Память в Православной церкви 20 сентября (3 октября), в Католической - 8 августа и 20 сентября.
Гладкова,О. В. "Житие Евстафия Плакиды": византийский текст и славяно-русский перевод / О. В. Гладкова;О. В. Гладкова. Герменевтика древнерус. лит. 2000 . Сб. 10. - С. 629-643.
Житие Евстафия Плакиды - переводное византийское житие-мартирий, в составе его угадываются сюжетные приемы византийского романа приключений: на героя обрушиваются разные несчастия, он насильственно разлучен с женой, теряет детей (и считает их погибшими), а затем, благодаря стечению различных обстоятельств, вся семья вновь воссоединяется. Собственно агиографические мотивы - чудесное видение, побудившее Плакиду креститься (после крещения он получает имя Евстафия) и мученическая смерть за веру Евстафия, его жены и детей - лишь обрамляют повествование (о чертах византийского Ж. см.: Безобразов П. Византийские сказания. Юрьев, 1917, ч. 1. Рассказы о мучениках, с. 251-254).
Время перевода Ж. ("Писание житиа и муки святаго Еустафиа и жены его Феопестеа и чаду ею Агапиа и Феопестеа") на Руси точно не установлено, но служба Евстафию входит уже в Служебные Минеи XI в. (см.: Ягич И. В. Служебные Минеи за сентябрь, октябрь и ноябрь в церковнославянском переводе по русским рукописям 1095-1097 гг. СПб., 1886, с. 162). В ВМЧ Ж. читается под 20 сентября. Ж. входит в состав Великого Зерцала. Его сюжет был использован в лубочных картинках.
Тот же сюжет известен и в латинской версии, отразившейся через польское посредство в русских "Римских деяниях" Римские деяния. СПб., ОЛДП, 1878, вып. 2, с. 300-318).
Изд.: ВМЧ, сентябрь, дни 14-24. 1869, стб. 1286-1298: Сказание об Евстафии Плакиде/ Подг. текста, пер. и ком. О. П. Лихачевой. - В кн.: ПЛДР. XII век. 1980, с. 226-245, 654-656.
Лит.: Ровинский Д. Русские народные картинки. Кн. III. Притчи и листы духовные. - СОРЯС, 1881, т. 25, с. 600-602; Державина О. А. "Великое Зерцало" и его судьба на русской почве. М., 1965, с. 50, 62, 158, 159; Адрианова-Перетц В. П. Сюжетное повествование в житийных памятниках XI-XIII вв. - В кн.: Истоки русской беллетристики. Л., 1970, е. 71-76.
М. А. Салмина
Словарь книжников и книжности Древней Руси. XI - первая половина XIV в. Л., 1987, с. 146-147
Мученичество святого Евстафия и кровных его
Оп.: Жития византийских святых. – СПб.: Corvus, Terra Fantastica, 1995 . Пер. С.Поляковой.(неизвестного времени; некоторыми приписывается Симеону Метафрасту)
(Текст переведен по изданию: Analecta Bollandiana, III, Paris, 1884 )
Во дни, когда Траян 1 владел скипетром Римской державы и вся вселенная охвачена была безумием идолопоклонства, великий Евстафий славился как начальник над воинами. Тогда он звался Плакида. Эту власть купило ему не золото и не доставило благоволение тех, кто может его жаловать, а заслужили походы против врагов и многочисленные победы. На языке римлян он назывался стратилатом. 2 Евстафий был знатного рода, весьма богат и славен добродетелью и добрыми нравами. Ведь его отличало не только мужество, но гораздо более доблестное одоление страстей, ибо, осиливая внешних врагов, он никогда не позволял собственным страстям побеждать себя. Потому он вел умеренную жизнь и заботился о справедливости. И рука его была щедрой для просящих; не единственно искушена она была копьем обращать в бегство, привычнее ей было протягивать подаяние нищим, и для Евстафия больше значило тайно благотворить, чем из тайной засады обращать в бегство врагов.
Хотя и охваченный тьмой заблуждения и безумием идолопоклонства, он блистал добрыми делами и был, по слову божественного Давида, плодоносной маслиной. 3 Войти в дом Божий мешала ему только вера его - во время то Евстафий был новым Корнилием. 4 Была у него и супруга, соучастница жизни его, которая старалась соучаствовать и в добродетели, и двое недавно рожденных сыновей. Евстафий растил их так, что по плоду угадывалось дерево, и сходство сказывалось не столько в чертах телесного их облика, сколько в душевном благородстве.
Столь велика была воинская доблесть Евстафия, что враги устрашались одного имени его, и, чтобы обратиться в бегство, им довольно было только услышать о его приближении. Когда же боевое его копье отдыхало от битв, место войны заступала Евстафию охота.
Однажды Евстафий отправился на охоту, и слуга, посланный на поиски зверя, донес ему, что недалеко пасется стадо оленей. Стратиг в надлежащем порядке расставил охотников и распорядился, как вести травлю. Когда спутники его праздно стояли в ожидании, из чащи показался олень, из-за своей мощности и быстроты бега опередивший все стадо, который привлек к себе глаза Евстафия и, подобно какому-нибудь прославленному вражескому воину, как бы вызывал его на бой. И вот Евстафий, велев всем охотникам на указанных им местах ожидать стада, в сопровождении нескольких спутников, отпустив поводья, стремительно бросился в погоню за тем оленем. Затем, когда спутники его утомились, он продолжал погоню один, конь его не знал усталости, и Евстафий не остановился до тех пор, пока олень, увидев его без спутников и вскочив на вершину отвесной скалы, недоступную даже для этих животных, не прекратил одновременно своего бега и преследования охотника. Теперь казалось, что ловец не настиг добычу, но сам стал жертвой того, кого преследовал. Стратилат в поисках места, где ему было бы возможно подняться на скалу, чтобы не упустить такую редкостную добычу, на самом деле был уловлен великой и божественной мудростью. Ибо на голове увиденного им оленя между обоими рогами его был ярко сверкающий и, как пламя, горящий крест, а между этим изображением страсти Господней в воздухе, будто на иконе, начертан был сам претерпевший во плоти за нас. И тут же прозвучал глас: “Плакида, что ты гонишь меня?”. Ибо тогда еще Евстафия так звали. “Я - Иисус Христос, радуюсь на твои добродетели и определил, что несправедливо такому богатству скрываться в глубокой тьме идолослужения и пропадать втуне. Единственно любовь к человекам и желание спасти их подвигло Меня, Бога, обитающего Небеса, кому поклоняются невещественные силы, сойти на землю, приняв образ, в котором ты Меня зришь”. Пораженный столь пречудным видением и гласом, Плакида тут же упал на землю - у него не достало сил зреть и слышать подобное, а паче того из благоговения, ибо ему открылся рекший. Оправившись от великого удивления и немного придя в себя, он спросил в сильном душевном страхе: “Кто ты, владыка?”. И снова услышал тот же глас, исходящий от святого образа Господня: “Я - Иисус Христос, создавший из небытия весь мир, своими руками сотворивший человека и простерший свое человеколюбие и далее, спасши его, сломленного грехом”. И по порядку перечислил свое вочеловечение, распятие, смерть, погребение, все, что даровало освобождение роду людскому, порабощенному и воистине простертому во прахе, а также вознесение и причастность тайнам. Услышав эти слова, Плакида, как Павел, 5 просветился Божественных тайн и уверовал, чему внимал и что узрел, и показал делами своими, что сеятель небесный бросил зерна не на каменистое место и не в терние, но в тучную землю. 6
В тот час и в последующее время Евстафий приносил плоды, достойные веры его. И вот он слышит дивный глас, приказывающий ему поспешить в город к христианскому иерею, чтобы от него очиститься животворящим крещением вместе с женой своей и детьми, а после крещения возвратиться в место это. “Ибо,- был глас,- снова ты узришь Меня, и Я возвещу тебе грядущее и открою тайну спасения”. Так сказал Господь. А стратилат, возвратившись домой, все, что узрел и чему внимал, одно за одним открыл жене своей. Он еще не кончил говорить, как жена его, предваренная об этих благах, сказала: “О господин мой, ты узрел распятого, которого справедливо чтит весь христианский род”, а затем рассказала ему о том, что было с ней. Ибо она видела божественные сны, благовествовавшие ей о великих благах: “Ты и супруг твой, и дети придете завтра ко Мне, и откроется вам, что Я, Иисус Христос, могу спасти любящих Меня”. “Если ты не против, муж мой, даже на время не станем промедлением откладывать обретение блага, не будем нерадивы, когда нас ждет такая награда, но этой же ночью вкусим благодати и, придя к христианскому иерею, получим то, что великое счастие обрести, я разумею святое и божественное крещение”. Таковы были слова истинной его помощницы и доброй советчицы, ибо она была не такова, как праматерь наша. 7 И вот посреди ночи с двумя детьми и самыми верными слугами они пришли в церковь.
Затем с глазу на глаз рассказывают иерею о видении и ночных снах, просветивших их. Иерей, наделенный ведением и уразумевший слова их, благодатный, истинно Иоанн 8 - таково было и имя его, весьма возликовал и тотчас, по обычаю, наставив их, окрестил во имя Отца и Сына и Святого Духа. Стратилата Плакиду он нарек Евстафием, а жену его Татиану - Феопистой, желая, чтобы с переменой жизни изменились и имена их, а также и детей он назвал по-новому: старшего - Агапием, а младшего - Феопистом. Кроме того, иерей приобщает их святых тайн, я разумею тело Господнее и кровь. Затем, помолившись о них, радостно отпускает радующихся. “Идите,- говоря,- Христос с вами. Но в раю да не забудете вы сегодняшнего часа; пусть сохранится у вас память и обо мне”. Так сказал тот иерей, словно предзнал, каков будет конец их жизни, и требовал от тех, кто более его, большего. С наступлением дня Евстафий отослал на торжище 9 обычных своих сотоварищей по охоте, чтобы быть в одиночестве и покое. Когда один он очутился в горах на том месте, где было ему божественное видение и небесный глас, склонив голову к земле, в горячей молитве просил снова удостоиться их, ибо теперь пронзен был острейшей стрелой стремления к ним. “Явись мне,- говорил он,- Господь, и возвести то, что обещал возвестить”. И вот тотчас премудрый охотник и ловец человеков, Господь, приблизился к пришедшему. “Блажен ты, Евстафий,- рек Господь,- после купели божественного возрождения, 10 ибо обрел через то залог бессмертия, и на тебе знак, что ты овца из стада Моего. Теперь надлежит тебе претерпеть испытание веры твоей. Ибо ныне, как никогда, демон искуситель, завидуя полученному тобой дару, будет подступать к тебе, всяческими средствами пытаясь отнять его у тебя. Ты же славно, как некогда Иов, 11 оборешь его. Доныне ты был возвышен богатством, славой и счастьем, процветанием детей своих, бранными подвигами и всем, что делает человека счастливым. Но ни диавол, ни большинство окружающих тебя еще не знают, принес ли ты Мне, даровавшему это благо, как плату за него любовь ко Мне. Если ты сохранишь прежнее благочестие и тогда, когда лишишься всего, то подлинно дашь доказательство добродетели. Я сделаю так, что люди будут дивиться на тебя, и ты станешь примером стойкости для всех, любящих добродетель, так что не единственно Иов отныне будет славиться ею. После этого прения ты посмеешься над гордыней врагов, ибо одержишь победу. Утешением в горестях да будет тебе, что после унижения своего и той горькой чаши зол, которую Я дам тебе испить, вновь простру над тобой десницу Мою и любящий явлюсь тебе, возлюбившему Меня, и вновь ты обретешь прежнюю жизнь и благоденствие, а в конце дней своих будешь увенчан венцом мученичества во имя Мое”.
Рекший это воспарил в небо, а божественный Евстафий после подобающих благодарственных молитв сошел с горы, одновременно радуясь концу предвещания и как бы совлекая мысленно одежды свои перед началом искусов, и готовясь на прение. Когда мудрый этот муж воротился домой, он знал, что спокойно может открыть тайну жене, прочим же нет. Убедившись на прежнем опыте, сколь добрая она советчица, он доверяет ей предреченное. И, склонив колени и сердца свои, оба они в слезах, так как слова эти возвещали им испытания, молили, чтобы сильная и человеколюбивая десница Божия защитила их как в счастье, так и в утеснении. Прошло немного дней, и губительная чума поразила дом стратига; сначала она распространилась среди рабов и рабынь, совсем лишив его прислуги, а затем перекинулась на лошадей, мулов и коров и совершенно уничтожила стада их, так что в короткое время Евстафий потерял весь свой скот. Добрая чета ратоборцев поняла, что это лишь начало искусов, и стойко сносила все, следуя слову мудрого Иакова, заповедовавшего нам в своем послании благом считать многообразные испытания, которым мы подвергаемся, потому что, по словам его, “испытание веры рождает терпение”. 12 И вот супруги стойко сносили пришедшую беду и только просили, чтобы по милости Божией не оставляла их благодать терпения. Так, разом лишившись всего, чем владели, то есть слуг и скота, потерпев кораблекрушение у себя на родине, смотря на свое злосчастие как на какой-нибудь сон, не веря, что недавно были они славны и привлекали к себе людские взоры, стыдясь встречаться с друзьями, чтобы не вызывать сожаление и слезы соседей, знакомых, всего города, они решили покинуть родину и уйти в чужие края. Добровольное изгнание супруги предпочли любимой родине, лишь бы не иметь множества свидетелей своего несчастия, и были готовы трудиться за мзду и вести горестную жизнь на чужбине, только бы не быть среди тех, кто знал об их прежнем богатстве и теперешнем разорении. Ибо для людей благородных позор страшнее всякого страдания, бед, трудов, тягот и любой иной горести. Так рассудив и решив в душе своей, они захватили с собой немного самых необходимых вещей, сколько сами могли снести, и под прикрытием ночи и темноты вместе с детьми направились по пути, ведущему в Египет. Некоторые из их бывших соседей, привычные поступать зло, увидев, что дом остался без хозяев, тотчас вошли в него и, так как некому было помешать злодейству, разграбили все: серебро, золото и дорогие одежды, которые там были, ибо оказались немилосерднее самого диавола, наславшего испытание на Евстафия и кровных его.
В это время в городе праздновалось всенародное торжество в честь победы над персами. На нем должно было присутствовать стратилату, ибо ему предназначено было там почетное место. Весь город ликовал, а собравшиеся в театре воодушевлены были великой радостью, стратиг же, главное лицо на этом празднестве, не появлялся. Всех охватило удивление и печаль, коснулись они и самого императора. Когда же люди узнали, что Евстафию случилось претерпеть и какие беды постигли дом его и что, сломленный их тяжестью и не снеся позора, он покинул город, удалившись с глаз тех, кого знал, погрузились в печаль, и радость переложилась в глубокое уныние, и все вельможи и император скорбели, не в силах равнодушно взирать на злосчастие столь великого мужа. Однако сокровенной ото всех осталась истинная природа случившегося с ним и то, что он изменил свою веру.
И вот славный Евстафий с женой и детьми, держа, как мы сказали, путь в Египет, подходит к какой-то гавани и берегу. Найдя там готовый к отплытию корабль, они всходят на него. Море было спокойно, и попутный ветер надувал паруса, но оно яростно обрушило на них новые беды. Хозяин корабля оказался варвар и человек необузданного нрава; не знаю, умел ли он сражаться с морем и порывами бури, но зато был на все готов и отважен, когда дело касалось бури страстей и плотских порывов. Взглянув на Феописту и убедившись, что она хороша собой, он жадно смотрел на нее, пленился красотой женщины и не сводил с нее глаз. Когда путь окончился, варвар схватил женщину, сказав, что не отпустит ее и возьмет в вознаграждение за то, что доставил Евстафия сюда. Хотя супруги согласились отдать все свои деньги, чтобы он получил много более того, что ему полагалось, варвар ничего не хотел слушать, но, взглянув на них как лютый убийца, вновь повлек злосчастную, которая - о злосчастие - тем сильнее влекла его к себе. Евстафию, если он не будет молчать и не помирится на том, что вместе с детьми останется невредим, он сказал, потрясая мечом: “Он тебя и против воли заставит замолчать”.
Великого Евстафия тотчас сковал страх: ни руки его, ни язык не повиновались ему. Случилось это потому, что варвар угрожал ему смертью, а еще более из-за внезапности происшедшего. И вот божественный этот муж, хотя и вопреки воле своей, взял детей и пошел по пути, ведущему в Египет, постоянно обращая глаза назад, чтобы, пока это было возможно, видеть жену. Не зная, что ему делать, и не имея помощника, Евстафий был в растерянности и терзался печалью. Плакать он не мог, ибо сильное горе, подобно пламени, иссушающему природную влагу, не давало глазам его источать слезы. Но то, что еще будет рассказано, затмевает это тяжелейшее, как вы знаете, для любящего мужа и ни с чем не сравнимое горе. Ибо как Бог по доброте своей никогда не перестает благотворить, так диавол не насыщается злодеяниями. Благородный этот муж, словно потеряв половину своего существа и не имея иного утешения в постигшем его несчастье, кроме слез по своей жене, уходит один с детьми, этим напоминанием об их родительнице; терзаемый в душе острой болью, он благодарит Бога за мудрые приговоры его и устроение. Они достигают какой-то реки, которую из-за быстрого течения и полноводности весьма трудно было перейти. И вот, не отваживаясь переправиться с детьми, Евстафий берет на плечи сначала одного сына и переносит на другой берег. Опустив его на землю, он возвращается, чтобы взять второго, и видит, что лютый лев уже схватил в пасть этого младенца. Ужас объял самое сердце мое, охватит он, думаю, и ваше, когда узнаете о случившемся. Если столь сильно страдают внемлющие этому рассказу, понятно, как страдал родитель? Но Евстафий явил стойкость и в этом несчастии, ибо, хотя был отцом, желал показать себя и сыном, послушным Отцу Небесному. Должно нам держать в уме, что несчастье его не кончилось на этом. Увидев это ужасное зрелище, пораженный в самое сердце и не зная, что делать, так как он отчаялся спасти этого сына, Евстафий бросился к другому. И, когда возвращался к оставленному на том берегу младенцу, единственной своей надежде и единственному наследнику рода, что же случается? Язык мой сковывает самое нужда рассказать об этом, и я не знаю, как поведаю о несчастии. Еще не достигнув того берега и не оплакав судьбы первого сына, еще весь объятый огнем, еще с пылающей внутренней, обратив глаза на второго, он видит - о горькое зрелище, о злосчастные его глаза! - как волк уносит младенца в своей пасти, и тот, кого он любил, обречен стать пищей зверя. Как он это стерпел? Как вынес? Как у него достало сил видеть это? Как не отдал он Богу душу свою? Конечно, Божественная рука утешающего печалящихся простерлась над ним, чтобы, по слову Павла, даровать “при искушении и облегчение”. 13 И вот, придя в себя и уповая единственно на Бога, он снова пустился в путь, лишенный богатства, лишенный отечества, лишенный жены и детей. Истинно, человек этот был морем несчастий и зол! Но смотри на несказанно благосклонное попечение Божие, на то, как суровость Его и горечь Его в начале, в конце обращается радостью для истинно добрых и боголюбивых душ. Ведь со зверьми, похитившими сыновей его, случилось вот что. Лев, утащив мальчика, перешел реку выше того места, где Евстафий оставил ребенка, и побежал в пустыню. Но Тот, кто связал чрево кита, чтобы невредим остался в нем пророк, 14 и ныне пришел на помощь. По устроению Его пастухи напали на льва, и Бог сделал, чтобы младенец в его пасти остался невредим и не претерпел никакого зла, волк же, повстречав землепашцев, из пасти своей, словно из спального покоя, выпускает второго младенца, совершенно не тронутого и не уязвленного.
А они, я разумею пастухов и землепашцев, живших по соседству друг от друга, подобрали младенцев и человеколюбиво их у себя взращивали, ибо подвигнуты были человеколюбием зверей и боялись, чтобы лев и волк не оказались в сравнении с ними более сострадательны к людям. Ни подобравшие младенцев, ни сами они не подозревали о связывавшем их родстве.
После множества постигших Евстафия ударов и одержанных побед он, стойкий и великий душой, еще терпел голод и уповал на руки свои, и, сделав их единственной поддержкой своего существования, работал за плату, и трудом зарабатывал себе пропитание. Паче же уповал он на щедрую руку Всевышнего, которая, раскрываясь, оделяла всякую тварь благословением своих даров, и просил Бога призреть на него. Живя так, он неустанно молился с сокрушенным сердцем и смиренным духом, говоря: “Совсем не оставь меня, человеколюбец, призри на уста мои и на сердце мое, дай в терпении и благодарности прожить остаток дней и так обрести покой ото множества утеснений, ибо Ты благословен во веки”. Затем Евстафия вновь охватывала печаль, и он словно искал побуждения для слез и хотел истязать плоть и смирять дух, благодарил Бога и говорил себе так: “Увы, некогда по красоте я был как цветущее дерево, ныне же как дуб, которого лист опал, и как сад, в котором нет воды”. 15 Повторял он и слова, некогда служившие иудеям угрозой, и то, что рек схожий с ним подвигом Иов: “Кто даст мне месяц за месяцем прежние дни, когда Бог хранил меня, когда светильник Его светил над головою моею, когда Господь призирал на дом мой и пути мои струили елей, а скалы источали для меня млеко? 16 Теперь я остался один, лишен богатства, лишен рабов, лишен и той, что делила со мной жизнь. Не дано мне, увы, иметь ни любимых детей моих, никого, кто бы утешил и спас меня”. Затем, снова подняв глаза к Небесам, говорил: “Помню, Господи Иисусе Христе, как ты рек, что должно мне принять такие же, как Иову, испытания. Но теперь вижу, что мои страдания тяжелее его; у Иова ведь оставалась жена его, и друзья, и отеческая земля, услада для глаз. Я же лишен всего этого, нищ, сир, без отчизны, без крова, потерял друзей, силой отнята у меня даже та, с кем я делил жизнь. Печалями своими равен я Иову, но утешениями не равен”. Такое и подобное этому он говорил, стенаниями и слезами показывая великую печаль души, словно сбылись над ним слова: “Слезы будут для него хлебом день и ночь”. 17
Положив некую деревню, называвшуюся Вадис, пределом своих долгих скитаний, стратиг - увы, добровольный изгнанник в чужой земле - там зарабатывал себе скудное пропитание. Где-то вблизи этой деревни - о сколь дивно, Боже, Твое устроение - жили и его сыновья. Об их родстве не знали ни они сами, ни те, кто их взял на воспитание. Стратиг прожил в Вадисе 15 лет, когда сам работал в поле, когда за вознаграждение сторожа поля.
А тот варвар, который по своей истинно великой распутности похитил жену Евстафия - и здесь видно благое строение Божие,- ликовал и радовался, завладев ею. Однако он ничего не добился, кроме того, что показал себя злодеем, ибо рука Всевышнего позаботилась о благе этой женщины. И как прежде Господь, тяжкими ударами поразив фараона, чудесно сохранил Сару для супруга, 18 так и Феописту он сохранил ее мужу нетронутой и не узнавшей беззаконного смешения, покарав варвара смертью. Когда этот злодей, как он того заслуживал, умер, Феописта безопасно могла оставаться там, куда он ее увез. Но это было еще скрыто от Евстафия, чтобы вперед он получил иное, малое утешение. Но смотри, что будет дальше. Во времена те варварское племя, среди которого жила Феописта, нарушило союз с римлянами, напало на их землю и, захватив богатую добычу, без урона возвратилось назад. Случившееся внушило великую тревогу тому, кто владел тогда скипетром Римской державы. Решив защитить римлян, он вспомнил тут о человеке, который мог достойно вести войну. Это был Евстафий. И вот, не медля, Траян, ибо Траян правил тогда Римской державой, посылает на его розыски. Он велел искать Евстафия во всякой земле и во всяком городе, а нашедшим была назначена немалая награда. Многие для этого рассеялись по всем углам земли. Два мужа, они звались Акакий и Антиох, которые были слугами Евстафию, пока он был стратигом, и несли воинскую службу, и лучше других знали этого мужа, совершив долгий путь, с помощью Божией, приходят в деревню, где Евстафий питался от трудов рук своих, исполняя всякую сельскую работу. Когда они к нему приблизились, ни по одной черте не могли узнать его, ибо облик Евстафия изменили постоянные горести и из-за великого того страдания поступь его была неверной, а лицо печальным. Простота и бедность его одежды тоже не позволили им узнать этого мужа, среди многих знаменитого и не имеющего себе равных. Евстафий, хотя и не узнанный, узнал пришедших. Когда он увидел известных ему людей, сердце у него сильно забилось, и снова он вспомнил прошлое, и улегшееся уже страдание оживилось. Однако стойкий этот муж овладел собой, скрепив сердце, терпел и молчал, чтобы оказаться победителем не только врагов, но и своих страстей. Акакий и Антиох еще не слышали его голоса и только спрашивали всех, не видел ли кто-нибудь из них такого человека, всячески стараясь найти Евстафия. А он, охваченный сильной печалью, только и делал, что молил Бога об одном и подлинном утешении, говоря: “Положи предел, человеколюбец, положи предел бессчетным козням против нас диавола, ибо одному Тебе ведома слабость человеческая. Терпение Ты мне послал, даруй во благости своей и утешение. Если я не гневлю своими мольбами, если не печалю внутреннюю Твою, Благой, тем, что пекусь о себе более, чем Ты, Господи, обо мне, да будет воля Твоя явить ту, кого Ты дал мне помощницей, по попечению Твоему с самого начала соединенную со мной, если варвар тот еще не убил ее, побужденный гневом или страстью, как явил Ты мне знакомых людей, которые некогда служили рабу Твоему. Зная, что злосчастные дети мои сделались добычей диких зверей, я не буду, Владыка, таить свою мольбу - прошу, чтобы в день воскресения всего рода человеческого мне свидеться с ними и во веки ликовать вместе”. Едва он сотворил молитву, как услышал глас с неба, говорящий: “Мужайся, ибо жизнь твоя, как прежде, будет славной, и ты счастливо обретешь жену свою и детей”. Когда Евстафий это услышал, он исполнился ликования и страха: ликования из-за благой вести, страха же из-за предчувствия испытаний, ибо боялся их и страшился злоумышлений диавола. Воины же, которые отправились на его розыски и нигде ничего о нем не могли разведать, отряхнув дорожную пыль и переодевшись, приближаются к Евстафию. Сказав обычное: “Радуйся, друг” - и в ответ от него услышав то же, стали рассказывать, что делали по дороге и с кем встречались, и расспрашивать, видел ли он когда-нибудь Плакиду, странствовавшего с женой и детьми. Ибо полагали, что они до сих пор вместе. Евстафий, сжигаемый душевно памятью о жене и о детях и, словно жалом, уязвленный словами пришедших, начав говорить, склонялся уже к слезам, однако смирил свою скорбь уздой рассудка и размышления и стал расспрашивать, зачем повсюду они разыскивают этого мужа и зачем он им так нужен. Акакий же и Антиох сказали, что он-де нам родич и долгое время мы не видели его, а теперь возгорелись в сердце сильным желанием увидеть. Евстафий молчал и не открылся им, но пригласил обоих на угощение и на обед, желая, чтобы они отдохнули от трудов своего странствия. И вот Евстафий отвел их в дом, где ему самому дали приют, сказав хозяину: “Эти мужи мне знакомы и, идя мимо, попали к нам, поэтому нужно подобающим образом их принять. Служба моя и длани мои отработают расход”. Так он принимал их и услуживал им, а душа его томилась, и внутренняя содрогалась в тоске, и он заплакал. Что на его месте сделал бы другой человек, вспомнив о своем прежнем счастье, не происходи он от дуба или скалы?! 19 Когда Евстафий почувствовал, что глаза его побеждены и по щекам катятся слезы, желая скрыть это, тотчас вышел, словно за какой-то надобностью, и тщательно вытер глаза. Вернувшись, вновь разделял веселие этих мужей. Много раз Евстафий уходил и плакал, но скрывал это по величию своего духа. Но когда прибывшие всмотрелись в него и со вниманием оглядели, они заметили, что лик его исполнен великой кротости, а это не ложное свидетельство внутреннего совершенства и добродетельной души; постепенно, как охотничьи псы, они начали его причуивать и уже перешептывались, что он, мол, весьма похож на того, кого мы ищем, а один из них сказал: “Сходство этого мужа с Евстафием добрый знак: наши ожидания не будут обмануты. Мне ведома одна верная примета, которая позволит нам безошибочно судить. Я знаю, что вражья рука некогда поразила шею Плакиды, и это была не поверхностная царапина, а очень глубокая рана. Если мы найдем шрам, добыча попала в сети. А там уж от нас зависит, чтобы она ни при каких обстоятельствах не ускользнула из наших рук”. Так они говорили и, приблизившись, обратили глаза на его шею и тотчас увидели шрам, яснее слова изобличающий этого мужа. Не в силах сдерживаться из-за охватившей их сильной радости, они вскочили из-за стола и, словно в исступлении или неистовстве, не понимая, что с ними творится, то прыгали от радости, то плакали, то горячими поцелуями выказывали ликование своей души. Чего только они не говорили, чего только не делали! Припадали к ногам Евстафия, ловили его руки, обнимали за шею, словно боясь, что все случившееся - сон, и говорили: “Начальник, благодетель, господин наш”, расспрашивали, что произошло и что он претерпел, и как переменилась жизнь его, где жена его, где дети. “Если мы не лишились рассудка, если не грезим, разве тот, кого мы искали, не перед нами?”. А воистину благородный тот муж и без того имел печальные и полные слёз глаза, услышав же, что они спрашивают о детях и жене его, горько заплакал и громко застенал, и непрерывно льющиеся слезы омочили лицо его и одежду. С трудом сдержав наконец свои стенания, он сказал голосом, сдавленным сердечным волнением: “Друзья, дети мои и жена уже умерли (ибо и Феописту он считал умершей), а меня, исполненного печали, покинули в злосчастной этой жизни”. Говоря так, он возбудил общую печаль: все жители деревни сбегались толпами, чтобы быть свидетелями невиданной трагедии. Едва сами императорские слуги прекратили плач и успокоили шумевшую толпу, они открыли присутствующим высокий сан и подвиги Евстафия, его благородное происхождение и прочие выдающиеся достоинства и привели их этим в великое изумление. Ибо поистине неслыханно, чтобы стратиг трудился за мзду, прежде владыка над многими какого-то простого человека, живущего трудом рук своих, называл господином, чтобы тот, кто привык кормить сотни тысяч людей, смотрел в руки другим и трудом добывал себе пропитание. Узнав это об Евстафии, все недоумевали, совестились, корили себя за неведение и дивились стойкости его, говоря: “Увы, как это от нас утаилось, как могло скрыться? Кто бы не выказал сострадания, если б знал, кто бы не разделил с ним его печали?!”.
Так говорили жители деревни и вспоминали о том, что Евстафии вынес, а воины, отведя его в сторону, сообщили ему волю императора и то, зачем они пришли сюда, и что в его помощи нуждается и сам император, и все его вельможи, и весь город, а также, что им было повеление возвратиться не иначе как с Евстафием. Поспешно сказав ему это, они сняли покрывавшие его лохмотья и одели в принесенные ими царские одежды: с давних пор ведь император любил Евстафия и показывал, сколь великую имел к нему склонность. Затем воины вместе с ним покинули деревню. Евстафий полагал, что без воли Божией это бы не случилось, так как незадолго был ему божественный глас, возвестивший обретение прежней славы и остальные радостные и благие вести. Во время пути он поведал им, как узрел Господа, как крестился и получил имя Евстафий, и все, что случилось в доме его и на пути во время бегства, он без прикрас рассказал им. Через пятнадцать дней они свершили путешествие и пришли во дворец. Императору возвестили о прибытии Евстафия, и несказанная радость исполнила и его, и граждан, и все войско. Свидетельством великой радости императора было то, что он не выражал ее, как обычно, а, словно от преизбытка ликования, был сам не свой и не думал о приличествующем царям достоинстве и гордости. Пренебрегши тем, что был занят - ведь тогда император был погружен в государственные дела, он поднялся с трона, пошел навстречу входящему в царский покой Евстафию и, протянув ему, ты бы сказал сердечно, руку, горячо обняв и милостиво приветствовав, слезами и поцелуями, выказывая великое ликование и душевную радость. Затем император расспросил Евстафия о его злосчастиях, а тот поведал все от начала до конца - о чуме у себя в доме, о гибели рабов, о падеже быков, мулов, лошадей и другой скотины, затем о расточении всего достояния и богатства своего дома, поведал, что ему тяжело было выносить презрение знакомых и потому нужно было скрыться и жить где-нибудь далеко среди тех, кто его не знает. Далее о том, что видел, как жену его, стыдливую до предела, подобно пленнице, влек варвар, до предела разнузданный, что зубы хищных зверей растерзали его младенцев и глаза отца это вынесли; и что с тех пор стратиг, трудясь за плату на чужбине, кормился трудом своих рук.
Когда эта печальная повесть была рассказана, слезы сочувствия полились из глаз слушателей, хотя то, что Евстафий был найден, снова утешило их душевную скорбь. После этого император говорит со стратигом о военных делах и возвращает ему золотой пояс и сан. 20 А он, посмотрев стратиотские списки и убедившись, что для предстоящего похода воинов слишком мало, объявил новый набор. Тотчас по всем городам и деревням Римской державы всех, кто был особенно силен и молод, вносили в списки как участников этого похода. А что было дальше? Господь, мудро питающий все и на все призревающий, призвавший небытие к бытию и воедино соединивший рассеянное, чудесно устрояет, чтобы найдены были дети Евстафия. Из той деревни, где они жили, следовало взять двух новобранцев, превосходящих силою тела и мощью рук своих сверстников. Когда же вновь набранное войско по велению стратига было разделено на фаланги и лохи, 21 сыновей Евстафия сделали щитоносцами. Евстафий, по многим чертам их телесного облика угадав в них благородство и отвагу, под влиянием любови, склонился душой к юношам. Говорят - подобное к подобному; вот он и велел, чтобы юноши делили с ним трапезу и дом его. Сделав все приготовления к войне, стратиг выступил на врагов. Когда завязалась битва, отважный тот муж мощным ударом обращает в бегство варваров и многих убивает. Но в своем возмездии виновникам зла он на этом не останавливается, а нежданно переходит реку Гидасп; 22 грабя все на своем пути и захватив великое множество пленников, Евстафий посрамил варварскую гордыню и научил варваров бояться возмездия за совершенные злодеяния. Так этот благородный муж освободил Римскую державу от угрожавшей ей беды. Возвращаясь на родину, стратиг разбил лагерь в одной деревне, удобной для этой цели, и, чтобы воины отдохнули от трудов, оставался там три дня, так как деревня была украшена рощами и текучими водами и вся стояла среди прекрасных цветущих садов. Жена Евстафия приставлена была за плату сторожить один из этих садов. Щитоносцы стратилата - молва о том, что они его сыновья, уже шла и торопила обнаружение божественного этого строения - расположились на ночлег вблизи сада, который охраняла жена Евстафия; недалеко оттуда находился и сам стратиг. Обычно во время привалов воины рассказывают друг другу разные происшествия, особенно же охотно диковинные, которые этим-то как раз и привлекают слушателей. Вот около полудня оба юноши сошлись вместе и стали вспоминать о своем детстве. Старший говорит младшему: “Отец мой - стратилат, мать же благовидна и не уступает красотой ни одной женщине. Был у меня брат, младше меня, белокурый. Родители, сам не знаю почему, взяв нас с собой, покинули дом. После долгого странствия мы сели на корабль и поплыли. Когда же пришло время спуститься на берег, я с братом и отцом сошли с корабля, а мать наша осталась. Почему это случилось, я тоже не знаю, но помню, что отец сильно плакал, когда покинул корабль. Идя со мной и с моим братом, отец вскоре подходит к реке, которую любому было трудно перейти, а ребенку и совсем невозможно. Поэтому, посадив брата себе на плечи, он стал переходить реку, меня же собирался перенести вторым. Брат был уже на том берегу, и отец направился за мной; достигнув середины реки, он увидел зрелище, непереносимое ни для чьих глаз, а особенно для отцовских. Словно по данному кем-то знаку, появляются хищные звери и тотчас уносят в одну сторону меня, а в другую брата. Отец видел это, но не мог никому из нас помочь... (Текст испорчен – прим. пер.) переправляется через реку, в пасти своей держа меня. Затем, когда прибежали пастухи, волк отпустил меня, не причинив никакого вреда, и я попал к пастухам и был ими воспитан”. Младший брат, слушая этот рассказ и во всем находя для себя знаки, приметы и напоминания, пришел в волнение, и сердце его стало тревожно биться. Когда же он выслушал всю историю до конца и уже не по непрочным, а по несомненным доказательствам узнав брата, не мог ни успокоиться, ни сидеть на месте, ни владеть собой, но вскочил и обнял его с великой любовью и радостью, ликуя, плача, то дивясь чуду, то предаваясь веселию. Так многообразно менялись его чувства. “Ты брат мой,- кричал он,- брат мой, любимый брат, милый брат, брат, которого вопреки всякой надежде я вижу живым, как и ты нечаянно меня; нас ведь удивительным образом похитили звери, еще удивительнее мы были спасены и сострадательно взрощены людьми, которые о нас ничего не знали. Это,- говорил он брату,- как и многое, что ты мне рассказал, я храню в памяти не потому, что был тому свидетелем: я все слышал от людей, меня воспитавших”. Столь чудесным образом Господь дал братьям узнать и найти друг друга. Как же они узнали мать свою и были узнаны ею? Слушайте все и никогда не забывайте, что эти их речи обнаружили юношей, расположившихся для беседы вблизи ее дома. Ибо так устрояет все великая мудрость Божия. Находясь рядом - неузнанная вблизи неузнанных, Феописта явственно услышала то, что они говорили. Поначалу она ничего не могла понять, хотя молодость и красота юношей напомнила ей о сыновьях. Когда же повесть их продвинулась вперед, сердце Феописты исполнилось тяжелых мыслей: ее мучили раздумья и томили сомнения. Она с любопытством глядела на лица юношей и всячески старалась различить в них приметы своих сыновей. Феописта не знала про похищение младенцев зверьми, так как сама была похищена до этого, но на основании многого отчетливо поняла, что это ее сыновья, ибо и лица их явили ей несомненное доказательство этого, особенно же укрепляло ее веру упоминание о том, что их отец стратилат, что, когда они с корабля сходили на чужую землю, все спустились, кроме матери, и корабль увез ее одну. Она стала несказанно стенать и благодарить Бога, собрав в сердце своем все это воедино и уже не сомневаясь, что юноши - ее сыновья, а невольно заплакав, старалась не дать заметить этого юношам, что было мудро и не похоже на женщину. Затем поспешно скрылась в домике, где жила, а так как скорбь не давала ей молчать (обычно ведь в подобного рода обстоятельствах мы не столько радуемся тому, кого нашли, сколько скорбим по тем, кого потеряли), принялась горько и слезно плакать, говоря: “Отпрыски чрева моего здесь. Где же отец их? Не случилось ли с ним какой нежданной беды? Не пожрал ли его подкравшийся хищный зверь? Или, быть может, печальными глазами смотрит он на свет солнца, ибо его теснят беды? Узнают ли меня, несчастную, мои дети? Я опасаюсь, что они с подозрением отнесутся ко мне, подумав, будто не из-за того, что претерпела, а из-за того, что услышала, я называю себя их матерью”. Так она говорила себе и остаток дня и всю ночь провела в тревоге. Женщина решила утром явиться к стратилату и попросить его взять ее вместе с собой на родину. Потому она подошла к нему и говорит: “Господин мой, я родом из римской земли, но много лет прожила здесь, так как некому было помочь мне возвратиться в свое отечество. И вот я молю тебя, да не призришь ты женщину, стремящуюся обрести при твоей поддержке родину и находящуюся в столь великом затруднении”. Это показалось ей полезным для обеих сторон, то есть для супруга ее и детей - она возвращалась бы вместе с возвращающимися, а так как щитоносцы должны были сопровождать стратилата, то, следуя за ними, она могла бы видеть их и, разговаривая, приучать к своему облику и речи, и так постепенно добиться, чтобы юноши ее узнали и убедились в ее кровной близости к ним; кроме того, власть стратилата могла помочь ей найти своего мужа, где бы он ни был. Так она решила и с такой просьбой обратилась к стратилату, а тот, участливый ко всем, особенно же к тем, кому жизнь принесла тяготы и печали, внял ее просьбе и согласился доставить на родину. Феописта подивилась на великую доброту и человеколюбие стратилата, стала оглядывать его внимательными глазами, и какой-то луч, словно осветив перед женщиной душевный склад и внешний облик стратига, позволил ей узнать его.
Когда же она вполне уверилась, что стратилат - Евстафий, супруг Феописты, и у нее не осталось никакого сомнения, замерла без слов в душе и на языке, пораженная необычайностью происходящего и разделяясь между стыдливостью и любовью. Так как женщина сознавала свое ничтожество и славу этого мужа, она не могла подумать, как посмеет назваться его женой. Кроме того, Феописта не знала, как к ней теперь отнесется Евстафий - ведь прошло очень много времени, и это еще более сдерживало ее. Однако любовь сильна и исполнена дерзости, и нет такого недоступного препятствия, которое не оказалось бы для нее оборимым и ничтожным. И Феописта, уступив ей, дождалась подходящего часа, предстала перед мужем и, глубоко и печально вздохнув и проливая из глаз - это лучший способ убеждения - горькие слезы, сказала: “О благородный, злосчастный и многострадальный, из Плакиды ставший Евстафием, просвещенный к благочестию и наставленный о грядущем видением Святого Креста, данным тебе через оленя, из счастливого ставший презренным и узнавший беды, некогда оставивший жену свою на корабле, а это, увы, была я, несчастная, кого варвар тот и убийца отнял в уплату за нашу переправу; тебе, горько плачущему, он велел сойти на берег, а меня, задумав злое, оставил у себя. Возмездие скоро настигло злодея и сохранило тебе чистоту супруги. С тех пор я перенесла многое, но неоскверненным соблюла супружеское ложе. Я говорю это, призывая в свидетели Бога и недреманные Его очи. Если все это - приметы твоей жизни, ты должен узнать свою жену; если не отвергаешь меня в моем ничтожестве и не считаешь недостойной твоей славы, вместе сейчас возблагодарим великое попечение о нас Христа, по которому все так устроилось”. Так с горячими слезами говорила многострадальная Феописта, а стратиг, полагая, что этого недостаточно, чтобы ей поверить... (В тексте пропуск – прим. пер.).
Так не совсем забыт будет нищий, и надежда его не до конца погибнет, 23 ибо Господь “мертвит и живит”, 24 ранит и вновь исцеляет, “превращает бурю в тишину” 25 ; испытав их на огне, как испытывают серебро, он даровал им утешение, так что Евстафий сказал: “Слушайте, и всем вам, кто богобоязнен, я расскажу, что Бог судил душе моей. Ибо торопятся к Нему стопы благовествующего. 26 Да услышим идущие к часу этому слова Наума: „И явился вдувающий в лицо его дыханье жизни и освобождающий его от утеснения". 27 Но довольно”.
После этого стратиг, повелев, чтобы за ним вели пленников и везли остальную добычу, победителем двинулся в царственный город Рим. До возвращения Евстафия умер Траян, и царство перешло к Адриану, мужу, твердо державшемуся языческой веры, образом мыслей варвару и жестокому гонителю благочестивых. 28 По возвращении стратега император, радуясь одержанной им победе над врагами, наградил его дарами и прочими знаками своего благоволения и весьма был доволен тем, что Евстафий нашел жену свою и детей. Когда же этот безумец отправился в языческий храм, чтобы принести благодарственную жертву тем, кто был еще безумнее его, воистину благочестивый стратиг, зная подлинного виновника своей победы и почитая его духовной жертвой, не только что не вошел в храм вместе с императором, но не мог даже приблизиться к дверям его, ибо с самого начала уклонялся от пути зла.
Император осведомился о причине того, почему он не принес отчим богам благодарственные жертвы за победу и спасение детей и жены, а Евстафий, привыкший свободно говорить и смело исповедовавший свою веру, тотчас без колебания сказал: “Будучи христианином, о император, я приношу благодарность за эту победу и обретение детей моих и жены Христу, даровавшему мне их. Никого другого, особенно же не обладающих душой немых истуканов, я, не стану признавать и чтить, ибо не лишился еще рассудка”. Император, разгневавшись на эти слова, сначала лишает Евстафия сана стратига и пояса, а затем, злочестивый, предает вместе с женой и детьми суду трибунала. На первых порах император пытается словами убеждения уговорить супругов отказаться от благочестия, когда же видит, что они недоступны никакой лести и кажущимся ему благими посулам, приступил к угрозам. Но так как они и этого не устрашились, Адриан решил испробовать иной путь, ибо, по безумию своему, не ведал, что убеждение и насилие - непримиримые враги. Ведь если он желал, чтобы Евстафий и его кровные подлинно отступились от христианской веры, следовало их уговаривать, а не карать; ведь нельзя довольствоваться одними словами, если то же самое не говорит и сердце человека. И вот он приказывает отвести борцов этих на ристалище. Воистину лютый и безумный, он спускает на Евстафия и кровных его лютых львов, и они стремительно бросаются на святых, ибо их подгоняет голод. Мужеубийцы позаботились, чтобы мученики Христовы скорее были растерзаны, так как к природной дикости зверей присоединился еще и голод. А это для борцов было причиной еще более славного чуда: дикие звери их не тронули, ибо по великой мудрости Божией величайшее зло нередко претворяется в величайшее торжество добродетели. Едва львы приблизились к святым, они перестали быть хищными зверьми, но, воистину нелицеприятные свидетели благочестия, подтвердили его не словом, а делом. Ибо тотчас львы, наподобие молящихся, склонили перед святыми головы, словно прося прощения за то, что не по своей, а по чужой воле оказались здесь, облизали стопы их с великой бережностию и кротостию и тотчас мирно отошли. Этим они обличили злочестивое безумие тирана и воочию показали всем, что и бессловесные твари, насколько они имеют разум, признают владык своих. Таким образом, звери показали себя как бы наделенными способностью мыслить. А теперь посмотри на людей, явивших кровожадность лютых тварей и совершенное отсутствие разума. Безрассудному императору следовало бы поразиться такому сверхъестественному и удивительному чуду и избрать его кормчим, путеводящим к благочестию. Он же не только не удивился и не был устыжен поведением животных, но еще сильнее это разожгло его ярость, словно он гневался на львов за то, что они вопреки его ожиданию не бросились на святых. Затем император приступил к другому виду пытки: для мучения святых изготовляется медный бык. На следующий после звероборства день быка этого раскаляют огнем, и император велит собрать весь народ в театре. Так как своим многоглаголанием тиран уже показал себя пустословом, понапрасну тратящим время, он пришел в еще пущий гнев и приказывает окружающим его быстрее слова ввергнуть святых в нутро быка. И вот приспешники императора повлекли мучеников, нимало не скорбящих, без всяких следов страдания на лице, и, приблизившись к быку и воздев руки и глаза к небу, святые сказали: “Боже, Господь сил, услышь мольбу нашу и дай нам, Господи, за то, что проверил и испытал нас в огне подвига во имя Твое, получить удел всех от века Твоих святых. Ты, по слову своему, Господи, привел нас к прежней славе и блеску мира сего, ныне же приведи от преходящего к вечному. Вот во имя Твое мы предадим себя огню, отец вместе с детьми и их матерью. Да будет наша жертва любезна Тебе, и да посрамится силой Твоей враг всего человеческого рода. Да прославится, Господи, через нас, ничтожных, преславное имя Твое. Не презри жертву нашу, но пусть пред лицом Твоим будет она как дары Авеля, как жертва Авраама, 29 как кровь первомученика, 30 как убиение, огненная смерть и мученическая кончина всех святых. Уготовь спасение души и освобождение от всякой скорби всем, творящим ради святого Твоего имени нашу память”.
Едва эти слова за славным мучеником Евстафием повторил хор сомучеников его, был им глас с неба, рекший, что мольба их услышана, и объявлявший их наследниками Царствия Небесного. После того как мученикам был глас этот, все они с ликованием тотчас вошли в нутро огненного быка. Но он уже не был орудием пытки: как бы святые ни прикасались к нему телом, медь только свежила их покрытые испариной тела и придавала им сил. И так, славя Бога и желая найти в царствии Его успокоение, сентября двадцатого дня они предают в руки Его свои мученические и многажды в состязаниях торжествовавшие души. Однако по прошествии трех дней исчадие зла, Адриан, приближается к медному этому быку и требует, чтобы его открыли (ведь на спине его была дверца). Когда дверцу открыли, он и все присутствующие видят тела мучеников; на них не было никаких следов огня и противу прежнего они сверкали еще большей белизной. Потому тиран, думая, что святые живы, велел вытащить их из чрева быка, и тут всех охватило великое удивление: огонь не коснулся святых и не повредил им, чтобы пламя можно было считать причиной их смерти. Пораженные этим великим чудом, все словно в один голос и по чьему-то знаку воскликнули: “Могуч христианский Бог! Иисус Христос - единый истинный Бог, великий, всемогущий, соблювший тела Своих святых невредимыми среди пламени, так что и единого волоса их не тронул огонь; не-ложное свидетельство Его Божественной силы дали уже львы, сохранившие рабов Его от погибели”. Так и подобным образом славя Бога, говорил народ. Тиран же, посрамленный, а равно испуганный криком толпы, с позором отступил, а с ним вместе тайно скрылся общий враг всех живущих. Благочестивейшие и вернейшие из христиан подняли тела многажды во состязаниях торжествовавших мучеников Христовых, почтили их, как подобает, песнопениями и похоронили с честью и богобоязненно в священном месте. Когда же к окончанию пришло языческое ослепление, мученикам построили молитвенный дом, славя Отца, Сына и Святого Духа, единое Божество и единое Царство. Да будет Ему слава, честь, сила, величие и поклонение ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Комментарии
*Все ново- и ветхозаветные цитаты даются в синодальном переводе.
1 . Траян - римский император (98-117).
2 . Стратилат - высокий военный чин.Далее Евстафий часто именуется стратигом, т.е. полководцем.
3 . …был... плодоносной маслиной.- Пс. 51,10.
4 . Корнилий - в апостольские времена римский центурион в Кесарии. Подвигнутый видением, он привел в город апостола Петра, результатом чего было, как гласит легенда, предусмотренное духом Божиим обращение Корнилия, принявшего крещение и последовавшего за Петром.
5 . ...как Павел, просветился Божественных тайн...- имеется в виду внезапное обращение апостола Павла. Строгий последователь фарисеев, он предпринял даже гонения на христиан, для чего направился в Дамаск. На пути туда Павел пережил неожиданный душевный перелом, в результате чего он превратился в адепта и насадителя христианства. Эпизод обращения Плакиды написан по образцу рассказа об этом в Деяниях апостолов, повторены даже знаменитые слова Христа, обращенные к Павлу: “Когда он шел и приближался к Дамаску, внезапно осиял его свет с неба. Он упал на землю и услышал голос, говорящий ему: „Савл! Савл! (таково было иудейское имя апостола.- С. П.). Что ты гонишь меня?" Он сказал: „Кто ты, Господи?" Господь же сказал: „Я Иисус, которого ты гонишь"” (9, 3-5).
6 . ...сеятель небесный бросил зерна не на каменистое место...- намек на евангельскую притчу о сеятеле, разбрасывающем семена, из которых одни падают вдоль дороги, на камни или в сорняки, а другие - на добрую землю (Матф. 13, 4 сл.).
7 . Праматерь наша.- Ева. В отличие от Феописты она дала своему мужу пагубный совет: вкусить от древа познания добра и зла, что привело к изгнанию обоих из рая.
8 . ...истинно Иоанн...- т. е. благой, благодатный. Имя Иоанн производили от древнееврейского слова благодать.
9 . ...отослал на торжище...- рыночная площадь средневекового города представляла собой своеобразный центр общественной жизни, где обменивались новостями, обсуждали религиозные и политические вопросы и т. п.
10 . Купель божественного возрождения - крещение.
11 . Ты же славно, как некогда Иов, оборешь его.- Иов - библейский праведник, которого Бог по подстрекательству диавола решает подвергнуть искусу, чтобы посмотреть, останется ли он, каким был в дни своего благоденствия. Для этого он отнимает жизнь у детей Иова, лишает его богатства и насылает на него проказу, но Иов сохраняет благочестивое терпение.
12 . ...испытание веры рождает терпение.- Не вполне точная цитата из Посл. Иак. I, 3.
13 . ...при искушении даст и облегчение.- I Коринф. 10, 13.
14 . Но Тот, кто связал чрево кита, чтобы невредим остался в нем пророк...- намек на эпизод библейской легенды: пророк Иона был выброшен в море во время бури и проглочен огромной рыбой, во чреве которой он пробыл три дня.
15 . ...как дуб, которого лист опал, и как сад, в котором нет воды.- Исх. I, 30.
16 . Кто даст мне месяц за месяцем прежние дни...- парафраз Иов 29, 2 ел.
17 . Слезы будут для него хлебом день и ночь.- Незначительно измененные слова Пс. 41 (42), 4.
18 . ...чудесно сохранил Сару для супруга...- имеется в виду библейский рассказ о том, как Авраам, переселившись в Египет, выдавал свою красавицу жену Сару за сестру, и потому она попала в гарем фараона. Но Бог жестоко покарал фараона, и тот вернул Сару мужу.
19 . ...не происходи он от дуба или скалы?! - Стих Одиссеи (19, 163) стал поговорочным речением еще в античное время.
20 . ...возвращает ему золотой пояс и сан.- патрикиям полагалось носить красную шелковую одежду и золотой пояс.
21 . Фаланга - пеший строй, замкнутые линии воинов в несколько следующих друг за другом рядов. Лох - воинское подразделение различной численности. Здесь, вероятно, римская центурия, т. е. сто воинов.
22 . Гидасп - приток Инда.
23 . Так не совсем забыт будет нищий, и надежда его не до конца погибнет...- Пс. 9, 19.
24 . ...мертвит и живит...- ср. I Царств. 2, 6 сл.
25 . ...превращает бурю в тишину...- Пс. 106 (107), 29.
26 . ...стопы благовествующего...- Наум 2, 1.
27 . И явился вдувающий в лицо его дыханье жизни и освобождающий его от утеснения.- Незначительно измененная цитата из Наум 2, 2.
28 . ...царство перешло к Адриану...- как свидетельствуют источники, Адриан (117-138) был не “более жестоким гонителем благочестивых”, чем его предшественник Траян.
29 . Дары Авеля и жертва Авраама - сын Адама Авель пожертвовал первенцев из своего стада, и “призрел господь на Авеля и дар его” (Быт. 4, 4). Авраам, один из библейских патриархов, по воле искушавшего его Бога готов был принести в жертву своего единственного сына Исаака. Видя его веру и послушание, Бог позволил Аврааму пощадить сына.
30 . ...кровь первомученика...- первомучеником считали архидиакона Стефана, одного из 70 апостолов, т. е. тех, кто действовал вместе с 12 апостолами, избранными самим Христом.
СКАЗАНИЕ ОБ ЕВСТАФИИ ПЛАКИДЕ
Перевод древнерусского текста
В ТОТ ЖЕ ДЕНЬ. ОПИСАНИЕ ЖИТИЯ И МУЧЕНИЯ СВЯТОГО ЕВСТАФИЯ, И ЖЕНЫ ЕГО ФЕОПИСТИИ, И ДЕТЕЙ ИХ АГАПИЯ И ФЕОПИСТА
В дни правления Траяна, когда приносили жертвы идолам, был некий стратилат по имени Плакида, человек высокого и славного рода, имеющий более других золота и всякого добра; он был язычником, но украшал себя праведными делами, кормил голодных, поил жаждущих, одевал нагих, помогал бедствующим, освобождал из темниц и вообще стремился помочь всем людям. Была у него жена, тоже язычница, но, как и он, творила она добрые дела. У них родились два сына, и они воспитали их в тех же добрых обычаях. И так как этот муж прославился не только добродетелями, но и храбростью и доблестью, то все чужестранцы и варвары боялись одного только его имени. Он был храбрый воин и искусный охотник и всегда развлекался охотой. Человеколюбец бог, всегда и везде призывающий к себе достойных себя, не посмотрел на то, что он находится во тьме идолопоклонства, - ведь сказано в Писании: «Человек, боящийся бога, в любом народе, приятен ему», - захотел спасти его следующим образом: когда однажды Плакида отправился, как обычно, на охоту со своими слугами, появилось стадо бегущих оленей, Плакида расставил охотников и начал гон. И увидел он оленя, самого крупного и самого красивого во всем стаде, и отделился тот олень от стада, Плакида тоже отделился с небольшой свитой от остальных и стал с ними преследовать этого оленя. Пока они его преследовали, все обессилели, и Плакида один продолжал гнаться за оленем, и вскоре оказался далеко от своей дружины. Долго гнал он оленя, вдруг олень вскочил на высокую скалу и стал на ней. Стратилат подъехал ближе, обдумывая, каким бы ему образом поймать оленя, ведь слуг с ним не было. Но бог предопределяет различные пути для спасения людей: уловил он своим явлением ловца Плакиду - не так, как Корнилия - Петром, а как Павла-гонителя. Долго так стоял Плакида, смотрел и удивлялся, и показал бог чудо так, как некогда Валааму, когда осел заговорил по-человечески. Над рогами оленя показался святой крест, светящийся как солнце, и между рогами - образ святого тела Христова. И дал бог человеческий голос оленю, который сказал ему: «О Плакида! Зачем ты меня гонишь? Это ведь ради тебя пришел я, чтобы явиться тебе в образе этого животного. Я - Иисус Христос, которого ты почитаешь, не ведая. Твои добрые дела, что творишь ты нищим, дошли до меня, и из-за этого я пришел явиться тебе в образе этого животного и уловить тебя, так как несправедливо, чтобы любящий меня увяз в дьявольской сети». Услышав это, стратилат, объятый страхом, упал с коня; через некоторое время он встал и, желая лучше увидеть, сказал: «Кто ты, голос, который я слышу? - явись мне, говорящий, чтобы я уверовал в тебя!» Сказал ему господь: «Знай, Плакида, я Иисус Христос, сотворивший небо и землю из ничего; я, сотворивший солнце, чтобы дать свет дню, и луну и звезды, чтобы дать свет ночи; я, создавший человека из земли, ради спасения человека явился во плоти, претерпел распятие и погребение и в третий день воскрес». Услышав это, Плакида упал на землю и сказал: «Верую в тебя, господи, верую, что ты творец всего и животворен мертвых». И снова сказал ему господь: «Если веруешь в меня, иди в город, обратись к христианскому священнику и проси у него крещения». Плакида же сказал: «Господи! Велишь ли сказать об этом моей жене и детям моим, чтобы и они уверовали?» Сказал господь: «Расскажи им; крестившись, вы очиститесь от ваших грехов. А потом приди сюда, я тебе раскрою тайны спасения». Вернувшись домой, когда уже был вечер, Плакида стал рассказывать жене своей о великих чудесах Христа, которые он видел. Когда он кончил, жена воскликнула: «О господин мой! Ты видел распятого, которого чтут христиане? Он есть бог истинный, такими знамениями спасающий верующих в него!» И еще она воскликнула: «Помилуй меня, господи Иисусе Христе, и обоих моих младенцев!» И сказала она мужу: «И я прошлой ночью видела его во сне, и он сказал: «Завтра ты, и муж твой, и дети придете ко мне и поймете, что я есть Иисус Христос». Давай пойдем этой ночью и крестимся: этим крещением мы станем ему свои». И сказал ей Плакида:«То же самое сказал мне тот, который мне явился». И когда наступила полночь, с обоими младенцами и несколькими слугами пришли они к священнику. Оставив слуг снаружи, они вошли к священнику и рассказали ему обо всех видениях; объявили себя верующими в господа нашего Иисуса Христа и просили его свершить над ними таинство крещения. Священник обрадовался и прославил господа Иисуса Христа, который хочет спасти всякого человека и привести его к истине, сотворил он над ними молитву, научил их вере и крестил их во имя отца и сына и святого духа. Плакиду он назвал Евстафием, а жену его Татьяну - Феопистией, сына - первенца - Агапием, а меньшого - Феопистом; и причастил их святого тела и крови господа нашего Иисуса Христа, и отпустил их, сказав: «Бог да будет с вами и да даст вам царствие свое. Я понял, что рука господня над вами. Вы же, когда будете в раю, помяните мою душу, Иоанна, прошу вас!»
Наступило утро, и Евстафий, взяв с собой нескольких всадников, поехал на гору. Около того места, где ему было видение, он отослал слуг, сказав им: «Поищите лова». И, немного подождав, упал ниц, восклицая; «Молюсь тебе, господи Иисусе Христе! Знаю, что ты Христос, сын бога живого, верую в отца и сына и святого духа; а теперь я пришел и молюсь божеству твоему, чтобы ты открыл мне то, о чем говорил тогда!» И сказал ему господь: «Блажен ты, Евстафий, ибо принял баню моей благодати; теперь ты стряхнул с себя тленного человека и облекся в нетленного. Ныне же проявится дело твоей веры. Поскольку ты отошел от дьявола, он стремится устроить тебе какое-нибудь бедствие; если перенесешь эти несчастья, примешь венец победы. Ты вознесся богатством житейским, а теперь должен смириться богатством духовным; не вздумай отступить, вспомнив свою прежнюю славу, - как ты угодил земному царю, постарайся победить дьявола и хранить веру: ты будешь вторым Иовом в несчастьях. Опасайся, чтобы хула не вошла в твое сердце. Когда смиришься, приду к тебе и устрою тебя в прежней славе». И, сказав это, господь взошел на небеса, и сказал Евстафию: «Хочешь ли, чтобы несчастье пришло к тебе сейчас или в последние дни?» Сказал же Евстафий: «Молю тебя, господи, если никак нельзя избежать предначертанного, пусть ныне придет бедствие. Но дай мне, господи, силу и сохрани от злого помышления, и пусть не смутятся наши сердца!» Сказал ему господь: «Борись и крепись, Евстафий, с вами будет моя благодать».
Сойдя с горы, Евстафий вернулся домой и рассказал все жене своей. И, преклонив колени, они молились господу, говоря: «Господи, да будет воля твоя!» Когда прошло немного дней, мор вошел в его дом, и умерли все рабы. Когда все это случилось, Евстафнй понял, что это та предсказанная напасть, и принял ее с благодарностью, ободряя свою жену, чтобы она не пала духом. Но прошло еще немного времени, и опять настал мор, от которого пали все кони и скотина. И эту напасть он принял с благодарностью. Тайно ушел он из своего дома с женой и сыновьями. И воры, заметив их уход, ночью украли все их имущество: забрав и золото, и серебро, и челядь, и все богатство. В те дни царь устроил праздник, ибо одержал победу над персидским войском; следовало присутствовать там и стратилату, ведь он был самым почетным в синклите. Его искали и не нашли; и все сетовали, как внезапно погибло его богатство и он сам пропал; очень о нем жалели царь и все, кто там был.
Жена сказала Плакиде: «Долго ли еще будем ждать здесь, господин мой? Давай возьмем детей наших - ведь они одни нам оставлены - и уйдем из этой земли, - ведь здесь мы - поношение всем, знающим нас». Ночью они встали, взяв своих двух мальчиков, и отправились в Египет. Два дня они шли, и пришли к морю, и увидели корабль, стоящий в гавани, и зашли на него. Хозяином корабля был свирепый варвар;итак, они сели на корабль и поплыли. Судовладелец увидел жену Евстафия, которая была очень красива, и она ему полюбилась; а когда они приплыли на другую сторону, владелец корабля потребовал плату за переезд. И так как у них не было, чем заплатить, он забрал жену Евстафия вместо платы. А когда Евстафий стал противиться этому и просить за нее, хозяин корабля кивнул матросам, чтобы они бросили ее в море. Понял это Евстафий и поневоле должен был оставить свою жену; взяв обоих мальчиков своих, он сошел на берег, плача и говоря: «Горе мне и вам! Ваша мать отдана мужу-иноплеменнику!» Так, плача, он дошел до какой-то реки; река была многоводна, и он побоялся перенести через нее обоих мальчиков сразу. Одного он взял на плечи, чтобы с ним вместе переплыть реку, а другого оставил на берегу;перебравшись, Евстафий посадил ребенка на землю и вернулся, желая перенести и другого. Когда он был на середине реки, он увидел, что лев схватил его сына и убежал. Увидев это, он обратился к другому, имея намерение и его перенести, и увидел, что и того мальчика уносит волк. Увидев, что его детей утащили звери, он горько плакал, рвал свои волосы и хотел утопиться в реке,- но бог этого не допустил, и он вышел из реки. А между тем лев, переплыв реку выше, пошел в пустыню, неся ребенка, божьей волей невредимого. Пастухи увидели, что лев несет живого ребенка, погнались за львом с собаками. Лев испугался, бросил ребенка невредимого и убежал. А что касается другого мальчика, унесенного волком, некие пахари увидели, что зверь несет живого ребенка, стали.кричать ему вслед, тот бросил мальчика и убежал; эти пастухи и пахари были из одного села, они приняли мальчиков и воспитали их. Евстафий этого не видел; он шел по дороге, плакал и так говорил: «Горе мне! когда-то дела мои процветали, а ныне я лишился всего! Горе мне! Когда-то я был богат, а ныне я будто в плену! Горе мне! когда-то множество людей мне служили, а теперь я остался один и даже детей своих потерял! Но не оставь меня, господи! Посмотри на мои слезы! Вспомни, господи, что ты сказал мне: примешь напасть, как Иов, - но мне выпало больше, чем Иову. Он, хотя и лишился богатства, но сидел на своем гноище, а я терплю муки в чужой стране; у него были друзья, которые его утешали; мое же утешение, моих детей, отняли дикие звери в пустыне; он, хотя и лишенный ветвей, утешался тем, что видел корень - жену свою; я же, окаянный, отовсюду искоренен, и колеблет меня враждебная буря, как тростник в пустыне. Но не отвергни меня, господи Иисусе Христе, твоего раба, который так много говорит - от боли сердечной, а не по воле я это говорю; положи, господи, охрану устам моим и огради двери уст моих, не дай уклониться сердцу моему к словам лукавым, да не буду отвержен от лица твоего». И говоря это с воздыханиями и слезами, дошел он до некоего селения, называемого Вадисон. Поселившись там, он стал работать, зарабатывая себе пропитание. Прожив там много лет, он упросил жителей того селения, чтобы они позволили ему сторожить их посевы; получая плату за это, он прожил пятнадцать лет.
Сыновья же его были воспитаны в другом селении; они не знали, что они братья. А корабельщик-иноплеменник привел жену Евстафия в свою землю; но бог так пожелал, чтобы этот иноплеменник умер, не коснувшись ее: она стала свободна и так жила.
Иноплеменники же воевали с Римом и завоевали много областей. Об этом весьма печалился царь, и вспомнил он Плакиду, который был доблестным и храбрым воином. Вспомнил и весьма удивился внезапно случившемуся с ним. Стал царь набирать воинов, готовясь к войне, и забеспокоился о Плакиде, спрашивая о нем у всех, жив ли он или умер. Он приказал всем искать его, если он жив. И послал по всему своему царству искать его, и сказал: «Если кто найдет его и скажет мне о нем, воздам тому честь великую и увеличу жалованье». Два воина - имена их были Антиох и Акакий,- которые всегда служили Плакиде, отправились искать его. Обойдя всю страну, они пришли в селение, где жил, ничего не зная, Евстафий. Увидев его, они не догадались расспросить его. Евстафий же издали их узнал. И вспомнил он свою прежнюю жизнь, и стал плакать и молиться, говоря: «Господи боже милостивый, избавляющий от всякой скорби надеющихся на тебя! Неожиданно вспомнил я все бывшее со мною раньше - удостой меня увидеть твою рабу, а мою жену! Видел я своих несчастных детей, которые стали пищей для зверей из-за злых моих дел! Дай, господи боже истинный Христе, хоть в день воскресения мне увидеть их!» Когда он так молился, услышал он глас с небес, обращенный к нему:«Мужайся, Евстафий! В свое время снова обретешь свою - прежнюю честь, и жену свою найдешь, и сыновей. А в день воскресения ты большее увидишь и получишь вечное блаженство, и имя твое будет прославляться из рода в род». Устрашенный, сидел Евстафий, слыша это; когда он увидел, что воины приближаются к нему, он сошел с того места, где сидел, и вышел им навстречу. Даже приблизившись к нему, они его не узнали и сказали ему: «Радуйся, друг!» Он же им: «Мир вам, братья!» Они сказали: «Скажи нам, не знаешь ли. здесь некоего чужестранца по имени Плакида с женой и двумя детьми? Если покажешь его нам, дадим тебе много золота». Он же сказал: «А зачем вы его ищете?» Они же сказали: «Он наш друг, мы не видели его много лет, поэтому хотим его видеть». Он сказал им: «Я не знаю здесь такого человека. Но все же отдохните немного в моей хижине, я тоже здесь чужестранец». Привел он их в свою хижину и пошел купить вина, чтобы напоить их, ведь было очень жарко. Он сказал хозяину дома, в котором жил: «Эти люди - мои знакомые, и поэтому они пришли ко мне. Дай мне хлеба и вина, чтобы угостить их, я расплачусь с тобой своей работой». И тот дал ему, что он просил. И когда они пили и ели, не мог Евстафий сдержаться, вспоминая о своей прежней жизни, слезы наворачивались у него на глаза. Он выходил из дома и плакал, потом умывал лицо и возвращался, чтобы служить им. Они же, глядя на Евстафия, начали понемногу узнавать его. Один из них подумал: «Как похож он на того, кого мы ищем». И сказал другу своему: «Очень он похож на него. Но я знаю, что у него на шее есть небольшой след от раны, полученной в бою. Давай узнаем: если у него есть этот знак, значит он тот, кого мы ищем». Посмотрев внимательно, они увидели этот рубец на шее, и тогда вскочили, обняли его, и со слезами спросили, не он ли Плакида, бывший некогда стратилатом. Он же, прослезившись, сказал им: «Нет, не я». Но когда они показали ему знак на шее и, кланяясь ему, сказали: «Ты стратилат Плакида », и спросили его о жене и сыновьях, и вспомнили много другого, тогда он признался: «Да, это я». О своей жене и о детях он сказал, что они умерли. Пока они так беседовали, все жители того селения собрались, как на великое чудо. Воины, успокоив шум, стали рассказывать людям о его жизни и деяниях, о его храбрости и гордости. И, слышав об этом, люди плакали, говоря: «Какой великий человек был у нас наемником!» Тогда воины показали ему царское послание, и одели его в дорогие одежды, и, взяв с собой, отправились в путь. Все селение провожало их, и он, успокоив их, отправил по домам.
По пути он рассказал воинам, что видел Христа и что наречено в крещении ему имя Евстафий, и все, что случилось, рассказал им. Через пятнадцать дней пришли они к царю. И, придя к нему, рассказали, как они нашли Плакиду. Царь вышел навстречу ему, поцеловал его и, сильно прослезившись, спросил его о причинах ухода. Евстафий же по порядку рассказал царю и всем друзьям о своей жене, оставшейся в море, и о сыновьях, съеденных зверями. Все радовались, что он нашелся. Царь просил его опоясаться мечом; он принял меч и стал, как прежде, стратилатом.
Увидев же, что войска недостаточно для войны против варваров, Евстафий велел собрать новобранцев; и были разосланы царские грамоты во все города и селения Римской империи. Случилось же так, что в то селение, где были воспитаны сыновья Евстафия, дошло царское послание. Жители селения отдали воинам этих двух юношей, так как они были чужеземцами; оба они были рослые и очень красивые. Когда все новобранцы были собраны и приведены к стратилату и все распределены по отрядам, он увидел этих двух юношей, которые были прекраснее всех, и назначил их к себе на службу. Видя, как они красивы, он велел им всегда быть вместе с ним за трапезой. И, распределив воинов, пошел на войну; освободил местность, которую прежде завоевали варвары, победив, он перешел реку, называемую Идаспая. Совершив переход, он вошел в Верхнюю страну варваров и ее победил. Задумал он, руководимый божьей волей, напасть и на ту страну, где жила жена Евстафия, избегнув того иноплеменника. Когда тот умер, она ушла в другое, селение, построила себе хижину и стерегла сады тамошних жителей. Когда стратилат пришел в то селение и захватил его, он остался в нем со своим войском на три дня для отдыха. И так случилось, что шатер стратилата был поставлен около ее хижины возле сада, который охраняла жена его. А юноши те жили в хижине той жены, не зная, что она - их мать. Однажды в полдень они сидели и беседовали, рассказывая о своем детстве: они мало что помнили. А мать слушала. И сказал старший брат: «Я ничего не помню, кроме того, что мой отец был стратилат, а мать очень красива. У них было два сына - я и другой, младше меня, русоволосый, очень красивый. Однажды они взяли нас и ночью ушли из дома, сели на корабль вместе с нами. Я не знаю, куда они хотели плыть. Когда мы вышли на землю с корабля, матери с нами не было; я не знаю, каким образом она осталась в море. Отец взял нас на плечи и пошел, плача. Пришли мы на какую-то реку, и он перенес младшего брата, а меня оставил на этом берегу. Когда он хотел вернуться, чтобы перенести меня, пришел лев и убежал, похитив меня; овечьи пастухи отняли меня у льва и воспитали в том самом селении, где и тебя. Кроме этого, я ничего не знаю». Услышав его рассказ, младший брат вскочил и, заплакав, сказал: «Такова сила Христова! Ты - мой брат! Я знаю то, о чем ты рассказал. Воспитавшие меня тоже сказали, что они отняли меня у волка». И они поцеловались. А мать, слушая. это и поняв все, что было рассказано до событий на корабле, очень растрогалась, особенно же, когда она увидела, что они заключили друг друга в объятья; и заплакала, подумав, не ее ли это сыновья, тем более услышав, что отец их был стратилат. На другой день эта женщина пришла к стратилату и сказала: «Умоляю тебя, господин мой, я римлянка, и здесь я в плену,- отведи меня на родину». Так говоря, увидела она шрам, который был на ее муже. Узнав его, она побоялась спрашивать. Потом, осмелившись, бросилась к нему в ноги, говоря так: «Умоляю тебя, господин мой, не гневайся на свою рабу, выслушай меня терпеливо. Расскажи мне о своей прежней жизни, потому что мне кажется, что ты - стратилат Плакида, названный при крещении Евстафием, которому Христос явился в виде оленя, он уверовал в него и затем впал в бедствия; взяв жену свою и двоих детей, Агапия и Феописта, захотел отправиться в Египет; а когда мы плыли па корабле, судовладелец-варвар забрал меня и привел в эту землю. Но Христос мне свидетель, что ни он, ни кто другой не осквернили меня до сегодняшнего дня. Если действительно ты тот, кого я узнала по приметам, скажи мне! Такова сила Христова!» Услышав же все это, Евстафий тоже узнал ее. Обрадовался он, заплакал и сказал ей: «Да, я тот, о ком ты говоришь!» Он тотчас вскочил, и они расцеловались, славя Христа бога, избавляющего своих рабов от многих скорбей. Сказала Евстафию жена его: «Господин мой! Наши дети здесь!» Он же сказал: «Их съели звери!» И рассказал, как он погубил детей. Она же сказала: «Восхвалим же Христа господа, пусть он даст нам найти наших детей, так же как дал нам найти друг друга!» Сказал ей Евстафий: «Я же тебе сказал, их съели звери». Но поведала ему жена: «Вчера, сидя в саду, я слышала, как два некие юноши говорили между собой о своем детстве, и я узнала, что это наши сыновья. Но и они не знали, что они братья, и догадались об этом благодаря рассказу старшего брата. Если ты до сегодняшнего дня этого не видел, пойми теперь, как велика милость Христова! Послушай их самих, они скажут тебе». Позвав юношей, стратилат спросил их: «Кто вы такие и что с вами было?» Они рассказали ему все, и он понял, что они - его сыновья. Обнял их Евстафий, расцеловал; так же и мать их целовала со слезами, благодаря бога за их чудесное обретение. От второго до шестого часа стало известно это чудо всему войску, собрались воины, и все радовались их счастливой встрече более, чем победе над варварами. Великий праздник устроил Евстафий в честь такого события, а на другой день он хвалебными словами принес молитву богу, прославив Христа за его великое человеколюбие. Завоевав всю страну варваров, возвратились они с победой великою, захватив богатую добычу и особенно приведя много пленников.
Случилось же так, что до возвращения Евстафия с войны умер царь Траян. Вместо него стал царь по имени Адриан, язычник, самый свирепый из всех древних царей. Когда Евстафий вернулся с победой, царь встретил его по римскому обычаю. Узнав о совершенной Евстафием победе, а также о том, что он нашел жену и сыновей, обрадовался царь и отправился в храм, чтобы принести нечестивые жертвы идолам. Когда же царь вошел в храм Аполлона, Евстафий не последовал за ним в храм, а остался снаружи. Призвал его царь и сказал: «Почему ты не приносишь жертвы богам, приехав с победой? А ведь тебе надлежит не только ради победы, но и ради обретения жены и сыновей совершить жертвоприношения». Сказал же Евстафий царю: «Я Христу своему воссылал и буду воссылать молитвы и моления, иного же бога не знаю и не чту, кроме того, который сотворил словом все». Тогда велел царь лишить Евстафия всех почестей и стать ему простым человеком, а также приказал привести жену его и сыновей и их испытать. Но, видя их твердую веру, повелел царь его с женой и детьми отправить в цирк на съедение зверям. Выбежал лев и встал около блаженных, поклонился им и отошел, стремясь выбраться с арены, и ушел из цирка. Тогда царь, который видел это удивительное чудо, что зверь не прикоснулся к ним, повелел раскалить медного быка и бросить туда святых. Собрались вокруг все христиане и многие язычники, желая видеть тех, которых ввергали в раскаленную медь. Но когда они приблизились, осужденные воздели руки к небу и помолились так: «Господи, боже сил, для всех невидимый, нами же зримый! Поскольку ты соблаговолил к нам, послушай нас, молящихся тебе! Наша молитва теперь кончилась, ибо мы соединились. Ты удостоил нас участи святых твоих: как три отрока в Вавилоне были брошены в огонь и не отреклись от тебя, так нас ныне удостой скончаться в этом огне - да будем мы приняты тобою как угодная тебе жертва. Подай, господи боже, всякому, поминающему нашу память, быть в твоем царствии небесном; ярость же этого огня преврати в холод и сподоби нас в нем скончаться. А еще, господи, удостой пас того, чтобы тела наши не разлучались, пусть их вместе положат!» Когда они так помолились, раздался голос с небес, говорящий: «Пусть будет так, как вы просите. И более этого будет вам дано, потому что многие напасти перенесли вы и не были ими побеждены; ныне же примите мир, получите венцы победные и почивайте во веки веков за ваши страдания». И, услышав это, святые с радостью пошли в огонь. И когда были они ввержены в огонь, огонь вдруг угас. Прославляя пресвятую троицу, предали они в мир души свои; не прикоснулся к ним огонь, ни единого волоса не тронул. Через три дня нечестивый царь пришел на то место, велел открыть медного быка, чтобы увидеть, что случилось с телами святых мучеников. Он увидел тела их невредимыми, и показалось ему, что они живы. Их вынесли и положили на землю; удивились все стоящие, что огонь не коснулся даже волос их, тела же их светились ярче снега. Испугался нечестивый царь и ушел. Люди же воскликнули: «Воистину велик бог христианский! Один истинный бог - Иисус Христос, нет другого бога, который бы сохранял святых своих». Христиане же, украв тела святых мучеников, тайно похоронили их в почитаемом месте, а когда кончились гонения, построили там храм честен и положили в нем тела святых мучеников, славя господа нашего Иисуса Христа, ему же слава, честь и поклонение со безначальным его отцом и пресвятым духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
Святой великомученик Евстафий до крещения носил имя Плакида. Он был военачальником при императорах Тите (79 - 81) и Траяне (98 - 117). Еще не познав Христа, Плакида творил дела милосердия, помогая всем бедствующим и страждущим. Господь не оставил добродетельного язычника во мраке идолопоклонства.
Однажды на охоте он преследовал на быстром коне оленя, который остановился, взбежав на высокую гору, и Плакида вдруг увидел между его рогами сияющий Крест, а на нем - распятого Сына Божия. Пораженный Плакида услышал глас: "Зачем ты гонишь Меня, Плакида?" "Кто Ты, Господи, говорящий со мною?" - в страхе спросил Плакида. И услышал в ответ: "Я - Иисус Христос, Бог, воплотившийся ради спасения людей и претерпевший вольные страдания и Крестную смерть. Ты Меня, не зная, почитаешь, ибо твои добрые дела и обильные милостыни дошли до Меня. Явился Я здесь, чтобы обратить и присоединить тебя к верным рабам Моим. Ибо не хочу Я, чтобы человек, творящий праведные дела, погиб в сетях вражиих".
Плакида воскликнул: "Господи, я верую, что Ты - Бог Неба и земли, Творец всех тварей. Молю Тебя, Господи, научи меня, что мне делать". И вновь прозвучал Божественный глас: "Иди к священику христианскому, приими от него крещение, и он наставит тебя ко спасению".
С радостью Плакида вернулся домой, все рассказал жене; та, в свою очередь, поведала ему о том, как накануне ей в таинственном сновидении Кто-то сказал: "Ты, твой муж и твои сыновья завтра придете ко Мне и познаете Меня - Иисуса Христа, Истинного Бога, посылающего спасение любящим Меня". Супруги поступили, как им было велено.
Они обратились к христианскому пресвитеру, который крестил все их семейство и всех причастил Святых Таин.
На следующий день святой Евстафий отправился на место своего чудесного обращения и в горячих молитвах возблагодарил Господа, призвавшего его на путь спасения.
И опять святой Евстафий был удостоен чудесного откровения - Сам Бог предупреждал его о предстоящих испытаниях: "Евстафий, подобает тебе на деле проявить твою веру. Тебе, как Иову, предстоит претерпеть многие скорби, чтобы, будучи искушенным, подобно золоту в горниле, явиться достойным Меня и принять венец из рук Моих". Святой Евстафий смиренно отвечал: "Да будет воля Твоя, Господи, всё готов я принять из рук Твоих с благодарением, только бы Твоя всесильная помощь была со мной"
Вскоре на Евстафия обрушились бедствия: умерли все его слуги и пал весь скот. Разоренный, но не упавший духом, святой Евстафий с семьей покинул тайно дом, чтобы жить в безвестности, смирении и нищете. На корабле он направился в Египет . Во время плавания новое несчастье постигло святого. Хозяин корабля, прельстившись красотой жены Евстафия, безжалостно высадил его с детьми на берег, а жену оставил у себя. В великой скорби святой продолжал свой путь, и новое горе разразилось над ним. Переходя бурную реку вброд, он переносил по очереди двух своих сыновей, но пока он переносил одного - другого схватил на берегу лев и унес в пустыню, а пока возвратился к другому - того утащил в лес волк.
Потеряв всё, горько плакал святой Евстафий. Но он сознавал, что это Божественный Промысл послал ему эти несчастья, чтобы испытать его терпение и преданность воле Божией. В молитвах излив Богу свое неутешное горе, святой Евстафий пошел дальше, смиренно готовый к новым испытаниям. В селении Вадисс он нанялся рабочим и пятнадцать лет провел в непрерывных трудах. И не знал тогда святой Евстафий, что по милости Божией пастухи и землепашцы спасли его сыновей, и они жили рядом с ним; не знал он и того, что нечестивый корабельщик был скоро наказан - он умер от жестокой болезни, а жена святого Евстафия, оставшись неприкосновенной, жила в мирных трудах.
В то время императору Траяну пришлось вести трудную для Рима войну. Он вспомнил доблестного полководца Плакиду и отправил воинов Антиоха и Акакия, друзей Плакиды, его разыскать.
Объехав множество областей, они пришли в селение, где жил святой Евстафий. Воины встретили Евстафия в поле, где он сторожил хлеб, но не узнали его и стали говорить ему о том, кого ищут, прося его помощи и обещая большую плату. Но святой Евстафий, сразу узнав своих друзей, не открывал им своего имени. Он привел их в дом своего хозяина и накормил. Присматриваясь к нему, путники заметили, что он очень похож на их полководца, а когда увидели на его шее особую примету - след от глубокой боевой раны, поняли, что перед ними - их друг. Они обняли его со слезами и рассказали, зачем искали его. Святой Евстафий вернулся в Рим и вновь стал императорским военачальником. Много новобранцев пришло к нему в войско, и не ведал он, что два молодых воина-друга, которым он часто давал приказания и которых полюбил за ловкость и смелость, были его сыновья, и они не знали, что служат под началом своего отца и что друг другу они - родные братья.
Однажды в походе войско, которое вел Евстафий, остановилось в одном селении. Воины-братья беседовали в палатке. Старший рассказывал о своей судьбе: как он потерял мать и несчастного брата, как ужасным образом был разлучен с отцом. И младший с радостью понял, что перед ним его брат, и поведал о себе.
Разговор воинов слышала женщина, у дома которой была раскинута палатка, - это была их мать. Она поняла, что это ее сыновья. Еще не открываясь им, но очень желая с ними не расставаться, она пришла к их начальнику - святому Евстафию просить разрешения следовать с его войском. В нем она узнала своего мужа и в слезах рассказала ему о себе и о двух воинах, которые оказались их сыновьями. Так, по великому милосердию Господа, встретилась вся семья.
К этому времени победой закончилась война. С почестями и славой вернулся святой Евстафий в Рим . Преемником умершего императора Траяна стал теперь Адриан (117 - 138), который пожелал отпраздновать события торжественным жертвоприношением богам. К удивлению всех в капище не оказалось святого Евстафия. По велению императора его срочно разыскали.
"Почему ты не хочешь поклониться богам? - спросил император. - Тебе прежде других следовало бы воздать им благодарение. Они не только сохранили тебя на войне и даровали победу, но и помогли найти жену и детей". Святой Евстафий ответил: "Я - христианин и знаю Единого Бога моего Иисуса Христа, Его чту и благодарю, и поклоняюсь Ему. Он всё даровал мне: здоровье, победу, вернул семью и ниспослал Свою помощь на одоление испытаний". В гневе император разжаловал прославленного полководца и вызвал его с семьей на суд. Но и там не удалось твердых исповедников Христовых склонить к идольскому жертвоприношению. Всё семейство святого Евстафия было осуждено на растерзание зверями. Но звери не тронули святых мучеников. Тогда жестокий император в ярости приказал бросить всех живыми в раскаленного медного быка, в котором и приняли мученическую кончину святые Евстафий, его жена
Святой великомученик
Икона св. вмч. Евстафия Плакиды из иконостаса Трапезного храма Свято-Троицкой Сергиевой лавры
Конец первого века по Рождестве Христове...
Для Римской империи наступили счастливые времена. На троне цезарей сидел благодушный Траян. Казалось, мрачные времена Тибериев и Неронов прошли безвозвратно. Торговля, промышленность оживились. Благоденствие порождало веселое настроение духа в обществе. Все спешили насладиться радостным праздником жизни, выпить до дна чашу удовольствий, прежде чем вкусить волн таинственной Леты...
На одной из парадных улиц вечно шумного Рима вы легко могли бы отыскать дом знатного вельможи, видного военачальника Плакиды, одного из любимых слуг цезаря. Войдя в дом, вы заметили бы, каким прекрасным мрамором обложены стены, с каким искусством выполнены разнообразные лепные украшения, а полы выложены чудною мозаикою. Фонтаны кристальной влаги рассылали по всем углам прохладу и наполняли жилище тихим неумолчным журчаньем.
В роскошно убранном кабинете вы могли бы застать хозяина дома. Благородные манеры и гордая осанка говорили о знатности происхождения, а высокий лоб и глубокий взгляд - о серьезном складе ума. На вид хозяину можно было дать не более сорока лет, но уже седина кое-где просвечивала в густых прядях темных волос, обрамлявших «львиное» чело, и в окладистой бороде, придававшей еще более величия его лицу.
Вельможа сидел в кресле и сосредоточенно читал какой-то свиток. В кабинете царила мертвая тишина, и лишь чьи-то отдаленные голоса да мягкий шелест фонтанов тревожили ее.
Между тем портьера тихо приподнялась, и вошла женщина замечательной красоты. Огонь, светившийся в ее глазах, гордого очертания брови, орлиный нос, белые, как перлы, зубы и роскошные черные кудри - все это, в соединении с благородством манер, производило весьма сильное впечатление. Войдя в комнату и застав мужа за чтением, молодая женщина сильно смутилась -краска стыда и тревоги разлилась по ее смуглым щекам. Она сделала было несколько шагов вперед и снова остановилась в раздумье.
А, Стелла, это ты... -молвил Плакида, прервав чтение.- Скажи, пожалуйста, откуда эти свитки?
Тебя чтение так заинтересовало, что ты и не заметил моего прихода,-возразила Стелла, уклоняясь от прямого ответа.- Но что с тобою? Ты чем-то озабочен, расстроен?
Да не знаю, но отчего-то в последнее время я впал в какую-то душевную тоску, чувствую внутренний разлад, сделался совершенно равнодушен ко всему, что прежде занимало меня. А вчера настроение моего духа сделалось настолько тревожно, что я не находил себе места и для развлечения, как ты знаешь, отправился на охоту. Мы скоро углубились в лес, и я незаметно потерял своих товарищей из виду. Я стал подыматься в гору, увлекаемый какою-то неведомою силою. Неожиданно на вершине горы показался олень. Я ускорил шаги (лошадей мы оставили у опушки леса под присмотром раба).
Святой Евстафий Плакида, вмч.
Олень же то останавливался и спокойно пощипывал траву, то, гордо закинув голову, быстро удалялся от меня на безопасное расстояние. Силы заметно оставляли меня, но расстаться с такою добычею мне не хотелось.
Среди погони я и не заметил, как наступила темнота, но - странно - я явственно различал все движения своей добычи, как будто таинственный свет окружал животное. Когда совсем стемнело, мне показалось, что я вижу между ветвистыми рогами ярко горевшую крестообразную звезду... Вдруг таинственный олень исчез, а на вершине горы, где он только что стоял, заблистал озаренный чудным светом крест. Мое сердце сильно забилось... Я отчетливо услышал голос, поразивший меня в самое сердце, голос, звуки которого, кажется, я и теперь слышу и не забуду до самой смерти: «Плакида, зачем ты не веруешь в Меня? Твоя жизнь угодна Богу, ты не можешь поклоняться кумирам, ты должен исповедовать Христа!»
О, Плакида! - с восторгом вскричала Стелла.- Сам Господь призывает тебя!
Плакида глубоко вздохнул и снова заговорил.
Здесь на столе я нашел этот свиток. Кто принес его сюда? - спросил он.
Но что такое ты нашел в этом свитке? Покажи мне...
Здесь я прочел историю призвания какого- то Савла . Кто этот Савл? Кто призвал его? Кто мне объяснит все это?
Я! - быстро воскликнула Стелла.
Плакида окинул ее изумленным, недоумевающим взглядом.
В последнее время глубокие и тяжкие раздумья о неумолимой судьбе и торжествующем зле действительно все чаще посещали Плакиду. Незадолго до описанного нами происшествия на охоте, в одну из таких минут мучительных размышлений, граничивших с отчаянием, Плакиду посетил один из его знакомых - Плиний Младший. Развязно и весело прошел он прямо в кабинет хозяина. Лицо этого человека прямо-таки дышало здоровьем и тою особенною свежестью, которую можно наблюдать у людей счастливых и довольных своим положением.
Как рад, что застал тебя дома! - воскликнул Плиний.- А я только что вернулся в город из сельского уединения. Вот где настоящая-то жизнь! Вот приятный и честный досуг, прекраснее всякого дела! О море, море, мои берега, истинные обиталища муз! Сколько чувств возбуждается в душе, сколько мыслей!
Плакида, сухо поздоровавшись с гостем, упорно молчал, слушая Плиниевы разглагольствования. Лицо его выражало сильную грусть и досаду. Наконец он промолвил:
Что же, ужели в деревне нет ничего, что бы тебя беспокоило? От себя-то, от грызущей сердце тоски разве скроешься?!
Но о чем тосковать? - с удивлением спросил Плиний.- Зачем понапрасну терзать себя?
Так ты в современной жизни не видишь ничего, что могло бы смутить тебя, отравить тебе твои городские и тем более сельские удовольствия, которые ты только что описал так живо и даже заманчиво?
Ах, гражданская скорбь?! Да, сие было естественно и понятно во времена Неронов, Домицианов , но теперь разве не наступили лучшие времена? Разве не благороднейший из смертных держит в своих руках судьбу государства? И посмотри вокруг: как все оживилось, встрепенулось...
И мы можем вновь ожидать возвращение золотого века? - заметил Плакида не без иронии.
Плиний сделал гримаску:
Оставим это. В тебя сегодня, похоже, вселился δαίμων противоречия. По моему мнению, кто слишком ненавидит пороки, тот ненавидит людей!
Нет,- с серьезностью возразил Плакида.- Кто горячо любит правду и добро, тот не может оставаться равнодушным при виде зла. Без ненависти к пороку нельзя сохранить даже чувство собственного достоинства, уважение к себе.
Ты решительно неисправим! Однако мы заговорились, а я пришел к тебе с приглашением: сегодня у меня литературный вечер. Я предложу гостям плоды своего деревенского досуга. Слышишь, я рассчитываю и на тебя!
Заручившись согласием Плакиды, гость учтиво распрощался с хозяином.
Плакида несколько дней тому назад дал слово присутствовать на обеде у Регула, своего бывшего управителя, по случаю новоселья. Регул так усердно просил, что Плакида не в силах был отказать. Да ему и не хотелось обидеть человека, который посвятил лучшие годы своей жизни управлению его делами. И, проводив Плиния, Плакида отправился в жилище Регула.
Регула, круглого сироту, приютил в своем доме еще отец Плакиды. Приемыш скоро почувствовал свое положение и рано понял, что деньги - сила. С юных лет он начал заботиться о том, чтобы теми или иными средствами составить себе состояние. Сделавшись управляющим всеми имениями своего господина, он быстро вкрался в полную доверенность Плакиде. Его благосостояние все возрастало... за счет господина. В то же время он занялся казенными подрядами и другими выгодными предприятиями.
Обделывать свои делишки ему было тем легче, что Плакида и всегда-то был равнодушен к ходу своих хозяйственных дел, а в последние годы - особенно. Из его обширных поместий часто появлялись тревожные известия то о падеже скота, то о бегстве рабов целыми толпами, то о крушении кораблей с закупленным хлебом, то о моровых поветриях... Ко всему Плакида и его жена отличались широкою благотворительностью. Приходилось делать долги... Предвидя неминуемое разорение хозяина, Регул вовремя расстался с Плакидой, предоставив другим возможность, идя по указанному им пути, докончить его «дело».
Плакида ничего не подозревал. С сожалением он отпустил своего управителя, своего «верного Регула». А дела по хозяйству шли все хуже... Не замечать грозившего полного разорения стало невозможно. Плакида приписал это тому, что в лице Регула он потерял единственного честного человека. Если б он знал, что Регул уже давно и глубоко ненавидел его, ненавидел за выдающееся общественное положение, ненавидел и как человека, превосходившего его, «верного слугу», своими личными достоинствами, и, наконец, как свою жертву...
Плакида несколько опоздал к началу стола, чем и вызвал большое неудовольствие своего бывшего управителя. Сам хозяин, подвыпив, был уже в сильно возбужденном состоянии и, наделяя рабов пощечинами за малейшую неловкость, тешился тем, что грубо трунил над несколькими «учеными» греками, которых он пригласил на обед, разумеется, из желания щегольнуть своего рода меценатством...
Ты, однако, не очень-то забывайся,- заметил было, увлекшись, один из гостей, Стра- токл.- Еще не очень далеко время, когда ты, как преданный пес, смотрел в глаза своему господину.
Но, встретив злобный взгляд хозяина, Стратокл тотчас присмирел. Ему вовсе не хотелось довести дело до ссоры и неминуемого изгнания из-за роскошного стола.
А ну молчать! Обрежу твой гнусный язык! - крикнул Регул.
Помилуй, Регул, что же я сказал обидного?
В эту минуту кто-то из гостей, желая прекратить назревавшую ссору и развеселить общество, громко хохоча, стал читать одно из самых безнравственных стихотворений Марциала .
Плакида с изумлением смотрел на все происходившее. Он едва узнавал своего бывшего управителя, не понимая, впрочем, того, что Регул, так долго отказывавший себе во всем, всегда сдержанно подобострастный, уже давно мечтал о том дне, когда он, наконец, сможет дать себе «полную волюшку», показать себя... И этот день для него настал!..
Плакида сделал несколько шагов вперед и, не удостоив присутствующих даже взглядом, с мягкою укоризною обратился к хозяину:
Не ожидал я, Регул, что в твоем доме я найду вертеп беспутства...
Что? Мой дом - вертеп беспутства? - заревел бывший управитель, задыхаясь от злобы. Наглость и дерзость выступили в каждой черте его и без того некрасивого лица.-Я здесь - господин! Да, довольно я унижался перед тобою, теперь мое время,- кричал он, распаляясь все более и более.- А ты -нищий, ты... твой дом, твое богатство завтра пойдут с аукциона... ты...
Глаза Плакиды сверкнули пламенем. Во всей величавой фигуре его выразилась буря овладевшего им негодования. Казалось, еще минута - и он раздавит Регула, как негодную тварь... И тут произошло нечто совсем неожиданное: Плакида не успел опомниться, как Регул уже валялся у его ног, умоляя о прощении. О, Регул хорошо знал своего господина, знал, что гнев его ужасен. А главное, Регулу в мигом протрезвевшую голову внезапно пришла мысль, что его управительский стол находится еще в доме Плакиды. Там все его секретные бумаги, вся переписка, из которой Плакида мог ясно увидеть, как давно его обкрадывали... Регул дрожал как в лихорадке, жалко и лживо всхлипывая. Бросив на него презрительный взгляд, Плакида поспешно удалился.
Выйдя на улицу, он глубоко вздохнул: его чистую и прямодушную натуру поразила эта неожиданность перемены в человеке, в честность и преданность которого он верил до настоящей минуты.
Вспомнив Плиния, Плакида вспомнил и о полученном приглашении. Будучи в чрезвычайно мрачном состоянии духа, он с отвращением представил себе светскую толкотню и пустые беседы и, несколько поколебавшись, решился все же отправиться домой.
Возвратившись, Плакида долго сидел в раздумье: «И как люди не понимают того, что дело не в жестокости или несправедливости того или другого правителя! Напротив, теперь-то, когда государство наслаждается миром, теперь-то ясно и обнаруживается вся пустота нашей жизни. Наше общество - труп, в котором угас свет жизни.
Нет веры, нет высших целей, нет и вдохновения. Что же делать? Бедное создание, человек, кто укажет тебе путь жизни? Кто разъяснит загадки существования? С самых юных лет эти вопросы волновали меня. Но тогда я думал уйти от них, найти спасение и смысл жизни в служении обществу...
И вот теперь, разочаровавшись во всем, я снова стою перед этими великими вопросами, сильнее, чем прежде, жажду их разрешения, но разрешения нет! Говорят, смерть есть разрешение всех тревог и сомнений. Но отчего же человек так дорожит своею жизнью? Зачем его мучит жажда бессмертия? Зачем он невольно, инстинктивно верит в бессмертие своей души и в другую жизнь? О, если бы в смерти можно было найти желанный покой!..»
Ночь провел Плакида томительную, бессонную. Мысль против его воли уносилась далеко-далеко, душа томилась... В нем точно подготовлялся какой-то перелом, от того или другого разрешения которого зависела вся дальнейшая судьба. Вставши рано утром, Плакида сделал распоряжения относительно охоты. Это было его любимое удовольствие, которому он предавался в часы досуга. Но теперь что-то таинственное, роковое тянуло его вдаль... Куда? Он сам не мог бы дать на это определенного ответа.
Результат охоты нам известен. То было начало возрождения знатного римлянина к новой жизни.
Ты берешься истолковать мне видение? - спросил Плакида, окинувши Стеллу изумленным взором.
Да. Я знала о нем. В прошедшую ночь явился мне старец, озаренный неземным сиянием, и возвестил, что скоро ты познаешь Истинного Бога...
О, Стелла!..
Вмч. Евстафий. Фреска. Афон (Дионисиат). 1547 г.
Тот, Кто явился тебе, есть не Кто иной, как Сын Божий, Иисус Христос, сделавшийся Человеком, чтобы подъять бремя наших преступлений и принести чистую Искупительную Жертву за весь род человеческий. Он жил на земле, проповедовал людям о Небесном Отце, утешал страждущих, исцелял больных и воскрешал мертвых. Божественна, чиста была Его жизнь, но зло не любит света. Негодные люди, соединившись против Него, предали Его позорной казни и думали торжествовать. Но Он воскрес и обещал воскресение всем верующим в Него. Он призывает и тебя, Плакида, муж мой...
Но это - Бог христианский?!
Да. Христиан, его учеников, много; их сообщество возрастает с каждым днем. Они рано или поздно восторжествуют над миром, хотя никогда не возьмутся за оружие.
Ты так пламенно защищаешь христиан, как будто сама...
Да. Я давно уже решилась стать христианкою. Теперь настал час, счастливый, благословенный час,- прошептала Стелла с тихим одушевлением,-когда я смогу рассказать тебе все.
Говоря это, она не сводила радостно сияющих глаз с мужа, точно в первый раз увидала его после долгой разлуки...
Плакида после посетившего его видения стал совершенно другим человеком: «Господь обрел меня: Христос говорил со мною!»
Мрачное настроение его духа исчезло бесследно. Глубокий внутренний мир осенил его душу. Радость, спокойствие, бодрость и энергия просвечивали во всем его существе. Беседа с пресвитером Иоанном, одним из самых уважаемых наставников Римской Церкви, окончательно лишила его последних недоумений, которые были понятны в римлянине, одаренном тонким юридическим чувством.
Отец,- воскликнул он с восторгом,-поистине уразумеваю, что вера во Христа отвечает благороднейшим стремлениям души моей и всего человечества!
Провожая пресвитера, Плакида усердно просил Иоанна о скорейшем принятии его и его семейства в общество верующих. И день крещения был назначен!..
В Риме наступали сумерки. Шум стихал на улицах Вечного города... Плакида, его жена и
двое детей тихо вышли из дому и приблизились к городским воротам, когда уже совсем стемнело. Выйдя за ворота, они отправились по знаменитой Аппиевой дороге. Им нужно было пройти более мили, чтобы достигнуть цели своего путешествия - катакомб , где - во избежание молвы - супруги и решили креститься.
По обеим сторонам дороги возвышались великолепные гробницы римских аристократических фамилий, много говорившие о доблести предков. Стелла была несколько озабочена: она опасалась встретить кого-нибудь из знакомых, которым их скромное и позднее путешествие могло показаться странным. Но наконец они у цели... Прямо с поверхности земли они стали спускаться в подземелье. Мрак охватил их со всех сторон. Однако Стелла, и прежде бывавшая в катакомбах, подошла к нише и достала лампу. С появлением света взору Плакиды представилась длинная галерея с горизонтальными гробницами по бокам - одна над другою. Странно! При входе в катакомбы он готовился - в этом подземном царстве мертвых - к по крайней мере тяжелым и неприятным переживаниям. Но ничего подобного не было; напротив, вглядываясь во все, что встречалось им на пути, рассматривая изображения и надписи, Плакида испытывал какое-то ободряющее, утешающее чувство.
Он припоминал языческие гробницы и надписи на них: там выражены горькие жалобы оставшихся в живых и сетования умерших о жизни. Мертвые чувствуют себя как бы в глубокой, непроницаемой тьме и не перестают укорять богов, что они лишили их жизни и разлучили с близкими. Здесь, в этих длинных и странных галереях, все носит скорее нежный, примирительный тон.
Все, что ни замечал Плакида, проходя по коридорам, идя вслед за своею женою, внушало ему мысль, что погребенные здесь не лежат мертвыми, а - уснули, полные какого-то таинственного ожидания... В надписях нигде не встречалось жалоб на смерть, смерть даже не называлась несчастьем, а просто - переходом. Умершие покоятся в местах света, «прохлаждения», мира; тело только на время поручено земле...
Плакида с глубоким волнением взглянул на жену. Стелла поняла его и стала указывать ему на встречавшиеся им символические изображения. Супруги медленно шли вдоль длинной темной галереи; справа и слева были высечены ниши, хранившие прах усопших. То и дело попадались им изображения венца, пальмы - символов торжества над смертью. Вот изображение таинственного Агнца, вот петух, напоминающий о горькой измене Петра. Там - павлин, чудесно указывающий обновлением своих перьев на бессмертие и воскресение. Олень?.. Да, это олень... Что он обозначает?
Друг мой, это символ души, стремящейся к Богу и ищущей Его.
Так вот что значит олень, виденный мною на охоте!
Да, он искал правды, всею душою стремился к свету из тьмы язычества. Как жаждущий олень стремится к источнику, так он искал спасительной руки Провидения, не сознавая, что спасение уже близко.
Вот Адам и Ева близ древа познания добра и зла, а вот и добрый Пастырь, спасающий заблудшую овцу. Прекрасно выполнены и сцены из евангельской истории: Спаситель, беседующий с самарянкой о поклонении Богу духом, Лазарь, встающий из могилы по мощному слову, проникшему в ужасную область смерти.
Смотри, Плакида: вот три отрока в пламени. Они не одни: Спаситель с ними! Кто раз видел это изображение, тот не забудет выражения лиц, объятых пламенем юношей!
Изображение в самом деле было превосходно. Вообще, в изображениях тип -римский, со всеми отличительными чертами этой народности, но в каком преображенном виде! Что за чудный, кроткий, глубокий взгляд украшает эти строгие черты, словно бы проникая в невидимый мир! Какая дивная духовная красота! Да, это не чисто земная ясность Греции, не воинственная твердость Рима, это - проявление совсем нового, высшего мира!
Сердце Плакиды сильно забилось. Сознание важности минуты, святости клятвы верности, которую ему предстояло торжественно принести пред лицом Бога, наполняло его сердце восторгом и страхом пред великою обязанностью нового служения. Восторженное состояние его духа разделялось его супругою, сообщилось и детям. Дети, разумеется, многого не понимали, хотя им и были предварительно разъяснены истины Евангелия и смысл Таинства, которое должно было совершиться.
В смутном ожидании чего-то величественного и торжественного они теснее прижимались к родителям. Окружающая обстановка еще более усиливала возбужденное состояние духа. Вот под сводами подземелья послышались тихие гармонические звуки, которые становились все громче. Можно было ясно расслышать пение псалма, прерывавшееся торжественными возгласами: «Аллилуиа!»... Вскоре показалось похоронное шествие, вышедшее из боковой, поперечной галереи. Факелы осветили подземелье. Четверо несли на руках покойницу. За ними в слезах шла мать умершей. Тело покойницы завернуто было в белую простыню и перевязано в нескольких местах тесемками. Тонкий ароматический запах распространился в воздухе. Пресвитер Иоанн прочитал последние молитвы, благословив умершую, и произнес: «Rеguіеsсаt іn расе» - «Покойся в мире!» Последовало последнее прощание с усопшею...
Оглядевшись, пресвитер заметил стоящее в отдалении семейство Плакиды.
Я не ожидал вас встретить здесь... Хотя блаженный Еварест...
Ты сказал, отец, что будешь в нынешнюю ночь именно здесь,- возразила Стелла.- И мы поспешили...
Да, но я не желал бы, чтобы вы были свидетелями - при первом посещении - погребения,- сказал пресвитер, пристально взглянув на Плакиду.-Впрочем, видно, так Богу угодно! Блаженный Еварест предварил меня, что вы будете именно сегодня. Он ожидает вас. Пойдемте к нему.
Сопровождаемое пресвитером, семейство Плакиды скоро достигло крипта, куда обыкновенно собирались верующие во время гонений для богослужения. Крипт состоял из пяти небольших комнат почти одинаковой величины. Комнаты расположены были в одну линию и соединялись одна с другой посредством больших дверей.
В самой крайней комнате в особенной нише помещалось кресло епископа, высеченное в туфе. Потолок в этой комнате был искусно расписан. Живопись носила еще черты цветущего периода римского искусства. Все изображения отличались веселым, одушевленным, но вместе и умилительным характером. Недалеко от кресла епископа находилась гробница, к которой присутствовавшие в комнате приближались с величайшим благоговением. Подле нее находился каменный столбик, на котором стояла лампа. Слабый дрожащий свет ее едва освещал комнату. Сюда в день мученической кончины или дня рождения героя веры собирались христиане для совершения богослужения. Тут же совершались скромные христианские пиршества - агапы , то есть «вечери любви».
Епископ Еварест встретил Плакиду при самом входе в крайнюю комнату.
Да будет над тобою Божие благословение,- сказал Еварест.- Чудесное видение предупредило меня о твоем приходе. Я молился здесь пред гробницею, прося помощи блаженного мученика. Внезапно стена точно разверзлась предо мною, и я увидел некое ущелье в Апеннинских горах. Вершина утеса озарялась неземным сиянием огненного креста, у подножия которого в священном восторге распростерт был молящийся. Это был ты, чадо мое... Видение исчезло, и я понял, что ты близко...
Плакида с необычайным волнением выслушал рассказ епископа и повергся на землю... Затем епископ отвел их в боковую комнату, прилегавшую к крипту, где в большом сосуде находилась вода. Твердым голосом, звучавшим силою непреклонного убеждения, произнес Плакида обет верности Спасителю. Вслед за Плакидою удостоились Святого Таинства его жена и дети...
В торжественном настроении духа семейство Плакиды ранним утром вернулось домой. Дети также чувствовали, что с ними произошла великая перемена. Вместе с родителями они дали обет верности Искупителю рода человеческого и возлюбили Его всем сердцем. Плакида в Святом Крещении назван был Евстафием, жена его - Феопистиею, а дети - Агапием и Феопистом.
Между тем за время их отсутствия в доме их произошло нечто не совсем обыкновенное: пользуясь темнотою ночи и подкупленными рабами, Регул проник во внутренние покои, в кабинет, отпер подобранным ключом сундук, в котором хранились деньги и бумаги хозяина, и все ценное унес к себе. Войдя в дом, Плакида заметил беспорядок, странное отсутствие слуг и немедленно прошел в кабинет, где и обнаружил похищение. У него было украдено все, что он сберегал себе в прежние годы. Он не знал теперь, чем он сможет расплатиться со всеми кредиторами, которых у него, благодаря Регулу, было немалое число. Но куда делись рабы? Регул разными ухищрениями и денежными подачками сманил всех к себе и на время даже отвел в безопасное убежище!
Плакида немедленно приступил к разысканию похищенного. Но его ожидало новое испытание: он узнал, что против него начато уже несколько исков по просроченным векселям. В городе ходили слухи о его полном разорении как о деле неизбежном. Все это, очевидно, было результатом махинаций негодяя-управляющего. Желая не столько выйти из положения, сколько сохранить свое доброе имя, Плакида обратился с просьбою о временной помощи к богатым и могущественным друзьям, но вместо ожидаемого участия он встретил полное равнодушие и явное нежелание помочь ему в его беде. Глубоко огорченный, он возвратился домой и рассказал жене о безвыходном положении, в котором они оказались. К объяснению с женою он приступил не без опасения: он не знал, как примет Стелла весть об их разорении. Но каковы были его изумление и радость, когда в своей жене, вместо сетований на судьбу, он нашел горячую и мужественную поддержку.
То перст Божий, мой дорогой Евстафий! Я готова на перемену жизни и на всевозможные лишения! - воскликнула Стелла.
Я думаю удовлетворить моих кредиторов, отдавши им все мои имения. А дом и все движимое имущество...
Продать,- решительно продолжила Стелла,- а вырученные деньги пожертвовать в распоряжение Церкви на бедных и больных...
И немедленно покинуть Рим! - вскричал Плакида.- Да благословит нас Господь на новую, трудовую жизнь!
Плакида скоро нашел покупателей, а следующее обстоятельство еще более ускорило удаление семейства Плакиды из Рима: Траян возвращался в столицу после долгого отсутствия! Державный город готовился к торжественной встрече своего владыки, победителя даков.
Плакида не сопровождал императора на восток. Еще до окончания дакийской войны он был отправлен Траяном в Рим с важным поручением. В это-то именно время Господь и призвал Плакиду к новой жизни. Но не было никакого сомнения в том, что Траян вспомнил бы о Плакиде и, таким образом, ему, как участнику в дакийских походах, неизбежно пришлось бы принимать видное участие во всех празднествах. Но теперь для него это было невозможным. Вот почему, быстро собравшись, Плакида покинул Рим и покончил (казалось, навсегда) свое блестящее военное поприще.
Незадолго до своего удаления из Рима, повинуясь необъяснимому влечению сердца, Плакида с двумя оставшимися у него престарелыми рабами отправился из города на то место, где он в первый раз удостоился дивного видения. Та же опушка леса, те же холмы и горы, те же знакомые ему тропинки... Он опять оставляет у опушки леса рабов и лошадей и один углубляется в горы. Вот то место... Он повергается на землю с чувством глубочайшей благодарности Господу, слезы обильно струятся из глаз, голос дрожит от сильного волнения, он в таком настроении духа, когда душа точно отрешается от уз плоти, от условий пространства и времени и дышит воздухом вечности... Вдруг все существо его точно потряслось какою-то могучею неведомою силою: он быстро вскочил, бросился вперед, простирая руки, и - точно замер в созерцании чего-то невидимого, чудесного, необычайного...
Я видел Господа,-сказал Плакида жене, возвратившись домой.
О, друг мой! Что Господь открыл тебе? - спросила Стелла и, затаив дыхание, ожидала, что скажет муж.
Нам грозят великие испытания, но будь мужественна: так угодно Господу! - с твердостью ответил Плакида.
Я все готова перенести, лишь бы не разлука...- начала было Стелла, но не договорила, испугавшись сама своей мысли.
Нужно быть ко всему готовыми,- возразил Плакида, и в его голосе прозвучала вся сосредоточенная сила энергии, к какой только он был способен. Лицо его приняло серьезное, строгое выражение, он, очевидно, делал большое усилие над собою, чтобы подавить возникшую в нем бурю внутреннего волнения и борьбы. Но тотчас лицо его вдруг прояснилось, приняло спокойное и радостное выражение.
Дерзай, Евстафий! Я буду с тобою! Я прославлю тебя перед Ангелами Моими, имя твое написано в Книге Жизни! - вдруг произнес он в порыве неудержимого восторга.
Что это значит, друг мой?
Это последние слова Господа... Будем готовы на все и сохраним веру. Помни это: что бы ни случилось, какие бы напасти ни пришлось испытать, не теряй веры и не падай духом!
В тот же вечер семейство Плакиды удалилось из Рима. Первоначально они поселились в одном селении близ Апеннинских гор, надеясь, что о беглецах быстро забудут в Риме. Однако Траян вспомнил о Плакиде, заметил его отсутствие во время триумфа и пришел в сильный гнев. Потом, узнав о его разорении и исчезновении из Рима, глубоко опечалился и приказал во что бы то ни стало разузнать о судьбе, постигшей Плакиду. Плакида сильно обеспокоился и решился с величайшею осторожностью и как можно скорее отправиться в отдаленную провинцию. Решено было отплыть в Египет . Семейство отправилось в римскую гавань - Остию.
Все одеты были очень просто, даже бедно. Кто бы узнал в этом скромном путнике, с наброшенным на голову капюшоном плаща, энергичного вождя, голосу которого когда-то беспрекословно повиновались суровые римские легионы?! Стелла также опасливо прикрывалась своей мантиею. Детей своих они вели за руки. Тихо подвигалось Плакидово семейство вперед среди волн сновавшего туда и сюда народа и наконец достигло цели своего предприятия. Плакида вздохнул свободно. Он считал себя теперь вне опасности быть узнанным. Но он ошибался. За ним зорко следил Регул. В тот момент, когда семейство Плакиды всходило на корабль, Регул оживленно разговаривал с начальником корабля, Габинием, коренастым, звероватого вида, с неприятно жестоким выражением лица. Что нужно было Регулу, чего добивался он?
Увы, жажда мести за пережитое унижение и позор заглушала в нем голос совести (если и был в нем какой-либо остаток ее) и туманила рассудок. Теперь, думал он, настало время вознаградить себя за все и нанести бывшему господину самое жестокое оскорбление. Он вознамерился завладеть Стеллою и теперь излагал свой план Габинию, предлагая ему за содействие огромную сумму денег. Тот ехидно ухмылялся и с очевидным наслаждением слушал Регула. Оба хорошо понимали друг друга. Обстоятельства - по расчету Регула - вполне ему благоприятствовали. Он видел ясно, что Плакида решился навсегда скрыться из Рима, он разузнал уже и о Плакидовом обращении в христианство... На все это у него было какое-то собачье чутье!
Даже в том случае, если бы и возникла для него какая-либо опасность при достижении задуманного плана (он все еще чувствовал невольный страх к Плакиде), он мог теперь легко погубить бывшего хозяина, обвинив в принадлежности к христианству. Кроме того, у него и при дворе уже есть сильные покровители. Регул заранее радовался несомненной удаче своего плана, унижению и позору своего бывшего повелителя. Давно уже замечено, что для подобных низких натур составляет какое-то адское наслаждение унижение людей, превосходства которых они в глубине души никак не могут позабыть и простить.
Итак, до скорого свидания, Габиний,- сказал Регул.- Желаю тебе успеха.
Не сомневайся. Позаботься об обещанной награде.
То впереди,- крикнул, удаляясь, Регул и еще раз кинул взгляд на корабль, готовый к отплытию.
Плавание от Рима до Александрии при самых благоприятных обстоятельствах продолжалось около девяти дней. Плыли первое время около цветущих берегов Италии. Плакида и его семья любовались то восхитительными видами на берегу, то морем. Плакида всегда любил море, но теперь бесконечные лазоревые пелены, необъятные ширь и даль производили на него особенное впечатление, говорили, казалось, о том просторе, когда он, освободившись от суеты житейской, начнет новую жизнь во славу Божию.
Он любовался этими чудными красками, которыми угасающее солнце украшает небеса, этими сине-голубыми волнами, уходящими в безбрежную даль, этими тонкими и чистыми узорами в золотой атмосфере, этим нежным воздухом, и мысль его возносилась к источнику всякой красоты. А ночь, южная ночь на море! Эта нега, эта торжественная тишина в воздухе, эти звезды, точно пронзающие воздух своими лучами... О, если бы и люди подражали этой прекрасной гармонии природы и не вносили в мир своею злобою расстройства!
С чувством умиления Плакида помышлял о бесконечной любви Божией и твердо веровал, что эта любовь явится всепобедною силою в мире и восстановит нарушенную грехом гармонию. Порою он обменивался своими мыслями и чувствами со Стеллою, которая отвечала ему ласковою улыбкою и взором, полным любви и понимания. Сыновья их, которым уже шел двенадцатый год, тоже радовались покойному и, казалось, благополучному плаванию. «Скоро, скоро,- мечтало Плакидово семейство, - мы будем в пристани; в Александрии есть христиане; с их помощью и при незначительных оставшихся у нас средствах мы устроимся окончательно, посвятим остаток жизни воспитанию детей и служению Господу». Увы, этим надеждам не суждено было исполниться.
Подлый Габиний не спускал глаз с семейства Плакиды. Красота, благородная осанка, изящные манеры Стеллы с первого взгляда произвели на него сильное впечатление. Страсть его только разгоралась при виде взаимной любви супругов. Отуманенный похотью, Габиний уже не думал о Регуле, он хотел воспользоваться его планом, но - для себя. Деньги, полученные в задаток от Регула, только помогли ему к достижению задуманного... На десятый день корабль плыл мимо пустынных берегов Северной Африки по направлению к востоку. Плакида немало дивился этому уклонению от обыкновенного пути в Александрию. Наконец эта загадка для него разъяснилась...
Наступал вечер. Все семейство Плакиды находилось на палубе. Сам Плакида задумчиво всматривался в пустынный берег. Стелла рассказывала что-то детям. Вдруг - незаметно для Плакиды - к нему сзади подошли несколько человек с Габинием во главе, быстро схватили его и сбросили вниз, в шедшую подле корабля лодку, в которой сидели пятеро здоровенных гребцов. Стелла пронзительно вскрикнула и бросилась к борту, но и ее поймали сильные руки, увлекая в подпалубное пространство. Между тем испуганных и кричавших детей передали в лодку, где гребцы крепко держали их несчастного отца. Все это произошло столь быстро, что на корабле о случившемся узнали только тогда, когда Габиний заявил всем, что он завладел женою своего должника, который отказался заплатить ему долг...
Плакида отчаянно боролся со злодеями.
Что вы делаете? Габиний! Что ты задумал? - кричал он, пытаясь вырваться.
Молчать! - проревел Габиний.- Или это море будет гробом тебе вместе с твоими детьми!
Мчч. Евстафий, Феопистия, Агапий, Феопист с житием. Икона. Россия. XVIII в.
Лодка быстро приблизилась к берегу, и гребцы, обнажив мечи, заставили Плакиду выйти из нее. Дети, уцепившись за отца, плакали навзрыд. С отчаянием во взоре, простирая вперед руки, Плакида смотрел, как корабль, распустив паруса, быстро удалялся от берега, рассекая синие волны и унося нежно любимую супругу. Наконец корабль совсем исчез из виду. Можно ли изобразить всю тяжесть удара, поразившего Плакиду? Можно ли передать чувства потрясенной души его? В жизни человека бывают минуты таких невыразимых страданий, на которые можно только указать - не более. Плакида весь поседел в этот вечер. Печально опустился он на камни и склонил голову. Ослабевшие руки безвольно упали на колени. Глаза, потерявшие живой блеск свой, тупо и безжизненно устремились в землю.
А в это время наступила ночь, тихая, неподвижная, великолепная ночь, смотрящая вниз своими прекрасными, сверкающими, но молчаливыми и бесстрастными очами. Дети смотрели на отца и тихо плакали. Трудно сказать, долго ли просидел бы страдалец в таком положении, как вдруг, точно отдаленные раскаты грома, послышался страшный рев льва. Дети закричали и в страхе бросились к отцу. Только теперь Плакида пришел в себя и понял весь ужас своего положения среди пустыни на безлюдном берегу моря.
Он поднялся и, крепко схватив детей за руки, быстро направился к востоку, сообразивши, что они должны находиться в нескольких милях от Нильской дельты. Путь поднимался по отлогим скатам Ливийских гор. Пройдя небольшое расстояние, Плакида увидал шумевший поток, разлившийся от недавнего дождя, и с отчаянием во взоре стал осматриваться вокруг. Взошедшая луна обливала серебристым светом пустыню и сообщала ей фантастический вид. Кое-где по берегу ручья рос невысокий кустарник. Там и сям возвышались стройные пальмы, бросая длинную тень.
После минутного размышления Плакида решился переправиться через поток вместе с детьми. Как римский воин, он отлично умел плавать. Быстро раздевшись и взяв Агапия, он начал переправляться и скоро достиг противоположного берега. Оставив сына на берегу, он, не медля ни минуты, поплыл обратно, чтобы переправить таким же образом и Феописта, но не успел еще добраться до берега, как услышал отчаянный крик. Огромный лев, прянув из кустов, схватил Феописта и быстро исчез из виду. Собравши все силы, чтобы удержаться на воде, Плакида через несколько минут был на берегу, но в то же мгновение несчастный был поражен новым отчаянным воплем. Другой, переправленный, сын достался в добычу шакалу. Оглянувшись, Плакида увидел, как зверь, схватив ребенка, быстро промчался по озаряемой луною лощине и мгновенно исчез в кустарнике.
Плакида точно оцепенел и долго стоял неподвижно. В ушах у него раздавались вопли погибших детей... В глазах все помутилось, слилось в один безобразный хаос, в одну мутную тень... Мысли вихрем проносились в голове, не оставляя следа... Казалось, он лишился памяти и чувства бытия. Но вот точно волны света пробежали в этом смутном хаосе, все светлей и светлей становилось кругом, и Плакида увидал перед собой истомленный Лик, увенчанный тернием. Он - не в состоянии отвести глаз от созерцания дивного явления - бросается на землю... А света все больше и больше, точно лучезарное Солнце взошло у него перед очами... Острые тернии преображаются в сияющие лучи... А из уст Лика, окруженного светом, слышатся слова утешения!
Сколько времени оставался Плакида в этом состоянии оцепенения, он и сам не мог бы сказать. Когда он пришел в себя, уже рассветало. Он взглянул на небо, на потухавшие звезды, на поблекшую луну и почувствовал, что его горе утратило свою жгучую силу. Ему казалось, что земля - со всеми своими треволнениями, страданиями и радостями - точно отлетает куда-то и всепримиряющая вечность наступает для него. Да, Плакида умер для земли и воскрес для Бога и вечности. Он сильнее уверовал в Провидение и в этой вере должен был почерпать силы для оставшейся ему жизни на земле. Он преобразился, он просветлел душой, а внутреннее состояние его отразилось и на его внешности. Где та бурная, страстная отвага, которая когда-то горела в его взорах на полях битв? Где прежняя энергия в движениях? Перед нами - спокойный, тихий старец, весь убеленный сединами, с глубоким взором, с кротким, проникающим до сердца голосом...
Придя в себя, Плакида отправился в путь. Он скоро дошел до небольшого селения, где и нанялся сторожем. Увы, не так думал он прежде устроить свою новую жизнь!
Разумеется, он исправно исполнял свои обязанности, не пропускал случая помочь, чем только мог, другим, с готовностью делился последними крохами, не обделяя и рабов... Кончилось тем, что доброта, справедливость, благородство Евстафия Плакиды снискали ему уважение и горячую любовь. К нему обращались с просьбою рассудить возникавшие ссоры, подать совет, перед ним раскрывали сердце, ему поверяли свое горе и уходили от него с утешением. А главное - в задушевной беседе Плакида старался насадить веру в Бога Спасителя и в Будущую Жизнь, и число уверовавших в том селении быстро возрастало. Сам же он «ни в чесом ином тако упражняшеся, якоже в молитвах, постех, слезах, бдениих и воздыханиих сердечных, возносяй к Богу очи, руце же и сердце»...
Стелла, увлеченная внутрь корабля, лишилась чувств. Когда она пришла в себя и вспомнила все случившееся, глубокие стоны вырвались у нее из груди, послышались раздирающие душу рыдания. Самое черствое сердце тронулось бы при виде этой убитой горем женщины, лишившейся всего, что ей было дорого на свете, но не таковы были спутники Стеллы, чтобы могли сочувствовать чьему-либо несчастью. Вокруг себя она слышала только насмешки и издевательства.
Между тем наступила ночь. На корабле мало-помалу все успокоилось, затихло. Но не думает о покое Габиний. Точно тень крадется он с лампою в руке и наконец останавливается перед Стеллою. При виде злодея Стелла вздрогнула.
Послушай! - сказал он с ленивою злобою.- Если ты не полюбишь меня и добровольно не согласишься принадлежать мне, то знай, что, поскольку отныне ты моя раба, я силой возьму то, в чем ты откажешь просьбам и необходимости.
И Габиний сделал шаг к своей пленнице. Но в то же мгновение Стелла рванулась вперед и, прежде чем Габиний успел опомниться, была уже на палубе. Взошедшая луна светила ярким блеском и на далекое расстояние серебрила море. Габиний бросился вслед за Стеллою.
Еще один шаг твой,- вскричала она,-и эти волны спасут меня от позора.
Габиний струсил, его охватило опасение потерять в одну минуту и добычу, и обещанную награду.
Клянусь Зевсом , Стелла, я не сделаю тебе никакого насилия.
Оставь меня, несчастный! - воскликнула Стелла. Ноги у нее подкосились, и она невольно опустилась на палубу. Ей живо представилась картина разлучения. Вот место, откуда столкнули мужа, вот где раздались первые вопли детей. Глаза ее устремились в темную даль. В эту минуту ей внезапно вспомнились слова супруга: «Что бы ни случилось, какие бы напасти ни пришлось испытать, не теряй веры...»
О, Боже! - взмолилась Стелла.- Дай мне эту веру... Подкрепи меня...
Между тем небо быстро затянуло мглою. Внезапно подул порывистый ветер. Море надулось и точно закипело. Наступила непроглядная темь. Вдруг ужасный шквал ударил в борт. На корабле раздался общий пронзительный вопль. Корабль дал трещину, открылась течь. Страшный вал ударился о борт, и волна хлынула на корабль. В то же мгновение рухнула мачта, руль разлетелся вдребезги, полопались канаты. Все оцепенели от ужаса, в то время как корабль, наполненный водою, неотвратимо погружался в море.
В эту опасную минуту Стелла, одна не потерявшая присутствия духа, бросилась в середину толпы и повелительно крикнула: «Стройте плот скорее!» Мгновенно все, очнувшись, схватились за бревна, доски, за все, что могло держаться на воде. Через несколько времени плот был уже готов... А буря прошла столь же внезапно, как наступила! Тем не менее все спешили перебраться с корабля. А Габиний? Где он? Его не видали с самого начала бури. Вот он лежит, распростертый на палубе, пораженный ударом. Стелла приказывает перенести его на плот, ей уже повинуются беспрекословно, и в ту же минуту корабль исчезает в бездне...
На небе погасли звезды, занялась заря, и море совсем улеглось. Взошедшее солнце сверкнуло лучами по гладкой поверхности. На горизонте забелел парус. Все радостно вскрикнули, у всех родилась надежда на спасение. Несколько человек схватили шест и, привязавши кусок пурпурной материи, подняли вверх. С корабля заметили несчастных и начали усиленно грести по направлению к ним. Еще несколько времени ожидания - и все спасены. Корабль оказался плывущим в Эфес. Через несколько дней благополучного плавания спасенные высадились в гавани Эфеса.
Но для Габиния уже наступил последний час. Он страшно хрипел, черты лица его исказились до неузнаваемости. Не прошло и часа, как Габиний испустил дух. Стелла поручила одному из его спутников позаботиться о его погребении, обещая заплатить за издержки.
Теперь она свободна. Но что она будет делать с этой свободою? К кому ей обратиться в незнакомом городе?.. На ее счастье, у выхода с пристани к ней приблизился какой-то незнакомец и, поклонившись, представился. То был один из баийских христиан, Понтик. Увидев пораженную горем Стеллу, он узнал ее и, движимый состраданием, решился подойти к ней. Он предложил Стелле отправиться к знакомым ему верным, у которых сам остановился. Благодаря рекомендации Понтика Стеллу приняли с любовью. Теперь, в обществе своих , Стелла, обливаясь слезами, рассказала о постигших ее несчастьях. Рассказ произвел на всех сильное впечатление. Решено было на следующий день представить Стеллу епископу города. Между тем она почувствовала полное изнеможение, природа взяла свое, и скоро глубокий сон, не смыкавший ее очей в течение нескольких дней, успокоил, хотя и ненадолго, страдалицу.
Среди эфесских христиан Стелла нашла себе и кров, и убежище. На первых порах она поселилась в одном почтенном семействе. Епископ Анисим, узнав о ней, оценил по достоинству ее нравственные качества, и Стелла вскоре сделалась диаконисою . Вместе с тем и имущественное положение ее окончательно упрочилось. У нее оставалась небольшая сумма денег. Недалеко от Эфеса она купила себе маленький участок земли и занялась разведением винограда. Но, устраиваясь в Эфесе, Стелла ни на минуту не забывала о муже и детях. Где-то они? Какова их судьба? Нельзя ли узнать что-либо о них? Вот вопросы, не дававшие ей покоя!
Отправлялся ли корабль в Александрию - она умоляла принять все меры к тому, чтобы разузнать что-нибудь о муже. Прибывали ли христиане откуда-либо - Стелла спешила оказать им гостеприимство и до мельчайших подробностей расспросить об их путешествии. Но - ни слуху, ни духу, как говорится, ниоткуда не было... Одно, что ее, как и ее мужа, поддерживало и питало в ней надежду,- это вера в Провидение. Дни проходили за днями, прошли и годы - Стелла не теряла надежды. Даже более: у нее окрепла в душе уверенность в свидании с мужем и детьми. Если Плакида, можно сказать, после потери детей как бы отрешился от всех надежд, связанных с землею, Стелла, напротив, горела страстным желанием еще здесь, на земле, обнять дорогих ее сердцу.
На второй или третий год пребывания Стеллы в Эфесе произошли в Малой Азии весьма важные события, отразившиеся на судьбе несчастной супруги и матери.
Однажды из северной провинции Малой Азии - Вифинии -принесено было в Эфес известие о множестве жертв, об особенных ужасах гонений. Оставшиеся на свободе христиане-часто с опасностью для собственной жизни-спешили оказать помощь страдальцам за веру. Из Эфеса в Вифинию отправилось несколько христиан, в числе их, вместе с другою диаконисою, была и Стелла.
Для умиротворения часто жаловавшихся на своих правителей жителей Вифинии Траян послал в эту провинцию Плиния в качестве своего легата и пропретора с консульскою властью. Плиний ревностно принялся за приведение в порядок дел вверенной ему области. В то время господствовала всеобщая страсть к постройкам. В Никее Плиний задумал построить театр и гимназию , но его смущали частые пожары, особенно в Никомидии . Пожары в Никомидии и заставили его прибыть в этот город, а здесь он нашел все население в страшном волнении. В поджогах язычники обвиняли христиан, толпа неистовствовала, производила разбои и грабежи в жилищах верных.
Власти растерялись и в угоду бушевавшей толпе без разбора арестовывали всякого, на кого только указывала чернь. Плиний должен был решить участь множества схваченных и брошенных в тюрьмы христиан. Однажды во время допроса и разбирательства толпа привлекла к пропретору двух диаконис, прибывших из Эфеса, обвиняя их в том, что они проникали в тюрьмы и своими волхованиями старались исцелить раны узников. Плиний приказал пытать их. Одна из диаконис переносила муки с удивительным мужеством. Плиний заинтересованно бросил на нее пристальный взгляд... Внезапно он вдруг приказал прекратить истязания и перевести обвиняемую во внутренние покои.
Скажи мне,-воскликнул Плиний в волнении,-кто ты? откуда? Но нет сомнения, нет, я узнаю тебя: ты -Стелла, супруга Плакиды...
Да, я жена Евстафия Плакиды, верного раба Господня! - воскликнула Стелла с одушевлением и гордостью.
Плакида - христианин?! Но где же он?
Вместо ответа Стелла залилась слезами. Плиний с участием и жалостью смотрел на жену своего бывшего друга. Несколько успокоившись, Стелла рассказала Плинию все случившееся с нею и родными ее, умолчав, конечно, о подробностях обращения. Плиний из правдивого и трогательного рассказа Стеллы должен был вывести заключение, что христианство вовсе не внушает тех опасений, какие он имел прежде. Легат освободил Стеллу, вручивши ей небольшую сумму денег, и прекратил дальнейшие разбирательства об арестованных христианах.
Вот донесение Плиния Траяну: «Я поставил себе правило, государь, обращаться с вопросами к тебе во всех сомнительных случаях: кто лучше тебя может рассеять мое сомнение или научить мое незнание? Прежде я никогда не присутствовал при розысках против христиан, потому не знаю, следует ли их разыскивать и какому наказанию подвергать их; не знаю и того, должно ли делать различие между ними по летам или следует одинаково поступать с людьми незрелых лет и зрелыми; можно ли прощать раскаивающихся, или человек, бывший христианином, не избавляется от наказания, отрекаясь от христианства; надобно ли наказывать уже и за самое имя без всяких других преступлений или - только за преступления, если они соединены с этим именем.
С людьми, на которых доносили мне, что они христиане, я поступал до сих пор таким образом: я спрашивал во второй и в третий раз и угрожал им смертною казнью. Если они оставались при своем ответе, я приказывал казнить их.
Это потому, что я полагал, в чем бы ни состояло то, чего держатся они, следует наказать их за непослушание, за упорство. Других, зараженных тем же безумием, я велел записать, чтобы отправить их в Рим, потому что они римские граждане. Вскоре оказалось, что христиан много (так вообще бывает, когда начинают заниматься исследованием какого-нибудь преступления).
Я получил анонимное письмо, содержащее в себе список многих людей, которые сказали мне, что они не христиане и никогда не были христианами, повторяли за мною слова молитвы, которую читал я, и совершали возлиянием вина и бросанием ароматов в огонь жертву перед твоим изображением, которое для этого велел я принести вместе с изображениями богов, и, кроме того, они произносили брань на Христа...
Все это такие вещи, сделать которые никогда не соглашаются, как говорят, настоящие христиане. Я полагал, что могу отпустить этих людей. Другие, на которых было указано доносчиком, признали себя христианами, но скоро отреклись от этого и сказали, что прежде они были христиане, но перестали быть,- иные уже года три, другие -много лет; некоторые уже и двадцать лет.
Все они воздали религиозные почести твоему изображению и изображениям богов и произносили проклятие Христу. Но они говорили, что их вина или их ошибка состояла, главным образом, лишь в том, что они в известный день собирались перед рассветом, и поочередно пели песнь в честь Христа как Бога, и обязывались клятвой не на что-нибудь преступное, а на то, чтобы не совершать ни воровства, ни грабежа, ни нарушения супружеской верности, не изменять обещанию, не отказывать в отдаче вверенного им имущества; что после того они обыкновенно расходились и снова сходились только на общий, но невинный обед; и что они, однако же, перестали это делать после моего эдикта , которым я, сообразно твоему повелению, запретил общества.
Но тем необходимее показалось мне узнать посредством пытки истину от двух рабынь, которые назывались у них диаконисами - «служительницами». Однако же я не открыл ничего, кроме суеверия, и отложил формальный розыск, чтобы прежде услышать твои повеления, потому что дело казалось мне заслуживающим твоего внимания, особенно же потому, что если разыскивать, то подвергнется опасности много людей всех сословий и обоего пола. Зараза этого суеверия распространилась не только по городам, но и по селам, вообще по всей области. Но я думаю, что можно одолеть ее. По крайней мере, достоверно то, что люди начали снова посещать храмы, которые были почти вовсе покинуты, и приносить торжественные жертвы, которые долго не были приносимы. Снова начали продаваться жертвенные животные, которые прежде очень редко находили покупщиков. Из этого можно заключить, какое множество людей может быть исправлено, если допускать раскаяние».
А вот ответ Траяна Плинию: «Ты, мой милый Секунд, избрал должный путь по делу о розыске относительно людей, на которых донесено тебе, что они христиане. Тут нельзя постановить никакого общего распоряжения, никакого правила, которое было бы определенною мерою. Не должно разыскивать их, но если на них донесено и они уличены, должно наказывать их. Притом, если человек говорит, что он не христианин, и докажет это делом, то есть призыванием наших богов, он должен за свое раскаяние получать прощение, хотя бы и существовало подозрение, что он христианин. Но неподписанные обвинения не могут приниматься относительно какого бы то ни было преступления, потому что это было бы очень опасным примером и было бы противно духу моего времени».
По возвращении в Рим из Вифинии Плиний, при представлении императору, позабыл рассказать государю о судьбе, постигшей Плакиду, тем более что тут же пришлось бы сознаться ему в ошибке: в письме к Траяну он назвал Стеллу рабынею, между тем как она была римлянка благородного происхождения и подвергать ее пыткам не следовало... Он поспешил в свое сельское уединение, чтобы окончательно предаться любимым литературным занятиям и упрочить свою писательскую славу.
В то время как Плиний посвящал все свое время мирным занятиям, его царственный друг и покровитель неустанно трудился над расширением римских пределов. Почти все правление Траяна наполнено войнами. Около 114 года Траян задумал великий поход на Восток. В Риме помнили еще о поражении, нанесенном парфянами Крассу . Траян мечтал затмить своими подвигами победы Помпея и Цезаря и смыть с римского имени это пятно позора. Но его планы простирались еще далее: имя его было уже известно в той далекой стране, куда еще не проникал ни один европейский завоеватель со времен Александра . Покорение Индии должно было завершить собою ряд Траяновых громких подвигов. Император, покорив Армению, готовился к походу в Месопотамию . Мечты его, по-видимому, должны были осуществиться.
Но ввиду грандиозности предприятия необходимо было собрать все силы империи, и Траян, на короткое время оставив свои легионы, прибыл в Рим для необходимых распоряжений, касавшихся приготовлений к дальнему и трудному походу. Здесь, в Риме, он в последний раз виделся с Плинием. В обществе и среди приближенных императора только и толковали о предстоявшем походе. Император старался припомнить вождей, отличавшихся в войнах на Востоке. Многих он и сам хорошо знал лично.
Как жаль, что я до сих пор не могу узнать, куда скрылся Плакида. Его судьба, его загадочное исчезновение не дают мне покоя. В настоящее время он особенно был бы полезен: ему издавна Восток знаком, да и полководец он выдающийся...
Я могу, государь, передать тебе то, что узнал, когда благодаря твоему распоряжению и доверию ко мне я управлял Вифиниею,- сказал Плиний.- Мне удалось увидать, хотя и при печальных обстоятельствах, супругу Плакиды, которая и рассказала мне некоторые подробности об участи, постигшей эту семью.
Подробности после... Что ж ты ничего не сказал раньше?
Виноват, государь...
Говори же, что ты узнал, или лучше скажи, можно ли его отыскать?
Я полагаю, его следует разыскивать вдоль северного берега Африки или на берегах Нила.
Но кого послать? Люди мне и так нужны, да и время не терпит. Я в Риме останусь всего несколько недель.
Позволь мне, государь, сделать эту последнюю попытку,- заметил Антиох, один из высших офицеров.- Я был другом Плакиды и также оплакиваю его утрату. Ты увидишь, что я не потеряю лишнего часа.
Я очень рад, любезный Антиох, твоей готовности и от души желаю тебе успеха.
Сегодня же, государь, отправлюсь в путь.
Побывав в многолюдной и блестящей Александрии и не найдя, несмотря на самые тщательные розыски, никакого следа пребывания там Плакиды, Антиох и товарищ его, Акакий, отправились далее, на запад, решившись пробраться до Карфагена . Проезжая с небольшою свитою мимо одного селения, они заметили - в небольшом расстоянии от деревни - здание, в котором хранилась пшеница. Подле они увидели старца, поразившего их своим благообразным видом. Старец пристально всматривался в проезжавших мимо него воинов, приподнявши над глазами руку. Неуловимое выражение пробежало по лицу старика, в глазах мелькнула едва заметная искра. Плакида (а это был он) сейчас узнал Антиоха и Акакия, некогда состоявших под его командою. Не давая себе ясного отчета, путники приблизились к старцу и оба в один голос спросили его: «Что это за селение? Кто стоит во главе здешних жителей?»
Плакида ответил на их вопросы.
Не приходилось ли тебе,- судя по твоим годам, ты давно уже живешь здесь,- не случалось ли тебе слышать что-нибудь о римском полководце - Плакиде?
Зачем вы отыскиваете его?
Это друг наш, которого мы, к сожалению, давно потеряли из виду. Не знаем даже, жив ли он и где находится в настоящее время.
Что же, одиноким он был или человеком семейным?
Он имел жену и двух детей. О жене его мы слышали... Дорого мы дали бы тому, кто нам указал хотя малейший след Плакиды.
Не знаю того, кого вы ищете... Однако куда вы так спешите? Время уже к вечеру, а путешествовать в наших краях ночью небезопасно. Да и вы и кони ваши, как видно, утомились.
Путники стояли в раздумье. Какое-то непонятное предчувствие говорило им, что старик, по-видимому, знает гораздо более, чем говорит.
Право, воины, отдохните у меня. В нашем селении вы, может быть, кое-что и узнаете...
Значительно переглянувшись между собою, всадники повернули коней и направились к селению.
Между тем Плакида поспешил войти в крайний дом, выдававшийся между другими своими размерами и прочностью постройки. Хозяин дома был богатый человек, обращенный Плакидою в христианство. Он считал за особое счастье, что святой муж согласился занимать у него небольшое помещение. Плакида просил его оказать гостеприимство путешественникам, его гостям, обещаясь со временем трудом своим вознаградить за издержки. Богач охотно согласился.
За столом Плакида сам радушно прислуживал своим бывшим товарищам. Он смотрел на них, и минувшее живо припоминалось ему. Невольная слеза скатилась из глаз его. Все, что, казалось, давным-давно было похоронено в глубине души, с неудержимою силою всплывало наверх. Звучали в душе давно забытые нотки, воскресли милые образы. Плакида поспешил удалиться, чтобы скрыть свое смятение. Однако его волнение было замечено гостями. Смущение овладело и ими. Как ни изменился знаменитый вождь за последние годы, а все-таки в его наружности, движениях, речи многое напоминало прежнего Плакиду.
Как походит этот странный старик на того, кого мы ищем... Ужели...- заметил Антиох.
Я давно хотел тебе сказать то же,- с жаром откликнулся Акакий.
Помнишь ли? У Плакиды был на шее след глубокой раны. Если мы увидим...
Тогда не может быть сомнения!
Когда Плакида вернулся и наклонился над столом, чтобы убрать кушанья, гости успели заметить явный след зажившей раны.
Плакида! - вскричали они и, вскочив со своих мест, заключили его в объятия.
Да, братья, я - Плакида,- произнес Евстафий глубоко взволнованным голосом.- Но зачем вы разыскиваете меня?
Ты с настоящей минуты по-прежнему у нас военачальник... Позволь вручить тебе послание государя.
Плакида с почтением принял поданный ему свиток. Траян в самых милостивых выражениях звал Плакиду к себе и своим прибытием просил утешить его в «наступивших недугах старости и ввиду военных тревог».
Между тем сцена, происшедшая в доме хозяина Плакиды, сделалась скоро известною всему селению. Сбежались стар и млад и с крайним изумлением узнали, что кроткий, смиренный старец, готовый на всякую услугу и столь долго живший между ними, оказался знатным вельможею. Когда Плакида, переодевшись, вышел из дому, толпа народа бросилась к нему с изъявлениями великого почтения и любви.
На следующий день весть о событии облетела окрестности. Стечение народа сделалось необычайное. Все волновались и желали видеть знаменитого вождя. Плакида вышел к народу:
Кто из вас желает служить вместе со мною в армии нашего государя?
Волнение в народе возросло еще более. Видны были поднявшиеся руки, от множества голосов шум стоял в воздухе.
Желающие служить выступите вперед! - И Плакида повелительным жестом приказал толпе расступиться и очистить место.
В пять минут образовался перед ним небольшой, в несколько десятков юношей, отряд. Молодые люди с восторгом смотрели на старого полководца.
Завтра мы отправляемся. К утру будьте готовы, братья! - С этими словами, в сопровождении своих гостей, Плакида вошел в дом.
Толпа начала медленно расходиться, оживленно толкуя о случившемся.
Между тем Плакида, оставшись наедине с друзьями, расспросил их о том, что произошло в столице за время его отсутствия, об императоре, которого он глубоко почитал, и с грустью узнал о том, что здоровье Траяна сильно пострадало в последние годы. И странно! Чем более он расспрашивал и узнавал, тем более пробуждался в нем интерес к прежней деятельности. Он и сам удивлялся...
«Что это значит? - спрашивал он себя.- Не начало ли конца?»
На следующее утро Плакида с друзьями и небольшим отрядом, который приготовил в подарок императору, отправился в путь. Не теряя времени, в Александрии сели они на корабль и отплыли в Рим. Дорогою Плакида невольно вспомнил об обстоятельствах его прибытия в Египет, однако он не сожалел о случившемся. Глубокая вера в непостижимость пути Провидения ни на минуту не покидала его, пламенная любовь к Богу постоянно согревала его сердце.
Иногда, правда, наступали и для него минуты тоски душевной, но он приводил себе на память слова Господа: Не бойтесь убивающих тело и потом не могущих ничего более сделать; но скажу вам, кого бояться: бойтесь того, кто, по убиении, может ввергнуть в геенну: ей, говорю вам, того бойтесь. Не пять ли малых птиц продаются за два ассария? И ни одна из них не забыта у Бога. А у вас и волосы на голове все сочтены. Итак, не бойтесь: вы дороже многих малых птиц (Лк. 12, 4-7). И эти Божественные слова, за истину которых он охотно отдал бы всю жизнь, всякий раз доставляли ему успокоение и радость.
Плавание совершилось вполне благополучно, и Плакида - немедленно по прибытии в Рим - должен был представиться императору, спешившему на театр военных действий.
Император милостиво встретил и со свойственною ему простотою обхождения обнял старого вождя. Плакида казался взволнованным: в сердце его ожила с прежнею силою любовь к государю. Да и неудивительно: Траян, по понятиям Плакиды, олицетворял собою образец вождя римского народа. Его неутомимая энергия во время войны и мира, его храбрость, известное благородство его характера, наконец, самая наружность Траяна: этот стройный стан, выразительное лицо, почтенная глава, теперь украшенная сединою, царственная улыбка - все в нем невольно возбуждало любовь и удивление.
Одиссей мой! После, когда мы возвратимся в Рим, увенчанные новою славою, ты мне расскажешь о своих приключениях: теперь всем нам предстоит спешное дело. Сегодня я отправляюсь на Восток и пойду дальше в Месопотамию. Но я слышу, что многие из покоренных мною народов Прикавказья снова восстали и простирают свою дерзость до того, что опустошают наши старинные владения. Тебе предстоит собрать новые отряды и вновь покорить мятежных. Имея тебя в тылу, я смело двинусь вперед. А теперь прощай... Необходимые приказания для тебя уже готовы... Я как будто предчувствовал, что на этот раз ты не укроешься от нас,- с улыбкою заключил свою речь император.
Плакида простился с Траяном, который в тот же день уехал из Рима. Но императору не суждено было увидать осуществления своих грандиозных замыслов. Непрерывные труды, сражения, походы по пустынным местностям надломили здоровье Траяна. Он окончательно занемог. Сенат в своих посланиях умолял императора вернуться, и тот, принеся жертву в честь Александра и громко выразив сожаление, что преклонные лета не позволяют ему плыть в Индию, трогательно простился со своими легионами, которые он неоднократно водил к победе, и представил им нового вождя в лице Адриана .
Однако Траяну не довелось вернуться в Рим. Он скончался в августе 117 года на пути в Италию.
Мы не станем подробно говорить о военных подвигах Плакиды. Он - как всегда мужественно - отражал варваров, но тут пришло известие о кончине Траяна и провозглашении императором Публия Элия Адриана.
В противоположность Траяну новый император не искал славы в завоеваниях и спешил возвратиться в Рим, установив твердый порядок на Востоке. Он отказался от азиатских завоеваний Траяна и желал, чтобы империя ограничивалась теми пределами, какие она имела при Августе . Поэтому и Плакида получил от императора - при весьма милостивом рескрипте -приказание: утвердить прочный мир с пограничными народами и, придя в Малую Азию, отправить из Эфеса часть своего отряда в Египет, где еще не вполне подавлено было восстание рабов, а с оставшимися воинами возвратиться самому в Италию. Плакида исполнил приказания государя и вернул при этом свободу всем пленным. Вообще, Плакида вел войну с возможным человеколюбием, избегая лишнего кровопролития, и милостиво обращался с побежденными.
Особенною храбростью отличались в его отряде два воина -юноши, взятые им с собою из Египта, правда из разных мест оного. Однажды своею находчивостью и отвагою они спасли римский отряд от совершенного истребления. Старый вождь обнял юношей и приказал безотлучно находиться при его особе. Он горячо полюбил их: что-то знакомое, родное светилось ему в ясных очах, в мужественном виде этих молодых витязей. Какое-то прирожденное благородство сказывалось во всем их поведении! Со своей стороны и юноши, круглые сироты, платили старому вождю за его ласки беззаветною преданностью. Плакиде не раз приходила в голову мысль просить императора об их усыновлении.
По прибытии в Эфес Плакида расположился со своим отрядом в долине, изобиловавшей виноградниками. Двое юношей, любимцев старого вождя, как земляки, жившие между собой в большой дружбе, устроили свою общую палатку рядом с виноградником, принадлежащим Стелле. Она была очень довольна этим соседством: юноши не только сами не обижали владетельницы виноградника, но и другим препятствовали, так что Стелла спокойно занималась своею работою. Однажды в полдень она случайно оказалась как раз около палатки юношей, отдыхавших после исполнения какого-то поручения.
Скажи, пожалуйста, откуда ты все же родом? Кто были твои родители? - послышался голос одного из юношей.
Мое детство прошло счастливо,- отвечал другой.- Но мой отец, римский полководец, почему-то удалился из Рима со мною, моим братом и матерью. Помню нежные ласки матери, ее заботы о нашем здоровье во время морского путешествия. Затем произошло нечто ужасное: нас с отцом насильственно высадили на пустынном берегу Африки, а мать осталась на корабле. Мы и отец много плакали. Я и сейчас живо помню впечатления этого злосчастного вечера. Втроем отправились мы внутрь страны, и при переправе через поток лев утащил меня. Ах, я до сих пор не могу без содрогания говорить об этом. Далее не помню, что со мною было... Крики, шум, толпа незнакомых людей... Я пришел в себя в каком-то селении. Мне говорили, что меня отбили у зверя...
Брат, дорогой брат мой! - с ужасом и радостью воскликнул первый и бросился на шею к своему товарищу.- А помнишь ли ты, как мы с нашими родителями незадолго до отплытия из Рима ночью были в подземных пещерах и приняли Святое Крещение? Помнишь ли ты седого старика, читавшего над нами молитвы, когда мы погружались в воду?
Агапий! Брат! Отчего же мы раньше не говорили о детстве нашем?! - воскликнул Фео- пист, с восторгом обнимая Агапия.
Юноши в волнении не могли удержать слез и довольно насмотреться друг на друга, ибо, точно, свиделись как в первый раз.
Но что же с тобою-то потом было? - с волнением снова вскричал Феопист.- И где отец наш?
Где отец наш, не знаю,-сказал Агапий со вздохом.- В то самое время, как ты был похищен львом, шакал унес меня... Спасли меня шедшие ранним утром на работу крестьяне... Среди них я и вырос.
Стелла, стоявшая близ палатки, от ужаса не проронила ни слова. Поняв, что рядом с нею - ее сыновья, она едва могла удержаться на ногах. Первым ее движением было броситься в палатку и заключить в свои объятия дорогих, столь долго оплакиваемых детей. Но вдруг она сильно смутилась: «Боже, признают ли они меня? Я так постарела, изменилась... Эта бедная одежда... О Господи!»
Не помня себя от волнения, она поспешно бросилась в свою хижину, стараясь на ходу придумать какой-нибудь план, но мысли у нее путались, она ничего не могла сообразить и кончила тем, что отправилась прямо к полководцу, о котором она раньше слышала, что он благодушно выслушивает всех просителей. Одно представлялось ей очевидным и наполняло трепетом ее сердце - это мысль о новой разлуке. Нет, нет, она бросится к ногам вождя и будет молить о позволении отправиться вместе с его отрядом в Рим...
Плакида приказал немедленно привести к себе Стеллу, лишь только доложили ему, что какая-то женщина просит свидания с ним. Каково же было изумление Стеллы, когда в старом вожде она тотчас же узнала своего мужа! Она была так потрясена, что не могла сдвинуться с места, не могла произнести ни одного слова и едва не потеряла сознание. Собрав последние силы, она все же медленно подошла к вождю и тихо пролепетала:
Евстафий Плакида, дорогой мой супруг! Я Стелла, твоя жена, названная в крещении Феопистиею...
И с этими словами она без чувств упала-таки к ногам Плакиды. Когда она пришла в себя, Плакида со слезами на глазах нежно обнимал ее.
Где же дети? - спросила Стелла еще в полубеспамятстве.
Увы! - воскликнул Плакида.- Их нет более на свете: они сделались добычею зверей...
Неправда! Бог сохранил их! Вот они! - вскричала вдруг Стелла, указывая на входивших, по дежурству, юношей.- Агапий, Феопист, дорогие мои...- И Стелла лишилась дара речи...
Плакида с недоумением смотрел на молодых людей, которые стояли подле него, едва понимая происходившее у них перед глазами. Наконец все разъяснилось!
Что за необычное движение происходит на Марсовом поле перед триумфальными воротами, близ самого Помпеева театра? Там устраивается триумф! Адриан, представляя собою умершего императора, с победоносными войсками вступает в столицу. Шествие направляется внутрь города. За ликторами идут сенаторы и знаменитые граждане с масличными венками на головах и в роскошных одеждах. За ними - трубачи, а далее тянется необозримый ряд повозок и носилок с военною добычею и колеблются древки со списками завоеванных городов, пораженных неприятелей, выигранных сражений.
Святой вмч. Евстафий Плакида
Скоро ли кончится это шествие? Нет, вон видны несколько сот белых жертвенных быков, с позолоченными рогами, с дорогими покровами на хребтах, с яркими лентами на выях! А это еще что?.. Печальный вид! Понурив головы и гремя цепями тянется мрачная вереница пленных, над которыми теперь потешается римская чернь... Дорогою ценою покупается величие Рима! Но вот - сам триумфатор! Вот его роскошная колесница, из слоновой кости, с изящною резьбою и позолотою, запряженная четырьмя белыми конями. Вокруг колесницы толпятся ликторы, в пурпурных плащах, в лаврах и алых лентах, трубачи и музыканты с золотыми повязками на головах, воспевающие подвиги триумфатора.
В облаках сжигаемых в изобилии благовоний мы видим, наконец, мужественную фигуру Адриана... На нем вышитая золотом пурпурная тога , облекавшая собою незадолго до этого самого Юпитера Капитолийского . Теперь сам Адриан уподобляется божеству. В правой руке у него жезл из слоновой кости с золотым орлом, в левой - пальмовая ветвь. Чело увенчано лавром. Близ императора - свита из высших военачальников, а далее - без конца - необозримые ряды воинов в грозных воинских украшениях. Солнце обливает яркими лучами и это великолепное шествие, и эти необозримые толпы народа, наполняющие улицы, площади, подмостки. Воздух потрясается восторженными криками: «Іо! Іо trіumрhе!»...
Наконец процессия подымается на Капитолий. Колесница триумфатора останавливается перед храмом Юпитера. Адриан озирается кругом и как бы ищет кого-то глазами. Вот пристальный взор его останавливается на одном из свитских - на Евстафии Плакиде, возле которого находятся и его сыновья. Император взором приглашает старого полководца войти вместе с собою в храм. Смертная бледность покрывает лица Плакиды и его сыновей, но выражение их спокойно, полно достоинства и твердой решимости.
Нам невозможно войти в храм,- твердо произносит Плакида.- Мы - христиане!
Злая усмешка скользнула по лицу Адриана. Он громко, очевидно с намерением, воскликнул:
Христиане?! Несчастный, ты позоришь свою седую голову... Знаешь ли ты, что грозит тебе?
Я в твоей власти, государь, но мой дух принадлежит Богу, создавшему меня, и я не могу поклониться идолам!
Ты не щадишь и сыновей во цвете лет... Безумный старик, опомнись!
Я христианин и не могу поступить вопреки совести.
И вы тоже? - строго спросил император, обращаясь к сыновьям Плакиды.
Да,- с гордым смирением ответили юноши.
На растерзание зверям! - холодно, отрывисто произнес Адриан и немедленно вступил во храм.
Плакиду и его сыновей в ту же минуту арестовали и отправили в тюрьму.
Для объяснений этой сцены нужно рассказать следующее. Регул, узнав о возвращении Плакиды, о новой славе, приобретенной Евстафием на войне, сначала струсил было не на шутку и собирался бежать из Рима, но скоро придумал средство окончательно погубить своего господина.
Он послал донос императору, в котором, выставляя Плакиду врагом Адриана, обвинил его и в принадлежности к христианству. Адриан отличался крайней подозрительностью, а донос Регула составлен был столь искусно, так чувствительно задеты были все слабые струны характера Адриана, что неминуемая гибель должна была грозить обвиненному в том случае, если император поверил бы словам доносчика. Адриан при жертвоприношении во время триумфа хотел удостовериться в действительности обвинения. Вместе с тем принадлежность Плакиды к христианству являлась отличным предлогом погубить его. Но не пришлось доносчику воспользоваться плодами своего гнусного дела. В тот же день рабы Регула, которые были не в силах более переносить его тиранства, задушили злодея в бане. О Рим!
Какие удивительные перемены счастья и несчастья, богатства и бедности, знатности и бесславия Господь посылает Своим верным для их испытания и очищения! Давно ли Плакида и его юные сыновья, в качестве достойных представителей славы оружия, участвовали в блистательном триумфе, и вот они, подобно Иову, лишенные всего, обесславленные,- в мрачной тюрьме! Здесь же и Стелла, пожелавшая разделить с ними их участь и объявившая себя христианкою.
Ужасна римская тюрьма! Это, как правило, глубокое подземелье. Страшное зловоние, нестерпимая жара, жестокое обращение стражи в сто крат увеличивают тягости заключения. Но Господь и в темнице не оставлял Своих исповедников без подкрепления...
В нижнем, совершенно темном и особенно душном отделении тюрьмы мы застаем всех членов семейства Плакиды. Старый воевода не потерял своего ясного спокойствия, не был смущен поразительною переменою в своей судьбе. В свете христианства он понимал значение человеческой жизни и ее превратностей. Кротко и любовно смотрел он на сыновей своих, которые сидели рядом с матерью и поочередно старались успокоить ее.
Первое впечатление темницы для Стеллы было ужасным. «Боже! - невольно воскликнула она.- Какая темнота!» Теперь она заливалась слезами, бессильно опустив руки на головы сыновей. Ей было жаль их цветущей юности, но она не видела другого исхода... Следует, кстати, заметить, что христианские мученики не были фанатиками. Самые нежные чувства человеческие были свойственны им, тем более что христианство, преображая в них человеческую природу, возвышало все лучшие и благороднейшие ее стороны. Оно научало любить, и особенно любить близких. Но любовь к Богу должна быть выше всех человеческих привязанностей.
Плакида первый нарушил молчание:
Я предвидел, дорогие мои, все, что с нами произошло. Воля Божия совершается над нами.
Мы готовы пострадать за Господа! - гордо заметил Феопист.
Готовы ли? - спросил Плакида.-Вспомните Петра... Не будьте самоуверенны и просите у Господа сил на подвиг.
Господь не оставит нас,- произнесла Стелла, утирая слезы.- Не мы будем страдать: Сам Господь будет страдать за нас.
О Боже правый! - вздохнув, сказал Плакида.- Подкрепи вас Господи, дети мои. Ваша жертва выше нашей: вы приносите в жертву Господу вашу молодую жизнь, вашу блестящую, может быть, будущность. Вам труднее нашего расставаться с жизнью, но тем выше будет награда вам.
Мы ничего более не желаем, как быть вечно и неразлучно со Христом и с вами, дорогие,- воскликнул Агапий,- и да будет так!
Плакида с невыразимою любовью обнял своих достойных сыновей.
Мучение временно, смерть мгновенна,- снова заговорил Плакида после небольшого молчания.- А затем -венцы Небесные. Сам Христос примет нас в Свои объятия. О, дети, помышляйте об этом безмерном счастии видеть Господа, за нас пострадавшего, и переход от временной жизни вам не будет тяжел. Смерть не страшна: она столько раз смотрела в глаза мне на полях битвы, да и вы бестрепетно шли в бой рядом со мною! Мы сражались за родину, за честь, за славу - и какая радость, что Господь сохранил нас для того, чтобы умереть за Него! Будем героями веры! Наша кровь не прольется даром!
Не сомневайтесь в нас, дорогой родитель! Мы охотно принесем эту жертву.
И этим блаженством мы обязаны вам... О, я хорошо помню свой обет, данный мною вместе с вами в катакомбах!
Мы общались с христианами и в Африке; там мы имели счастье слышать и читать Священное Писание. Это было Евангелие, написанное Марком со слов Петра.
О, благодарю Тебя, Создатель! - тихо сказал Плакида.- Ты невидимыми путями привел всех нас к блаженному концу, Ты разлучил нас, чтобы всех соединить с Собою! Буди благословенно имя Твое!
В темнице блеснул луч света. Это к обреченным на казнь спустился, словно с небес, сам пресвитер Иоанн, пробравшийся не без затруднений в тюрьму, чтобы навестить дорогих узников. Он сильно постарел и сгорбился, но на челе по-прежнему заметно было присутствие высокой мысли. Радостно встретили узники посетителя. Долго продолжалась задушевная беседа. И при слабом мерцании лампы можно было заметить, какой восторг светился на лицах собеседников, какой огонь горел в их очах... Темница преобразовалась для них в райскую обитель: они не променяли бы ее и на палаты цезаря...
Мертвая тишина царит в темнице. Престарелый вождь, утомленный волнениями дня, дремлет, склонившись головою на камень. Стелла погружена в глубокую думу. Глаза ее устремлены в непроницаемую тьму. И вдруг в этой страшной мгле возникают знакомые, милые черты: Стелла видит своего давно почившего брата Марка. Улыбаясь, он шепчет ее имя, он зовет ее. И она по вдруг открывшейся золотой дорожке стремительно восходит до самого Неба и снова слышит голос брата, который говорит ей: «Взойди сюда!»
Она на Небе. Пред нею -сияющий Престол, и Сидящий на нем видом был подобен камню яспису и сардису ; и радуга вокруг престола, видом подобная смарагду (Откр. 4, 3). А пред Престолом бесчисленное множество людей в сверкающих одеждах и с пальмовыми ветвями в руках. И из уст Сидящего на Престоле она слышит сладкий голос: «О совершенные мученики! Вы увенчаны диадемою Царства Небесного, ибо вы поразили врага спасения!»
Стелла видит чашу, наполненную красным вином, и вкушает из нее, и все, стоящие пред Престолом, восклицают: «Аминь!»
Мир тебе! - возгласил Сидящий на Престоле и подал Стелле победную ветвь...
Стелла передает свое видение мужу и детям, и все возносят жаркую молитву Господу.
За триумфом в Риме обыкновенно следовали игры и зрелища. Не отступил от этого обычая и Адриан.
После обычного развлечения растленной римской черни - гладиаторских боев, после бешеной схватки зверей, львов и гепардов, пантер и медведей, на арену выводят христиан... Страшный, дух захватывающий вид!
Вот Евстафий Плакида и его сыновья. Они - по обычаю - в великолепных ярко-красных и пурпурных мантиях... Рядом с ними идет Стелла в белых одеждах.
Смертная бледность покрывает лица христиан, но они идут твердо, с достоинством, с очами, поднятыми к небу. Малейшее движение их дышит высоким героизмом.
Святые Евстафий Плакида, Феопистия, Агапий и Феопист.
Миниатюра из греко-груз. рукописи. XV в.
Весь амфитеатр точно ахнул от изумления пред этим неземным величием. Проходит минута, несколько минут... Нервы зрителей напряжены до сильнейшей степени. Но звери, выпущенные на христиан, не трогаются с места и, глухо рыча, отступают в глубь арены пред святыми подвижниками. Зрители теряют терпение...
Раздразнить зверей! Раскаленного железа! - раздаются оглушительные крики.
Но все тщетно. Звери огрызаются на погонщиков и с тем же сдавленным рычанием отступают пред мучениками все дальше.
Чары, чары безбожников! - ревет толпа и мгновенно стихает по знаку цезаря.
Сжечь их живыми! - звучит резкий, повелительный голос Адриана.
Звери прогоняются с арены. Приносят страшные орудия огненной казни. Возжигаются костры, и дым от пламени наполняет амфитеатр, застилая глаза зрителям.
Безмолвно, в пламени, святые и блаженные Евстафий Плакида, его супруга Стелла-Феопистия, и их дети Феопист и Агапий, обнявши друг друга, отдают свои чистые души в руки Отца Небесного.
Бушует огонь, но тела подвижников остаются нетленными.
Христиане с опасностью для собственной жизни уносят их и честно погребают.
В Риме и теперь еще цела церковь, в которой почивают мощи Евстафия Плакиды и его семейства (+ ок. 118).
Святой великомученик Евстафий до Крещения носил имя Плакида. Он был военачальником при императорах Тите (79 - 81) и Траяне (98 - 117). Еще не познав Христа, Плакида творил дела милосердия, помогая всем бедствующим и страждущим. Господь не оставил добродетельного язычника во мраке идолопоклонства.
Однажды на охоте он преследовал на быстром коне оленя, который остановился, взбежав на высокую гору, и Плакида вдруг увидел между его рогами сияющий Крест, а на нем - распятого Сына Божия. Пораженный Плакида услышал глас: "Зачем ты гонишь Меня, Плакида?" "Кто Ты, Господи, говорящий со мною?" - в страхе спросил Плакида. И услышал в ответ: "Я - Иисус Христос, Бог, воплотившийся ради спасения людей и претерпевший вольные страдания и Крестную смерть. Ты Меня, не зная, почитаешь, ибо твои добрые дела и обильные милостыни дошли до Меня. Явился Я здесь, чтобы обратить и присоединить тебя к верным рабам Моим. Ибо не хочу Я, чтобы человек, творящий праведные дела, погиб в сетях вражиих".
Плакида воскликнул: "Господи, я верую, что Ты - Бог Неба и земли, Творец всех тварей. Молю Тебя, Господи, научи меня, что мне делать". И вновь прозвучал Божественный глас: "Иди к священику христианскому, приими от него Крещение, и он наставит тебя ко спасению".
С радостью Плакида вернулся домой, все рассказал жене; та, в свою очередь, поведала ему о том, как накануне ей в таинственном сновидении Кто-то сказал: "Ты, твой муж и твои сыновья завтра придете ко Мне и познаете Меня - Иисуса Христа, Истинного Бога, посылающего спасение любящим Меня". Супруги поступили, как им было велено.
Они обратились к христианскому пресвитеру, который крестил все их семейство и всех причастил Святых Таин.
На следующий день святой Евстафий отправился на место своего чудесного обращения и в горячих молитвах возблагодарил Господа, призвавшего его на путь спасения.
И опять святой Евстафий был удостоен чудесного откровения - Сам Бог предупреждал его о предстоящих испытаниях: "Евстафий, подобает тебе на деле проявить твою веру. Тебе, как Иову, предстоит претерпеть многие скорби, чтобы, будучи искушенным, подобно золоту в горниле, явиться достойным Меня и принять венец из рук Моих". Святой Евстафий смиренно отвечал: "Да будет воля Твоя, Господи, всё готов я принять из рук Твоих с благодарением, только бы Твоя всесильная помощь была со мной"
Вскоре на Евстафия обрушились бедствия: умерли все его слуги и пал весь скот. Разоренный, но не упавший духом, святой Евстафий с семьей покинул тайно дом, чтобы жить в безвестности, смирении и нищете. На корабле он направился в Египет. Во время плавания новое несчастье постигло святого. Хозяин корабля, прельстившись красотой жены Евстафия, безжалостно высадил его с детьми на берег, а жену оставил у себя. В великой скорби святой продолжал свой путь, и новое горе разразилось над ним. Переходя бурную реку вброд, он переносил по очереди двух своих сыновей, но пока он переносил одного - другого схватил на берегу лев и унес в пустыню, а пока возвратился к другому - того утащил в лес волк.
Потеряв всё, горько плакал святой Евстафий. Но он сознавал, что это Божественный Промысл послал ему эти несчастья, чтобы испытать его терпение и преданность воле Божией. В молитвах излив Богу свое неутешное горе, святой Евстафий пошел дальше, смиренно готовый к новым испытаниям. В селении Вадисс он нанялся рабочим и пятнадцать лет провел в непрерывных трудах. И не знал тогда святой Евстафий, что по милости Божией пастухи и землепашцы спасли его сыновей, и они жили рядом с ним; не знал он и того, что нечестивый корабельщик был скоро наказан - он умер от жестокой болезни, а жена святого Евстафия, оставшись неприкосновенной, жила в мирных трудах.
В то время императору Траяну пришлось вести трудную для Рима войну. Он вспомнил доблестного полководца Плакиду и отправил воинов Антиоха и Акакия, друзей Плакиды, его разыскать.
Объехав множество областей, они пришли в селение, где жил святой Евстафий. Воины встретили Евстафия в поле, где он сторожил хлеб, но не узнали его и стали говорить ему о том, кого ищут, прося его помощи и обещая большую плату. Но святой Евстафий, сразу узнав своих друзей, не открывал им своего имени. Он привел их в дом своего хозяина и накормил. Присматриваясь к нему, путники заметили, что он очень похож на их полководца, а когда увидели на его шее особую примету - след от глубокой боевой раны, поняли, что перед ними - их друг. Они обняли его со слезами и рассказали, зачем искали его. Святой Евстафий вернулся в Рим и вновь стал императорским военачальником. Много новобранцев пришло к нему в войско, и не ведал он, что два молодых воина-друга, которым он часто давал приказания и которых полюбил за ловкость и смелость, были его сыновья, и они не знали, что служат под началом своего отца и что друг другу они - родные братья.
Однажды в походе войско, которое вел Евстафий, остановилось в одном селении. Воины-братья беседовали в палатке. Старший рассказывал о своей судьбе: как он потерял мать и несчастного брата, как ужасным образом был разлучен с отцом. И младший с радостью понял, что перед ним его брат, и поведал о себе.
Разговор воинов слышала женщина, у дома которой была раскинута палатка, - это была их мать. Она поняла, что это ее сыновья. Еще не открываясь им, но очень желая с ними не расставаться, она пришла к их начальнику - святому Евстафию просить разрешения следовать с его войском. В нем она узнала своего мужа и в слезах рассказала ему о себе и о двух воинах, которые оказались их сыновьями. Так, по великому милосердию Господа, встретилась вся семья.
К этому времени победой закончилась война. С почестями и славой вернулся святой Евстафий в Рим. Преемником умершего императора Траяна стал теперь Адриан (117 - 138), который пожелал отпраздновать события торжественным жертвоприношением богам. К удивлению всех в капище не оказалось святого Евстафия. По велению императора его срочно разыскали.
"Почему ты не хочешь поклониться богам? - спросил император. - Тебе прежде других следовало бы воздать им благодарение. Они не только сохранили тебя на войне и даровали победу, но и помогли найти жену и детей". Святой Евстафий ответил: "Я - христианин и знаю Единого Бога моего Иисуса Христа, Его чту и благодарю, и поклоняюсь Ему. Он всё даровал мне: здоровье, победу, вернул семью и ниспослал Свою помощь на одоление испытаний". В гневе император разжаловал прославленного полководца и вызвал его с семьей на суд. Но и там не удалось твердых исповедников Христовых склонить к идольскому жертвоприношению. Всё семейство святого Евстафия было осуждено на растерзание зверями. Но звери не тронули святых мучеников. Тогда жестокий император в ярости приказал бросить всех живыми в раскаленного медного быка, в котором и приняли мученическую кончину святые Евстафий, его жена Феопистия и их сыновья Агапий и Феопист. Когда через три дня открыли огненную могилу, тела святых мучеников были обретены невредимыми - ни один волос не сгорел на их главах, а лица сияли неземной красотой. Многие видевшие чудо уверовали во Христа. Христиане предали погребению честные тела святых.