюрмере; у него голова совсем достаточно свежа. Хвостов чуточку надеется получить это место, но он слишком молод! Штюрмер подошел бы на время, а потом, если ты захочешь найти другого, ты можешь его сменить, но только не давай ему переменить свою фамилию, это ему больше повредит, чем если он сохранит свое старое и почетное имя, ты помнишь, Г р и г о р и й т а к с к а з а л». И тут же прибавлено, что Штюрмер очень ценит Григория и что это - «очень большая вещь». 9 января она пишет, что назначение Штюрмера не следует откладывать, чтобы он успел до созыва Думы подготовиться, а Горемыкин этим обижен не будет, так как Штюрмер - пожилой человек. «Я бы это спокойно сделала теперь в ставке и не откладывала бы надолго, поверь мне, душка». И эти внушения не замедлили увенчаться успехом. Уже 10 января Александра пишет: «Бесконечно благодарю тебя, душка; ты прав насчет Штюрмера и громового удара».
На этом можно кончить. В настоящей заметке я не имел в виду исчерпать всего содержания опубликованных писем. Я хотел только отметить наиболее характерные черты этой переписки. Эти письма как нельзя более отчетливо обрисовывают руководящую роль Распутина в направлении курса внутренней политики в последние годы царствования Николая. Александра Федоровна служила послушным рупором для внушений Григория и вкладывала всю присущую ей страстность
в соответствующие атаки на Николая, всегда приводившие к желанному ей и ее другу результату. В своем безнадежном ослеплении она внушала Николаю одно роковое решение за другим. Хвостов, Штюрмер - ведь это были последовательные вехи в быстро разраставшемся отчуждении двора от народного представительства и всех серьезных элементов общества. Каждое дальнейшее назначение оказывалось все более задирающим, все более резким вызовом общественному мнению. И, обрывая все связующие нити с обществом, поставив себе единым законом политики точное выполнение всякого внушения Распутина, Александра Федоровна шла напролом, зажмуривая глаза на реальную обстановку окружающей действительности и сама не подозревая, что она влечет и себя самое, и свою семью, и весь отстаиваемый ею режим - к краю роковой пропасти.
Роль, сыгранная Александрой Федоровной в этом направлении, была известна, конечно, и раньше. Но письма ее к Николаю обрисовывают эту роль с полной конкретностью, раскрывают момент за моментом все те последовательные шаги, из которых слагался процесс растущего воздействия Распутина на ход внутреннего управления в период уже начавшейся агонии отмиравшего старого порядка, и в этом-то и заключается главный исторический интерес разобранных писем.
Брак Николая Романова с Александрой Федоровной
действительно можно назвать счастливым – супругов связывала взаимная любовь, уважение, взаимопонимание, доверие и поддержка в самые тяжелые для царской семьи периоды. До наших дней дошли дневники и письма Александры Федоровны, опубликованные за рубежом в 1922 г. О степени глубины и искренности чувств эти строки говорят сами за себя.
«Мое милое сокровище, мой родной, ты прочтешь эти строки, когда ляжешь в кровать в чужом месте, в незнакомом доме. Дай Бог, чтобы путешествие было приятным и интересным, и не слишком утомительным и чтобы не слишком много пыли. Я так рада, что у меня есть карта, так что я могу следить за тобой ежечасно… Молитва за тебя помогает мне, когда мы в разлуке. Я не могу привыкнуть, что тебя нет здесь, в доме, пусть и на такое короткое время, хотя при мне наши пять сокровищ. Спи хорошо, мое солнышко, мой драгоценный, тысячу нежных поцелуев от твоей верной жены. Благослови и храни тебя Боже» (Ливадия, 27 апреля 1914 г.).
«Мой родной, мой милый, я так счастлива за тебя, что ты в конце концов смог уехать, так как я знаю, как глубоко ты страдал все это время. Это путешествие будет для тебя небольшим утешением, и я надеюсь, что тебе удастся увидеть многие войска. Более, чем когда-либо, тяжело проститься с тобой, мой ангел. Только бы были хорошие известия, пока тебя нет, так как у меня сердце обливается кровью при мысли о том, что тебе приходится в одиночестве переносить тяжелые известия».
«Уход за ранеными – мое утешение… какой стыд, какое унижение думать, что немцы могут вести себя так, как они себя ведут!.. С эгоистической точки зрения я страшно страдаю от этой разлуки. Мы не привыкли к ней, и я так бесконечно люблю моего драгоценного милого мальчика. Вот уже скоро двадцать лет, что я принадлежу тебе, и какое блаженство это было для твоей маленькой женушки!.. Любовь моя, мои телеграммы не могут быть очень горячими, так как они проходят через столько военных рук, но ты между строками прочтешь всю мою любовь и тоску по тебе» (Царское село, 19 сентября 1914 г., первое письмо после начала войны)».
«Мой самый любимый из любимых, опять приближается час разлуки, и сердце болит от горя. Но я рада, что ты уедешь и увидишь другую обстановку, и почувствуешь себя ближе к войскам. Я надеюсь, что тебе удастся в этот раз увидеть больше. Мы будем с нетерпением ждать твоих телеграмм. Ах, как мне будет тебя недоставать. Я уже чувствую такое уныние эти два дня и на сердце так тяжело. Это стыдно, так как сотни людей радуются, что скоро увидят тебя, но когда так любишь, как я, нельзя не тосковать по своему сокровищу».
«Завтра двадцать лет, как ты царствуешь, и как я стала православной. Как годы пробежали, как много мы вместе пережили!.. Слава Богу, мы завтра вместе примем святое причастие, это даст нам силу и покой. Пусть Бог даст нам успех на суше и на море и благословит наш флот… Как было прекрасно вместе пойти в этот день к святому причастию, и это яркое солнце пусть оно сопутствует тебе во всем. Мои молитвы и мысли, и нежнейшая моя любовь сопровождают тебя на всем пути. Дорогая любовь моя, Бог да благословит и хранит тебя и пусть Святая Дева защитит тебя от всякого зла. Мои нежнейшие благословения. Без конца целую и прижимаю тебя к сердцу с безграничной любовью и нежностью. Навсегда, мой Ники, твоя маленькая женушка» (Царское село, 20 октября 1914 г.).
«Господа министры, как мокрые курицы, рассуждали вместо того, чтобы действовать решительно»
Что вынуждает властителей предоставлять свободы народу / Коммерсантъ-История №8, 2017
Всю историю России последних веков можно описать как борьбу первых лиц за абсолютизацию своей власти при большем или меньшем сопротивлении жителей страны. Что на самом деле чувствует и думает в самые напряженные моменты такого противостояния глава государства, как правило, остается тайной. Однако бывают и исключения. По теме: Фроянов. Манифест 17 октября
___
Осенью 1905 года, когда недовольство военными и дипломатическими поражениями России, а главное - упадком экономики достигло крайних пределов, Николай II согласился на ограничение самодержавных полномочий, подписав Манифест 17 октября. О своих переживаниях и надеждах на реванш он в те дни подробно писал матери.
Из письма императора Николая II вдовствующей императрице Марии Федоровне в Копенгаген, 19 октября 1905 года.
Моя милая, дорогая мама,
Я не знаю, как начать это письмо.
Мне кажется, что я тебе написал последний раз - год тому назад, столько мы пережили тяжелых и небывалых впечатлений. Ты, конечно, помнишь январские дни, которые мы провели вместе в Царском - они были неприятны, неправда ли? Но они ничто в сравнении с теперешними днями!
Постараюсь вкратце объяснить тебе здешнюю обстановку. Вчера было ровно месяц, что мы вернулись из Транзунда. Первые две недели было сравнительно спокойно.
В это время, как ты помнишь, случилась история с Кириллом (великий князь Кирилл Владимирович женился вопреки запрету императора.- «История»). В Москве были разные съезды, которые, неизвестно почему, были разрешены Дурново (в июле-ноябре 1905 года московский генерал-губернатор.- «История»)? Они там подготовляли все для забастовок железных дорог, которые и начались вокруг Москвы и затем сразу охватили всю Россию.
Петербург и Москва оказались отрезанными от внутренних губерний. Сегодня неделя, что Балтийская дорога не действует. Единственное сообщение с городом морем - как это удобно в такое время года? После железных дорог стачка перешла на фабрики и заводы, а потом даже в городские учреждения и в департамент железн. дорог мин. путей сообщения. Подумай, какой стыд! Бедный маленький Хилков (министр путей сообщения.- «История») в отчаянии, но он не может справиться со своими служащими…
Тошно стало читать агентские телеграммы, только и были сведения о забастовках в учебных заведениях, аптеках и пр., об убийствах городовых, казаков и солдат, о разных беспорядках, волнениях и возмущениях. А господа министры, как мокрые курицы, собирались и рассуждали о том, как сделать объединение всех министерств, вместо того, чтобы действовать решительно.
Когда на «митингах» (новое модное слово) было открыто решено начать вооруженное восстание, и я об этом узнал, тотчас же Трепову (петербургский генерал-губернатор.- «История») были подчинены все войска петербург. гарнизона, я ему предложил разделить город на участки, с отдельным начальником в каждом участке. В случае нападения на войска было предписано действовать немедленно оружием. Только это остановило движение или революцию, потому что Трепов предупредил жителей объявлениями, что всякий беспорядок будет беспощадно подавлен - и, конечно, все поверили этому.
Наступили грозные тихие дни, именно тихие, потому что на улицах был полный порядок, а каждый знал, что готовится что-то - войска ждали сигнала, а те не начинали. Чувство было, как бывает летом перед сильной грозой! Нервы у всех были натянуты до невозможности, и, конечно, такое положение не могло продолжаться долго. В течение этих ужасных дней я виделся с Витте постоянно, наши разговоры начинались утром и кончались вечером при темноте. Представлялось избрать один из двух путей: назначить энергичного военного человека и всеми силами постараться раздавить крамолу; затем была бы передышка и снова пришлось бы через несколько месяцев действовать силою; но это стоило бы потоков крови и в конце концов привело бы неминуемо к теперешнему положению, т. е. авторитет власти был бы показан, но результат оставался бы тот же самый и реформы вперед не могли осуществляться бы.
Другой путь - предоставление гражданских прав населению - свободы слова, печати, собраний и союзов и неприкосновенности личности; кроме того, обязательство проводить всякий законопроект через Госуд. Думу - это, в сущности, и есть конституция. Витте горячо отстаивал этот путь, говоря, что хотя он и рискованный, тем не менее единственный в настоящий момент. Почти все, к кому я ни обращался с вопросом, отвечали мне так же, как Витте, и находили, что другого выхода кроме этого нет. Он прямо объявил, что если я хочу его назначить председателем Совета Министров, то надо согласиться с его программой и не мешать ему действовать. Манифест был составлен им и Алексеем Оболенским (сенатор, член Государственного совета.- «История»). Мы обсуждали его два дня и, наконец, помолившись, я его подписал. Милая моя мама, сколько я перемучился до этого, ты себе представить не можешь! Я не мог телеграммою объяснить тебе все обстоятельства, приведшие меня к этому страшному решению, которое, тем не менее, я принял совершенно сознательно. Со всей России только об этом и кричали и писали и просили. Вокруг меня от многих, очень многих, я слышал то же самое, ни на кого я не мог опереться, кроме честного Трепова - исхода другого не оставалось, как перекреститься и дать то, что все просят. Единственное утешение это - надежда, что такова воля божья, что это тяжелое решение выведет дорогую Россию из того невыносимого хаотического состояния, в каком она находится почти год.
Хотя теперь я получаю массу самых трогательных заявлений благодарности и чувств, положение все еще очень серьезное. Люди сделались совсем сумасшедшими, многие от радости, другие от недовольства. Власти на местах тоже не знают, как им применять новые правила - ничего еще не выработано, все на честном слове. Витте на другой день увидел, какую задачу он взял на себя. Многие, к кому он обращался занять то или другое место, теперь отказываются.
Старик Победоносцев (обер-прокурор Святейшего Синода.- «История») ушел, на его место будет назначен Алексей Оболенский; Глазов (министр народного просвещения.- «История») тоже удалился, а преемника ему еще нет. Все министры уйдут и надо будет их заменить другими, но это - дело Витте. При этом необходимо поддержать порядок в городах, где происходят двоякого рода демонстрации - сочувственные и враждебные, и между ними происходят кровавые столкновения. Мы находимся в полной революции при дезорганизации всего управления страною; в этом главная опасность.
Но милосердный бог нам поможет; я чувствую в себе его поддержку и какую-то силу, которая меня подбадривает и не дает пасть духом! Уверяю тебя, что мы прожили здесь года, а не дни, столько было мучений, сомнений, борьбы!
…От всей души благодарю тебя, дорогая мама. Я знаю, что ты молишься о твоем бедном Ники…
Из письма императора Николая II вдовствующей императрице Марии Федоровне в Копенгаген, 27 октября 1905 года.
Милая, дорогая моя мама,
Пользуюсь отъездом Извольского (посланник России в Дании.- «История»), чтобы поговорить с тобой немного по душе. Думаю, что последнее мое письмо, хотя и длинное, было очень неясное и слабое. Надеюсь, Извольский лучше объяснит и расскажет тебе все то, что он видел и сам слышал, нежели я это сделаю.
Прежде всего спешу тебя успокоить тем, что в общем положение стало, конечно, лучше, чем оно было неделю тому назад!
Это бесспорно так! Также не может быть сомнения в том, что положение России еще очень трудное и серьезное.
В первые дни после манифеста нехорошие элементы сильно подняли головы, но затем наступила сильная реакция, и вся масса преданных людей воспряла.
Результат случился понятный и обыкновенный у нас: народ возмутился наглостью и дерзостью революционеров и социалистов, а так как девять десятых из них - жиды, то вся злость обрушилась на тех - отсюда еврейские погромы. Поразительно, с каким единодушием и сразу это случилось во всех городах России и Сибири. В Англии, конечно, пишут, что эти беспорядки были организованы полицией, как всегда - старая знакомая басня! Но не одним жидам пришлось плохо, досталось и русским агитаторам, инженерам, адвокатам и всяким другим скверным людям. Случаи в Томске, Симферополе, Твери и Одессе ясно показали, до чего может дойти рассвирепевшая толпа, когда она окружала дома, в которых заперлись революционеры, и поджигала их, убивая всякого, кто выходил.
Я получаю много телеграмм отовсюду, очень трогательного свойства, с благодарностью за дарование свободы, но с ясным указанием на то, что желают сохранения самодержавия. Зачем они молчали раньше - добрые люди? Всю эту неделю я прощался с министрами и предлагал новым занять их места. Об этих переменах Витте меня просил раньше, но у него не все кандидаты согласились пойти. Вообще он не ожидал, что ему будет так трудно на этом месте.
Странно, что такой умный человек ошибся в своих расчетах на скорое успокоение. Мне не нравится его манера разговаривать с разными людьми крайнего направления, причем на другой же день все эти беседы попадают в газеты и, конечно, навранными. Я ему говорил об этом, и, надеюсь, он перестанет…
Крепко обнимаю тебя, моя милая душка мама.
Поверь мне, что у меня на душе гораздо спокойнее…
Из письма императора Николая II вдовствующей императрице Марии Федоровне в Копенгаген, 10 ноября 1905 года.
Милая, дорогая моя мама,
…2 ноября Миша (великий князь Михаил Александрович, брат императора.- «История») прикатил в Петергоф на своем моторе, и мы переехали вместе сюда (в Царское Село.- «История»). В этот же день началась вторая забастовка железных дорог вокруг Петербурга; но она была не серьезная, так как все остальные дороги отказались от нее. Стачка на фабриках прекратилась потому, что рабочие этот раз ничего не добились кроме голода для себя и своих семейств.
Знаменитый «Союз союзов», который вел все беспорядки, много потерял своего значения после этой забастовки!
Но, вместе с этим, как ты, конечно, знаешь, внутри России начались аграрные беспорядки. Это самое опасное явление, вследствие легкости подбивать крестьян отнимать землю у помещиков, а также потому, что войск везде мало.
Армия из Манчжурии возвращается медленно из-за прекращения движения Сибирской ж. д. Три генерал-адъютанта были посланы для усмирения этих беспорядков: Струков, Дубасов и Сахаров. Сведений от них еще немного, но там, где они сами бывали, наступает спокойствие.
У меня каждую неделю раз заседает Совет Министров. Миша тоже присутствует. Говорят много, но делают мало. Все боятся действовать смело, мне приходится всегда заставлять их и самого Витте быть решительнее. Никто у нас не привык брать на себя и все ждут приказаний, которые затем не любят исполнять. Ты мне пишешь, милая мама, чтоб я оказывал доверие Витте. Могу тебя уверить, что с моей стороны делается все возможное, чтобы облегчить его трудное положение. И это он чувствует. Но не могу скрыть от тебя некоторого разочарования в Витте. Все думали, что он страшно энергичный и деспотичный человек и что он примется сразу за водворение порядка прежде всего.
Он сам мне говорил еще в Петергофе, что как только манифест 17 окт. будет издан, правительство не только может, но должно решительно проводить реформы и не допускать насилий и беспорядков. А вышло как будто наоборот - повсюду пошли манифестации, затем еврейские погромы и, наконец, уничтожения имений помещиков!..
Из письма императора Николая II вдовствующей императрице Марии Федоровне в Копенгаген, 17 ноября 1905 года.
Милая, дорогая мама,
Еще одна тяжелая неделя прошла.
Крестьянские беспорядки продолжаются, в одних местах они кончаются, а в новых местностях начинаются. Их трудно остановить потому, что не хватает войск или казаков, чтобы поспевать всюду.
Но что хуже всего, это новый бунт в Севастополе в морских командах на берегу и в некоторых частях гарнизона.
До того больно и стыдно становится, что словами нельзя выразить…
Из письма императора Николая II вдовствующей императрице Марии Федоровне в Копенгаген, 8 декабря 1905 года.
Милая, дорогая мама,
…Конечно, мне нелегко, но господь бог дает силы трудиться и спокойствие духа, что самое главное.
Именно это спокойствие душевное, к сожалению, отсутствует у многих русских людей, поэтому угрозы и запугивания кучки анархистов так сильно действуют на них.
Без того у нас вообще мало людей с гражданским мужеством, как ты знаешь, ну а теперь его почти ни у кого не видно. Как я тебе писал последний раз, настроение совершенно переменилось. Все прежние легкомысленные либералы, всегда критиковавшие каждую меру правительства, теперь кричат, что надо действовать решительно. Когда на днях было арестовано около 250 главных руководителей комитета рабочих и других партий, все этому обрадовались. Затем 12 газет было запрещено, и издатели привлечены к суду за разные пакости, которые они писали,- опять все единодушно находили, что так нужно было давно поступить!
Все это, конечно, дает Витте нравственную силу продолжать действовать как следует!
У меня на этой неделе идут очень серьезные и утомительные совещания по вопросу о выборах в Гос. Думу. Ее будущая судьба зависит от разрешения этого важнейшего вопроса. Ал. Оболенский с некоторыми лицами предлагал всеобщие выборы, т. е. suffrage universel, но я вчера это убежденно отклонил. Бог знает, как у этих господ разыгрывается фантазия!..
Евгений Жирнов
, руководитель историко-архивной службы ИД «Коммерсантъ»
«Коммерсантъ История», №8, 11 августа 2017
gres пишет: - Страшные письма. В них видно хорошего, порядочного человека, но абсолютно не подходящего своему положению и вызовам времени. Человека, не понимающего глубинных причин происходящего, и не знающего, что делать.
На днях обнаружила целое сокровище - более сотни фотографий последней императорской семьи из фотоальбома Анны Вырубовой - дочери главноуправляющего Собственной Его Императорского Величества канцелярии А.С. Танеева. И в очередной раз сердце кровью облилось... Эта семья, построенная на огромной любви, полном доверии и взаимопонимании, могла бы служить примером для всех...
Никакой царственности, никакого величия и роскоши вы не увидите на этих фотографиях, все как у обычных людей. Также дети болеют, проблемы одолевают, но какие нежные отношения у супругов между собой и с детьми...
А чтобы было не скучно разглядывать не очень качественные черно-белые снимки, решила дополнить их рассказом об истории любви этой прекрасной императорской четы - Николая и Александры Романовых.
Императорская чета на яхте "Штандарт"
П.И.Чайковский - Концерт для скрипки с оркестром
Александра Федоровна (в девичестве принцесса Алиса Гессен-Дармштадтская) родилась в 1872 году в Дармштадте - столице маленького немецкого государства, герцогства Гессенского. Мать ее умерла в тридцать пять лет. Шестилетнюю Аликс, младшую в большой семье, забрала на воспитание бабушка - знаменитая английская королева Виктория. За светлый характер английский двор прозвал белокурую девочку Санни (Солнышко).
Семейный портрет семьи Романовых в парке
В 1884 году двенадцатилетнюю Аликс привезли в Россию: ее сестра Элла выходила замуж за великого князя Сергея Александровича. Наследник русского престола - шестнадцатилетний Николай - влюбился в нее с первого взгляда. Но только через пять лет семнадцатилетняя Аликс, которая приехала к сестре Элле, вновь появилась при русском дворе.
В 1889 году, когда наследнику цесаревичу исполнился двадцать один год, он обратился к родителям с просьбой благословить его на брак с принцессой Алисой. Ответ императора Александра III был краток: «Ты очень молод, для женитьбы ещё есть время, и, кроме того, запомни следующее: ты - наследник Российского престола, ты обручён с Россией, а жену мы ещё успеем найти».
Через полтора года после этого разговора Николай записал в свой дневник: «Всё в воле Божией. Уповая на Его милосердие, я спокойно и покорно смотрю на будущее».
Император Николай II
Этому браку противилась и бабушка Аликс, английская королева Виктория. Впрочем, когда позднее мудрая Виктория познакомилась с цесаревичем Николаем, тот произвел на нее очень хорошее впечатление, и мнение английской правительницы изменилось.
В следующий приезд белокурой немецкой принцессы, через год, Николаю не разрешили с ней увидеться. И тут цесаревич познакомился с балериной Матильдой Кшесинской. Его отношения с ней длилась почти четыре года…
Императорская семья на прогулке в парке
В апреле 1894-го Николай отправился в Кобург на свадьбу брата Аликс - Эрни. И вскоре газеты сообщили о помолвке цесаревича и Алисы Гессен-Дармштадтской. В день помолвки Николай Александрович записал в своём дневнике: «Чудесный, незабываемый день в моей жизни - день моей помолвки с дорогой Аликс. Я хожу весь день словно вне себя, не вполне сознавая полностью, что со мной происходит». Он счастлив! Жизнь без любви рано или поздно превращается в прозябание, так как истинную любовь ничем не заменишь: ни деньгами, ни работой, ни славой, ни поддельными чувствами.
Император Николай II и цесаревич Алексей
Узнав о помолвке, Кшесинская отправила невесте подметные письма, в которых чернила бывшего возлюбленного. Аликс, едва прочитав первую строчку и увидев, что подпись отсутствует, отдала их жениху.
14 ноября 1894 года - день долгожданной свадьбы. В свадебную ночь Аликс записала в дневнике Николая: «Когда эта жизнь закончится, мы встретимся вновь в другом мире и останемся вместе навечно...»
После свадьбы цесаревич запишет в свой дневник: «Невообразимо счастлив с Аликс. Жаль, что занятия отнимают столько времени, которое так хотелось бы проводить исключительно с ней». По переписке Николая и Александры, мы знаем, что любовь и счастье наполняли их обоих. Сохранилось более 600 писем, передающих нам красоту этой любви.
Император Николай II с сыном Алексеем
Царские дети в Европе и России были очень хорошо воспитанными людьми. Воспитанными и образованными для жизни. А семейная жизнь, особенно для государыни, - важнейшее дело ее жизни. Дневниковые записи Александры обнаруживают глубину ее понимания таинств любви и брака.
«Божественный замысел в том, чтобы брак приносил счастье, чтобы он делал жизнь мужа и жены более полной, чтобы ни один из них не проиграл, а оба выиграли. Если все же брак не становится счастьем и не делает жизнь богаче и полнее, то вина не в брачных узах, а в людях, которые ими соединены».
Императрица Александра Федоровна
«Первый урок, который нужно выучить и исполнить, это терпение. В начале семейной жизни обнаруживаются как достоинства характера и нрава, так и недостатки и особенности привычек, вкуса, темперамента, о которых вторая половина и не подозревала. Иногда кажется, что невозможно притереться друг к другу, что будут вечные и безнадежные конфликты, но терпение и любовь преодолевают все, и две жизни сливаются в одну, более благородную, сильную, полную, богатую, и эта жизнь будет продолжаться в мире и покое.
Император Николай II
Еще один секрет счастья в семейной жизни - это внимание друг к другу. Муж и жена должны постоянно оказывать друг другу знаки самого нежного внимания и любви. Счастье жизни составляется из отдельных минут, из маленьких удовольствий - от поцелуя, улыбки, доброго взгляда, сердечного комплимента и бесчисленных маленьких, но добрых мыслей и искренних чувств. Любви тоже нужен ее ежедневный хлеб».
Их любовь перенесла их через многие трудности. Александра родила 4 дочерей. А сына - наследника, будущего монарха России, все не было. Переживали оба, особенно Александра. И вот наконец-то - долгожданный царевич! После 4 дочерей, Александра родила сына 30 июля 1904 года.
Радость во дворце закончилась, когда через неделю после рождения мальчика обнаружили, что ребенок унаследовал неизлечимую болезнь - гемофилию. Оболочка артерий при этом заболевании так хрупка, что любой ушиб, падение, порез вызывает разрыв сосудов и может привести к печальному концу. Именно это произошло с братом Александры Федоровны, когда ему было три года.
Император Николай II
Болезнь Алексея держалась в государственном секрете. Доктора были бессильны. Постоянное беспокойство родителей за жизнь Алексия стало причиной появления при императорском дворе Григория Распутина. По мнению врачей, состоявших при наследнике, Распутин обладал способностью останавливать кровотечение с помощью гипноза, поэтому в опасные моменты болезни он становился последней надеждой на спасение ребенка.
Дети царственной семьи Романовых - Великие Княжны Ольга, Татьяна, Мария и Анастасия, и наследник цесаревич Алексей - были необыкновенны своей обыкновенностью. Несмотря на то, что они были рождены в одном из самых высоких положений в мире и имели доступ ко всем земным благам, они росли как обычные дети. Их отец заботился о том, чтобы их воспитание было похожим на его собственное: чтобы к ним не относились как к тепличным растениям или хрупкому фарфору, а давали им делать уроки, учить молитвы, играть в игры, и даже умеренно драться и шалить.
Великие княжны Мария и Ольга
Таким образом, они росли нормальными, здоровыми детьми, в атмосфере дисциплины, порядка и почти аскетической простоты. Даже Алексею, которому каждое падение грозило мучительной болезнью и даже смертью сменили постельный режим на обычный ради того, чтобы он обрел мужество и другие качества необходимые наследнику престола.
Великая княжна Ольга и Императрица Александра Федоровна
Царские дети были прекрасны - не только своей внешностью, но в еще большей степени своими душевными качествами. От отца они унаследовали доброту, скромность, простоту, непоколебимое сознание долга и всеобъемлющую любовь к родине. От матери они унаследовали глубокую веру, прямоту, дисциплину и крепость духа. Сама царица ненавидела леность и научила своих детей быть всегда плодотворно занятыми.
Цесаревич Алексей
Когда началась первая мировая война, царица с четырьмя дочерями целиком посвятили себя делам милосердия. Во время Александра и две старшие дочери стали еще и сестрами милосердия, часто работая в качестве помощников хирурга. Солдаты не знали, кто эти смиренные сестры, перевязывающих их раны, часто гнойные и зловонные.
Великая княжна Татьяна
«Чем выше положение человека в обществе», - говорил Николай, - «тем больше он должен помогать другим, никогда не напоминая им о своем положении». Будучи сам прекрасным образцом мягкости и отзывчивости к нуждам других, Царь и детей своих воспитал в том же духе.
Великие княжны Татьяна и Ольга
Царица написала дочери Ольге в открытке в день ее рождения: «Старайся быть примером того, какой должна быть хорошая, маленькая, послушная девочка... Учись делать других счастливыми, думай о себе в последнюю очередь. Будь мягкой, доброй, никогда не веди себя грубо или резко. В манерах и речи будь настоящей леди. Будь терпелива и вежлива, всячески помогай сестрам. Когда увидишь кого-нибудь в печали, старайся подбодрить солнечной улыбкой... Покажи свое любящее сердце. Прежде всего научись любить Бога всеми силами души, и Он всегда будет с тобой. Молись Ему от всего сердца. Помни, что Он все видит и слышит. Он нежно любит своих детей, но они должны научиться исполнять Его волю».
Великая княжна Ольга читает Анастасии
Во время первой мировой войны распускались слухи, что Александра Федоровна отстаивала интересы Германии. По личному приказу государя было проведено секретное расследование «клеветнических слухов о сношениях императрицы с немцами и даже о ее предательстве Родины». Установлено, что слухи о желании сепаратного мира с немцами, передаче императрицей немцам русских военных планов распространялись германским генеральным штабом. После отречения государя Чрезвычайная следственная комиссия при Временном правительстве пыталась и не смогла установить виновность Николая II и Александры Федоровны в каких-либо преступлениях.
Императрица Александра Федоровна с дочерьми за рукоделием
По свидетельству современников, императрица была глубоко религиозна. Церковь являлась для нее главным утешением, особенно в то время, когда обострялась болезнь наследника. Императрица выстаивала полные службы в придворных храмах, где ею был введен монастырский (более длительный) богослужебный устав. Комната Царицы во дворце представляла собой соединение спальни императрицы с кельей монахини. Огромная стена, прилегавшая к постели, была сплошь увешана образами и крестами.
Боль за своего сына и за судьбу России были очень тяжелым испытанием для царской семьи. Но их любовь, укрепляемая надеждой на Бога, выдержала все испытания.
Император Николай II и дети
Из письма Александры Фёдоровны Николаю Александровичу в 1914 году: «О, как ужасно одиночество после твоего отъезда! Хотя со мной остались наши дети, но с тобой уходит часть моей жизни - мы с тобой одно целое».
Ответ Николая на письмо был не менее трогателен: «Моё возлюбленное солнышко, душка-жёнушка! Любовь моя, страшно тебя недостаёт, что невозможно выразить!..».
Император Николай II на теннисной площадке
Письмо Александры Николаю: «Я плачу, как большой ребёнок. Я вижу перед собой твои грустные глаза, полные ласки. Шлю тебе мои самые горячие пожелания к завтрашнему дню. В первый раз за 21 год мы проводим этот день не вместе, но как я живо всё помню! Мой дорогой мальчик, какое счастье и какую любовь ты дал мне за все эти годы».
Император Российской Империи Николай II
Письмо Николая 31 декабря 1915 года Александре: «Самое горячее спасибо за всю твою любовь. Если б только ты знала, как это поддерживает меня. Право, не знаю, как бы я выдержал всё это, если Богу не было бы угодно дать мне в жёны и друзья тебя. Я всерьёз это говорю, иногда мне трудно выговорить эту правду, мне легче излагать всё это на бумаге - по глупой застенчивости».
А ведь эти строки написаны людьми, которые прожили 21 год в браке!.. Самое большое счастье было для них - это возвышенность, высокая духовность их отношений. И не будь они царственной четой, они всё равно были бы богатейшими людьми на свете: ведь любовь - высшее богатство и счастье.
Императрица Александра Федоровна
Наступил трагический 1917 год. В продолжение нескольких этапов заключения - сперва в своем дворце в Царском Селе, затем в доме губернатора в Тобольске, и наконец в ипатьевском доме - «Доме Особого Назначения» - в Екатеринбурге, их стражи становились все более и более дерзкими, бессердечными и жестокими, подвергая их оскорблениям, насмешкам и лишениям.
Император читает книгу у кровати Великой княжны Татьяны во время ее болезни тифом
Царская семья все претерпевала со стойкостью, христианским смирением и полным принятием воли Божией. Они искали утешения в молитве, богослужениях и духовном чтении. В это трагическое время императрицу отличали необыкновенное величие духа и «изумительно светлое спокойствие, которое потом поддерживало ее и всю ее семью до дня их кончины» (Жильяр. С. 162).
Императрица Александра Фёдоровна
Британский консул Т. Рестон пытался тайно содействовать освобождению Романовых. По его инициативе разрабатывался план ночного похищения семьи; белые офицеры с фальшивыми документами пытались проникнуть в дом Ипатьева. Но судьба Романовых была уже предрешена... Советская власть рассчитывала подготовить «образцово-показательный» суд над Николаем, но для этого не хватило времени.
Императрица во время приступа болезни у наследника Алексея
12 июля под предлогом приближения к Екатеринбургу Чехословацкого корпуса и частей Сибирской армии большевистский Уралсовет принял постановление об убийстве царской семьи. Существует мнение, что военный комиссар Урала Ф. И. Голощекин, в нач. июля1918 г. побывавший в Москве, получил на это согласие В. И. Ленина. 16 июля Ленину была отправлена телеграмма, в которой Уралсовет сообщал, что казнь царской семьи более не терпит отлагательств, и просил немедленно сообщить, нет ли у Москвы возражений. Ленин на телеграмму не ответил, что в Уралсовете, возможно, сочли знаком согласия.
Император Николай II играет с собакой
В 2 часа ночи с 16 на 17 июля узников разбудили и приказали спуститься в полуподвальный этаж дома, якобы для переезда в другое место. По свидетельствам палачей, императрица и старшие дочери успели перед смертью перекреститься. Первыми были убиты государь и государыня. Они не увидели казни своих детей, которых добивали штыками.
Императрица и Цесаревич Алексей
Дипломатическими усилиями европейских держав царская семья могла уехать за рубеж, спастись, как спаслись многие из высокопоставленных подданных России. Ведь даже из места первоначальной ссылки, из Тобольска, можно было поначалу бежать. Почему же все-таки?.. На этот вопрос из далекого восемнадцатого года отвечает сам Николай: «В такое тяжелое время ни один русский не должен покидать Россию».
Катание на санках около Бастиона, на заднем плане Белая башня. Александровский парк
И они остались. Остались вместе навечно, как и обещали друг другу когда-то в юности.
Николай II и дети на берегу канала
Император и Императрица читают телеграммы с пожеланиями выздоровления цесаревича Алексея
Николай II и одна из его дочерей
Николай II с дочерми и сестрой Ольгой (третья слево), офицер и придворная дама с лыжами
Отец и сын в форме Лейб-гвардии Казачьего Его Величества полка. Балкон Александровского дворца
Император Николай II
Великая княжна Татьяна и Императрица Александра Фёдоровна
Цесаревич Алексей и Император Николай II на балконе Александровского дворца
Цесаревич и Императрица Александра Федоровна