В конце XV века итальянские архитекторы, строившие Московский Кремль, были озадачены важным политическим вопросом: какой формы нужно делать зубцы стен и башен - прямые или ласточкиным хвостом? Дело в том, что у итальянских сторонников папы римского, называвшихся гвельфами, были замки с прямоугольными зубцами, а у их противников – гибеллинов, поддерживавших германского императора, замки были с зубцами в ласточкин хвост. Поразмыслив, зодчие сочли, что великий князь всея Руси уж точно не за католического понтифика: зубцы Московского Кремля повторяют форму зубцов на стенах замков и дворцов гибеллинов, итальянских сторонников императора Священной Римской империи германской нации.
Борьба между гвельфами и гибеллинами началась во Флоренции и всегда оставалась чисто флорентийским явлением. На протяжении десятилетий, принимая ту или иную сторону, флорентийцы сделали соучастниками своих распрей весь Апеннинский полуостров, и даже соседние страны, прежде всего Францию и Германию.
А началось все на одной богатой свадьбе в селении Кампи под Флоренцией, где завязалась пьяная драка, в ход пошли кинжалы, и Буондельмонте, молодой аристократ знатнейшего тосканского рода, убил Арриги, представителя купеческого рода. Опасаясь мести, родовитый юноша согласился на мезальянс и пообещал жениться на не знатной родственнице Арриги. Однажды Буондельмонте, занятый свадебными приготовлениями, проходил мимо палаццо аристократического рода Донати. Знатная дама Альдруда Донати, у которой были две очень красивые дочери, увидела его с балкона дворца, подозвала и, показав одну из дочерей, сказала: «Кого ты собрался взять в жены? Я приготовила тебе получше, вот эту». Буондельмонте внимательно рассмотрел девушку, и она ему очень понравилась. Но он ответил: «Я дал согласие жениться на другой и не могу теперь отказаться». На что мадонна Альдруда ответила: «Можешь, пеню за тебя заплачу я». И Буондельмонте согласился обручиться с красавицей Донати, отказавшись от той, с какой был помолвлен раньше и которой клялся.
Богатые, но не знатные родственники поруганной купеческой дочери решили отомстить за оскорбление, напасть на Буондельмонте и нанести ему увечья. Но Ламберти из знатной и могущественной семьи настаивал на убийстве обидчика, заявив, что лучше сожалеть о сделанном, чем о не сделанном. Когда пасхальным утром Буондельмонте на белом коне направился к дому невесты из рода Донати, чтобы дать брачную клятву, на него напали оскорбленные Арриги и убили. И случилось это 11 апреля 1216 года на главном флорентийском мосту Понте Веккьо .
«Тогда, - сообщает хронист, - началось разрушение Флоренции, и появились новые слова: партия гвельфов и партия гибеллинов. Гвельфы требовали мести за убийство Буондельмонте, а те, кто стремился замять это дело, стали именоваться гибеллинами». Не верить хронисту Дино Компаньи в рассказе о несчастной судьбе Буондельмонте нет причин. Однако его версия о происхождении двух политических партий Италии, оказавших огромное влияние на историю не только этой страны, но и всей новой европейской цивилизации, вызывает справедливые сомнения - мышь не может родить гору.
Партии гвельфов и гибеллинов действительно образовались в XIII веке, но их истоком были не будничные разборки флорентийских кланов, не один из эпизодов феодальной родовой кровной вендетты. Украсить дело личной мести звонким политическим лозунгом было очень выгодно. Между Папским Престолом и Священной Римской империей началась борьба за господство на Апеннинском полуострове. В противостоянии римских пап и германских императоров приняли активное участие итальянские города, которые почувствовали вакуум власти и стали вводить республиканскую форму правления. Между такими городами вспыхивали раздоры по всякому поводу: крупным нужно было поглотить мелких, равные бились из-за торговых интересов, из-за обладания удобной гаванью, горным проходом, речной переправой. Начиналось кровавое соперничество между папой и императором, гвельфами и гибеллинами, Пизой и Флоренцией.
В то время Священная Римская империя германской нации простиралась от Бургундии на западе до Чехии на востоке, от Балтийского моря на севере до Тосканы на юге и стремилась захватить всю Италию. Ей противостояла католическая церковь, которая окрепла, обрела самостоятельность и получила в свое распоряжение большие материальные богатства. Она превратилась в закрытую иерархию, ревностно отстаивавшую свои итальянские владения, свои привилегии и свою неприкосновенность. Церковные реформаторы считали, что пора переосмыслить характерное для раннего Средневековья единство светской и духовной властей в пользу верховной власти Церкви. Святой престол достиг такого могущества, что мог свободно вмешиваться во внутренние дела европейских государств, входящих в Священную Римскую империю. Конфликт между клиром и миром стал неизбежен.
Германские императоры были из рода Гогенштауфенов, владевшим замком Вайблинген, немецкое название которого итальянцы произносили как Гибеллин. Партия императора выступала против постоянного вмешательства папства в жизнь Италии и в германском императоре гибеллины видели силу, могущую дать отпор этому вмешательству. Это были представители крупнейшего феодального землевладения, не желавшими делиться с папством плодами эксплуатации, как своих крестьян, так и живших в «их» городах мелких торговцев и ремесленников. «Далекий» император, живший за альпийскими горами, казался им менее опасным претендентом на получаемые доходы, чем «близкий» папа в Риме.
С Гогенштауфенами враждовал германский род Вельфов, претендовавший на императорскую корону, соответственно их флорентийские сторонники из числа мелких фермеров и городских предпринимателей – пополо, называли себя гвельфами. Они стремилась к экономической самостоятельности и независимости от аристократии и крупных землевладельцев – нобилей, объединенных в партию императора, а потому относили себя к партии папы.
В этой экономической борьбе политические пристрастия менялись с быстротой калейдоскопа. Кто ты, гвельф или гибеллин, часто решали сиюминутные обстоятельства. За весь XIII век вряд ли найдется один крупный итальянский город, где бы власть не поменялась насильственным образом несколько раз. Что же говорить о Флоренции, менявшей законы с легкостью необыкновенной! Флорентийская республика, как независимая коммуна в Северной Италии, вскоре подчинила себе значительную часть Тосканы и создала сложную систему управления, основанную на недопущении узурпации власти одним лицом и достаточно широкой вовлеченности граждан в формирование государственных органов. Гвельфы и гибеллины использовали политические пристрастия для борьбы за власть в коммуне.
Партия, захватившая власть, формировала правительство, издавала законы и следила за их исполнением, контролировала суды, создавала родовые «ополчения», приходские «дружины» и квартальных «команды». Противники - в тюрьме, в изгнании, вне закона, но изгнанники и их тайные союзники не забывали обиду и тратили свои состояния на тайную или явную борьбу: для них новое правительство не обладало никакой законной силой.
Жестокость была непременной составляющей борьбы гвельфов и гибеллинов. Очевидец писал: «Даже не по причине ссоры за землю или сеньорию, а просто так они могут сказать: «Ты гвельф, а я – гибеллин; мы должны ненавидеть друг друга», и лишь по одной этой причине и ни по какой иной они убивают и ранят друг друга каждый день, подобно злобным псам, сыновья вслед за отцами, и так это проклятие Флоренции продолжается из года в год, и нет средств, чтобы излечить это».
Жестокой была власть, но столь же жестокими по отношению к ней были флорентийцы: «провинившихся» подестa (верховный судья и главнокомандующий), гонфалоньера (глава правительства) и приоров (цеховых глав) избивали, вырывали им языки, ослепляли, с позором гоняли по улицам. Власть отвечала пытками, казнями и стимулировала доносительство. Изгнание или смертная казнь грозили подозреваемому в шпионаже, заговоре и связях с врагом. Обычное судопроизводство в таких вопросах не применялось. Когда преступники скрывались, власть не гнушалась услугами наемных убийц. Вернулось зловещее понятие проскрипция: так еще во времена Суллы в Риме называлось объявление некоего гражданина вне закона - разрешалось и поощрялось его убийство, а имущество отходило в казну и отчасти самим убийцам. Такое орудие террора часто распространялось на детей и внуков осужденного по мужской линии.
Правящая партия (папы или императора) выкорчевывала из общественной жизни целые семейные древа. Наиболее распространенным способом наказания было лишение имущества, а для богатых семей еще и снос палаццо. Методичное разрушение башен и дворцов имело своей целью не только стереть память об отдельных личностях, но и об их предках. В 1248 году гибеллины во главе с Фарината Уберти при содействии конницы императора Фридриха II изгнали гвельфов из Флоренции. Победители свалили 36 вражеских башен, причем они рассчитывали направление их падения таким образом, чтобы максимально повредить принадлежавшие гвельфам церкви. Когда же германский император умер, уже гвельфы изгнали гибеллинов из Флоренции, а в качестве утверждения незыблемости новой власти гвельфы разрушили палаццо предводителя гибеллинов Уберти и на этом месте возвели нынешнею площадь Синьории.
В конце концов, гибеллины в ночь на пасху 1267 года навсегда покинули Флоренцию, где восторжествовали гвельфы как партия папы, обеспечивающая городу процветание. Не в интересах горожан было ссориться с папой, который мог помешать торговле флорентийских суконщиков во Франции и в Провансе. После изгнания гибеллинов из города флорентийцам открылись новые торговые пути на юг, в королевство Неаполитанское. Флорентийские банкиры не доверяли кредитоспособности германского императора, который не мог предоставить никакого обеспечения займам, а папа предлагал очень солидные гарантии - сбор папской дани по всей Европе с удержанием в пользу купечества части собранных сумм. Торговые привилегии и кредитоспособность курии одержала верх, и союз с папой стал основой политики гвельфов, диктуемой экономическими интересами Флоренции.
Но недолго царил мир среди победивших гвельфов Флоренции: знатные юноши повздорили за игрой в шахматы, и Лоре Гульельмо нанес Джери Бертакки легкую рану. Происшествие огорчило мессера Гульельмо, и он послал сына извиниться перед отцом раненного. Но когда Лоре прибыл в дом Бертакки, тот велел слугам отвести молодого человека на конюшню, где ему отсекли руку, сопроводив экзекуцию словами: «Передай отцу, что раны, нанесенные железом, лечат не словами, а кровью». Столь жестокий поступок положил начало новому витку средневековой междоусобицы, захлестнувшей Флоренцию.
По традиции каждый год 1 мая во Флоренции праздновалось наступление весны – Календимаджо (на таком торжестве Данте впервые увидел Беатриче). Праздничным вечером 1300 года несколько молодых людей из знатного рода Донати, проезжая мимо церкви Санта-Тринита, остановились поглазеть на танцующих женщин. У церкви уже собралась большая толпа горожан. Не зная, что впереди стоят Донати, представители другого знатного рода, Черки стали прорываться в первые ряды зрителей. И Донати и Черки сочли себя оскорбленными, обнажили мечи, завязалась схватка, в которой одному из Черки отрубили нос. Еще до полуночи гвельфы Флоренции разделились на две враждующие партии - «белые» и «черные».
Вокруг Донати объединились «черные», твердые сторонники папы и французских королей, гвельфы-консерваторы из числа дворян и землевладельцев. Вокруг Черки объединились «белые», умеренные гвельфы из богатых горожан, склонных к компромиссам с побежденными гибеллинами. «Белые» гвельфы обладали реальной властью во Флоренции, не желали подчиняться во всех духовных и мирских делах папе Бонифацию VIII, который задумал включить всю Тоскану в Папскую область, и готовились приютить у себя злейших врагов папы, римское семейство Колонна. Папа призвал на помощь отряд французских наемников, который при поддержке «черных» гвельфов в 1302 году изгнал из Флоренции «белых» гвельфов. Напоминанием о периоде правления «белых» гвельфов является построенный ими дворец на площади Синьории - палаццо Веккьо, символ свободы и мощи флорентийской республики.
Едва ли не самой видной фигурой среди «белых» гвельфов являлся Данте Алигьери, который называл папство «жадным до власти и денег, стремящимся встать надо всеми». Величайший итальянский поэт, как член гильдии врачей и аптекарей, активно участвовал в общественной жизни родной Флоренции, сначала в качестве советника, а затем - приора. На этой должности он стремился примирить «белых» и «черных» гвельфов, и даже избрал себе жену из семьи Донати, поддерживающей противоположную партию.
После государственного переворота 10 марта 1302 года были заочно приговорены к смерти 15 вождей «белых», в том числе и Данте, который был обвинен в присвоении казенных денег, вымогательстве и непокорности папе. Через два месяца после начала ссылки «черные» гвельфы вынесли Данте еще один приговор: в случае, если поэт попробует вернуться в город, его следовало «жечь огнем, пока не умрет». В 1311 году была объявлена амнистия «белым» гвельфам, но Данте в число тех, кому было разрешено вернуться во Флоренцию, не попал. Через 4 года была объявлена еще одна амнистия «белым» гвельфам, но при этом городской совет требовал от изгнанников не только заплатить огромный денежный штраф, но и надеть смирительную рубаху, посыпать голову пеплом и произнести на Соборной площади Дуомо покаянную речь. Данте отказался бесчестить себя.
Во время изгнания Данте много странствовал и именно в эти годы он сочинил «Божественную комедию», заложившую основы итальянского литературного языка. Данте страшно тосковал по Флоренции и упоминания о любимом городе разбросаны в его главном творении по всем трем книгам. Данте называет Флоренцию «великой», «разумной», «богатой», «больной», «усобной», «городом, зависти ужасной полным»…
Данте был похоронен в 1321 году в церкви Сан-Франческо Равенны. Городские власти Флоренции делали все возможное, чтобы вернуть прах Данте на родину и устроить пышное погребение во Флоренции, но Равенна отказывается выдать того, кого флорентийцы сами изгнали из своего города. В 1829 году флорентийцы перестали спорить с равеннцами, и в базилике Санта-Кроче, где покоятся такие великие флорентийцы как Галилей, Микеланджело, Макиавелли, появился кенотаф Данте, который украсила строка из «Ада»: «Почтите высочайшего поэта!».
Символическая гробница Данте вводит в заблуждение не одно поколение бесхитростных путешественников, принимающих ее за подлинную. Но куда больше людей и предположить не может, что Данте до сих пор формально считается изменником родины как предводитель «белых» гвельфов. И вот, в июне 2008 года городской совет Флоренции решил реабилитировать поэта. Но пятеро из двадцати четырех чиновников (все они из партии «зеленых») отказались отменить приговор Данте, вынесенный «черными» гвельфами. Эти люди сочли, что «отец итальянского языка» не стал бы признанным гением, если бы ему не пришлось уйти в изгнание.
👁 Отель как всегда бронируем на букинге? На свете не только Букинг существует (🙈 за конский процент с отелей - платим мы!) я давно практикую Румгуру , реально выгодней 💰💰 Букинга.
👁 Знаешь ? 🐒 это эволюция городских экскурсий. Вип-гид - горожанин, покажет самые необычные места и расскажет городские легенды, пробовал, это огонь 🚀! Цены от 600 р. - точно порадуют 🤑
👁 Луший поисковик Рунета - Яндекс ❤ начал продавать авиа авиа-билеты! 🤷
Главным двигателем мировой истории является борьба противоположностей. Человеческая цивилизация помнит десятки великих противостояний: ахейцы против троянцев, гвельфы против гибеллинов, Алая роза против Белой розы, якобинцы против жирондистов, пролетариат против буржуазии и т.д. Вспоминаем самые глобальные.
Греки против персов
Время наиболее активного противоборства греческих государств и империи Ахаменидов приходится на период греко-персидских войн, продолжавшийся в общей сложности с 500 года по 449 год до н. э. Могущественная Персидская империя на первых порах не имела особых проблем с покорением разрозненных греческих городов и, лишь приблизившись к владениям Спарты и Афин, натолкнулась на серьезный отпор.
Сначала блестящая победа Афин при Марафоне (490 г. до н. э.), а затем и героическая оборона Фермопил спартанцами (480 г. до н. э.) заставили усомниться в эффективности огромной персидской армии, которая встретилась с более грамотным в тактически смысле греческим войском.
Одержанные следом греками убедительные победы при Саламине, Платеях и Микале перевернули ход войны и заставили персов освободить ранее завоеванные греческие территории. Каллиев мир, заключенный в 449 году до н. э., прекратил войну, но не приостановил вражду между греками и персами. Через 60 лет в составе войск Александра Македонского греки приняли участие в разгроме Персидской империи.
Рим против Карфагена
Целью борьбы между Римом и Карфагеном было господство в Западном Средиземноморье, где к III веку до н. э. безраздельно властвовали последние. Карфаген колонизировал не только юг Пиренейского полуострова, но и Корсику, Сардинию и значительную часть Сицилии, что вызывало недовольство Рима.
Именно Сицилия и стала яблоком раздора между Римом и Карфагеном, что вылилось в Первую Пуническую войну (264–241 гг. до н. э.). 23-летнее противостояние, изнурившее оба государства, привело к формальной победе Рима, но вопрос о господстве в регионе остался нерешенным.
Вторая (218–201 гг. до н. э.) и Третья (149–146 гг. до н. э.) Пунические войны явились своеобразным итогом военного и экономического возвышения Рима. Непобедимый карфагенский флот был окончательно уничтожен, а столица государства стерта с лица Земли.
Гвельфы против гибеллинов
Противоборство двух германских династий Вельфов и Гогенштауфенов, а позднее политических партий – гвельфов и гибеллинов, по мнению историков, определило пути развития европейской демократии. Впрочем, начавшись в XII столетии во Флоренции, эта борьба поначалу не выходила за пределы Центральной и Северной Италии, но затем в нее очень быстро были втянуты Германия и Франция.
К XII столетию вмешательство католической церкви в дела европейских государств стало настолько активным, что возник серьезный конфликт между клиром и миром. Сторонники папы Римского гвельфы выступали за ограничения власти императора Священной Римской империи, гибеллины же не желали мирится с растущим влиянием папского престола.
Борьба папской и императорской партий существовала давно, однако на сей раз в это противостояние были вовлечены итальянские города, причем власть в них в зависимости от экономических и политических обстоятельств могла меняться с калейдоскопической быстротой: сегодня заправляют гвельфы, а завтра их уже вытесняют гибеллины.
Зачастую политические пристрастия гвельфов и гибеллинов не были столь однозначными. Лавируя между императором и Папой, они не могли добиться явного превосходства друг над другом, сохраняя силовой паритет. Такая конкуренция, по мнению историков, стала одним из слагаемых развития европейской цивилизации.
Франция против Англии
Вплоть до XX века Англия и Франция оставались непримиримыми соперниками. История их взаимоотношений полна драматичных эпизодов, главным из которых является Столетняя война (1337–1453 гг.). Начавшись с династического конфликта эта война впоследствии приобрела национальный характер.
Больше всего от нее пострадала Франция, которая потеряла 2/3 населения как на поле брани, так и в результате болезней и голода. Тем не менее французским войскам удалось потеснить англичан с территории своей страны, лишив их всех владений на континенте.
Новой страницей в истории англо-французского соперничества стала борьба в XVII-XVIII столетиях за колониальное господство. Главными аренами колониальных войн между Англией и Францией были Северная Америка и Индия, где англичане сумели в полной мере продемонстрировать свое военное и дипломатическое превосходство.
СССР против США
Противостояние двух сверхдержав обозначилось сразу после окончания Второй мировой войны. Каждая из стран пыталась доказать свой приоритет, причем во всех сферах сразу – идеологической, экономической, военной, космической, спортивной, культурной. Под знаком холодной войны прошли все годы до распада СССР.
Больше всего сил оба государства направляли на оборону. Главной целью гонки вооружений было устрашение противника. Так, по плану «Дропшот» 1 января 1957 года должна была начаться операция армии НАТО, в ходе которой намечалось сбросить на 100 советских городов 300 атомных бомб.
Советский Союз не стоял в стороне и 30 октября 1961 года демонстративно испытал водородную бомбу мощностью в 50 мегатонн. Дальше – больше. США развернули программу размещения крылатых ракет в Турции, СССР – на Кубе. Только к середине 1960-х годов оба государства поставили под сомнение возможность победы в ядерной войне и задумались о сокращении количества боеголовок.
Военное соперничество двух стран отразилось и на освоении космоса. Пока СССР запускал первый искусственный спутник и готовил первый пилотируемый полет, отстававшие в космической гонке США вынашивали план по запуску ядерной ракеты на поверхность Луны. Авантюра так и не была реализована, и американцы приступили к программе мирного освоения Луны. Не менее ожесточенная конфронтация между СССР и США имела место и на спортивных аренах. Выражалась она не только в гонке за победами, но и в бойкоте соревнований. США в 1980 году проигнорировали Олимпиаду в Москве, а через четыре года советские спортсмены не поехали в Лос-Анджелес.
В политическом отношении после победы Карла Анжуйского при Беневенто в 1266 году во Флоренции господствуют гвельфы. Чаша весов, в предшествующие десятилетия склонявшаяся то к гибеллинам, то к гвельфам, теперь остановлена — и надолго. Принадлежность к лагерю гвельфов вовсе не означает безоговорочной приверженности планам папы и их анжуйским союзникам в Неаполе. Это становится очевидным в 1301 году, когда часть правящей элиты города (в том числе и Данте) встает в оппозицию к Карлу Анжуйскому, прибывшему, чтобы подчинить ее себе и папе Бонифацию VIII. Политический мир и мир деловой расколоты: белые и черные гвельфы находятся во враждебном противостоянии — ситуация, которую нельзя охарактеризовать иначе как «кризис партии». Действительно, одни (черные гвельфы) готовы вступить в союз со всеми, кто может содействовать их возвращению к власти; другие (белые гвельфы) выступают за политическую и экономическую независимость, допускающую формальный альянс с папством и неаполитанскими королями, но при условии неукоснительного соблюдения реальной автономии города. Эта политическая оппозиция обнаруживает традиционный антагонизм старинной аристократии и деловой верхушки бюргерства: первые не могут смириться с политической ситуацией, когда они отстранены от власти, вторые (в состав этой группировки вошло немало представителей старинных аристократических семей) опасаются возврата к власти тех, кто был отстранен от нее в 1293 году «Установлениями справедливости».«Установления справедливости» (Ordinamenti di giustizia), с которыми связано имя Джано делла Белла, закрепили неудержимое возвышение деловых людей, защитили их от притеснений и насилия со стороны грандов (магнатов). Гранды отстранены от участия в важных органах управления и находятся в некотором смысле — благодаря поистине террористической юрисдикции — под наблюдением. Исключенные из всех важнейших советов, магнаты обязаны вносить коллективный залог; в случае отказа от внесения залога или участия в действиях, нарушающих общественный порядок (если их вина изобличена), их дома подлежат сносу и к ним применяются варварские наказания (отсечение руки за отказ уплатить денежный штраф).
Чрезмерная жестокость этих норм вызывает ответную реакцию, в частности, Джано делла Белла вынужден в 1295 году отправиться в изгнание. Тогда же в «Установления справедливости» вносятся поправки: аристократам разрешено записываться в цех без обязательства заниматься соответствующей профессиональной деятельностью (так, Данте получил возможность записаться в цех медиков и аптекарей). При всем том «Установления» на протяжении почти полутора веков будут оставаться конституционной хартией Флоренции — вплоть до прихода к власти в 1434 году первого представителя рода Медичи.
Таким образом, Флоренция — это городская демократия; городом управляет Синьория в составе шести, а затем восьми приоров и одного гонфалоньера, избиравшихся старшими цехами, а также, хотя и в меньшей мере, одним подеста с его советом и одним капитаном народа с его советом. Эти органы власти служат, как будет показано далее, противовесом друг другу. В целом это олигархия богачей (а не наследственная олигархия, как в Венеции), в которой сосуществуют родовая аристократия и нувориши из числа торговой буржуазии. Флорентийская олигархия неоднородна, что порождает напряженность, раскалывает общество, становится причиной потрясений. Противоречия приводят к событиям 1301 года, вызванным намерениями папы Бонифация VIII и Карла II Анжуйского, короля Неаполитанского, с одной стороны, и соперничеством семейных кланов — с другой. Одни (белые гвельфы) группируются вокруг семейства Черки, другие (черные гвельфы) — вокруг весьма колоритной фигуры Корсо Донати, жаждавшего реванша за тех, кто был отстранен от власти в 1293 году. Час пробил в начале ноября 1301 года. Под предводительством Донати черные гвельфы в течение недели терроризируют белых гвельфов — убивают, сжигают дома, отправляют в изгнание, пополняя тем самым ряды флорентийских изгнанников-гибеллинов. И все же их победа эфемерна: в 1308 году Корсо Донати, подвергшись преследованиям, предпочитает покончить жизнь самоубийством.
В тот год для изгнанников, гибеллинов и белых гвельфов, вспыхивает слабый лучик надежды: избран новый император, Генрих VII Люксембург, полный решимости прибыть в Италию, дабы короноваться и стать ее господином, по праву и фактически. Приветствуемый Данте как освободитель, превозносимый гибеллинами как спаситель, император после первоначальных успехов видит, что Флоренция, несмотря на призывы, а затем и проклятия Данте в адрес «злокозненных флорентийцев», отвергает его, смеется над ним. Когда в 1313 году, возвращаясь из Италии в Германию, Генрих VII скоропостижно умрет, он оставит Италию, ясно осознающей: старая теория Священной Римской империи немцев, вопреки мнению Данте, — это просто пестрые лохмотья в музее Истории.
Во Флоренции, избавленной от угроз со стороны императора и гибеллинов, правящий слой почел за благо призвать в защитники короля Роберта Неаполитанского, предложив ему власть в городе на пять лет.
Однако королевские наместники недостаточно энергично борются против могущественного соперника Флоренции старого кондотьера Угуччоне делла Фаджюола, повелителя Пизы и Лукки, убежденного гибеллина, разгромившего в 1315 году флорентийское войско при Монтекатини. Гибеллинская угроза усиливается при преемнике Угуччоне, молодом и честолюбивом Каструччо Кастракани, столь же талантливом военачальнике, сколь и беззастенчивом авантюристе. Король Роберт Неаполитанский, получивший в 1318 году титул «протектора, распорядителя и правителя» Флоренции, не может помешать Каструччо, пожизненному сеньору Лукки и повелителю Сан-Миниато и Пистойи, разгромить флорентийское войско при Альтопашио в 1325 году. Данте, умерший в 1321 году, уже не узнал об этом эпизоде истории родного города. Был бы он опечален этим известием? Не усмотрел бы он в этом новую кару городу, изгнавшему его двадцать лет назад?
А может, несчастья Флоренции укрепили бы его ненависть к «неблагодарному народу», погрязшему, как полагал он, в алчности и гордыне? Последнее суждение, если оно и было высказано, несправедливое по отношению к городу, ярко блиставшему среди городов средневекового Запада, в которых осуществлялся синтез духовной деятельности и многообразных форм физического труда людей.
В 1480 году миланские архитекторы, строившие Московский Кремль, были озадачены важным политическим вопросом: какой формы нужно делать зубцы стен и башен — прямые или ласточкиным хвостом? Дело в том, что у итальянских сторонников Римского Папы, называвшихся гвельфами, были замки с прямоугольными зубцами, а у противников папы - гибеллинов - ласточкиным хвостом. Поразмыслив, зодчие сочли, что великий князь Московский уж точно не за Папу. И вот наш Кремль повторяет форму зубцов на стенах замков гибеллинов в Италии. Однако борьба этих двух партий определила не только облик кремлевских стен, но и пути развития западной демократии.
В 1194 году у императора Священной Римской империи Генриха VI Гогенштауфена родился сын, будущий Фридрих II. Вскоре после этого кочевавший по Италии двор остановился на некоторое время на юге страны (Сицилийское королевство было объединено с имперскими территориями благодаря браку Генриха и Констанции Отвиль, наследницы норманнских королей). И там государь обратился к аббату Иоахиму Флорскому, известному своей эсхатологической концепцией истории, с вопросом о будущем своего наследника. Ответ оказался уничтожающим: «О, король! Мальчик твой разрушитель и сын погибели. Увы, Господи! Он разорит землю и будет угнетать святых Всевышнего».
Именно в правление Фридриха II (1220-1250 годы) началось противостояние двух партий, которое в разной мере и разной форме оказало влияние на историю Центральной и Северной Италии вплоть до XV века. Речь идет о гвельфах и гибеллинах. Эта борьба началась во Флоренции и, говоря формально, всегда оставалась чисто флорентийским явлением. Однако на протяжении десятилетий, изгоняя побежденных противников из города, флорентийцы сделали соучастниками своих распрей чуть ли не весь Апеннинский полуостров и даже соседние страны, прежде всего Францию и Германию .В 1216 году на одной богатой свадьбе в селении Кампи под Флоренцией завязалась пьяная драка. В ход пошли кинжалы, и, как повествует хронист, молодой патриций Буондельмонте деи Буондельмонти убил некоего Оддо Арриги. Опасаясь мести, родовитый юноша (а Буондельмонте был представителем одного из знатнейших родов Тосканы) пообещал жениться на родственнице Арриги из купеческого рода Амидеи. Неизвестно: то ли боязнь мезальянса, то ли интриги, а может быть, подлинная любовь к другой, но что-то заставило жениха нарушить обещание и выбрать себе в жены девушку из дворянского рода Донати. Пасхальным утром Буондельмонте на белом коне направился к дому невесты, чтобы дать брачную клятву. Но на главном мосту Флоренции, Понте Веккьо, на него напали оскорбленные Арриги и убили. «Тогда, - сообщает хронист, - началось разрушение Флоренции и появились новые слова: партия гвельфов и партия гибеллинов». Гвельфы требовали мести за убийство Буондельмонте, а те, кто стремился затушевать это дело, стали именоваться гибеллинами. Не верить хронисту в рассказе о несчастной судьбе Буондельмонте нет причин. Однако его версия о происхождении двух политических партий Италии, оказавших огромное влияние на историю не только этой страны, но и всей новой европейской цивилизации, вызывает справедливые сомнения - мышь не может родить гору.
Группировки гвельфов и гибеллинов действительно образовались в XIII веке, но их истоком были не будничные «разборки» флорентийских кланов, а глобальные процессы европейской истории.
В то время Священная Римская империя германской нации простиралась от Балтийского моря на севере до Тосканы на юге и от Бургундии на западе до Чехии на востоке. На таком большом пространстве императорам было крайне сложно поддерживать порядок, особенно в Северной Италии, отделенной горами. Именно из-за Альп в Италию пришли названия партий, о которых мы ведем речь. Немецкое «Вельфы» (Welf) итальянцы произносили как «Гвельфы» (Guelfi); в свою очередь «Гибеллины» (Ghibellini) - искаженное немецкое Waiblingen. В Германии так именовались две соперничающие династии - Вельфы, которым принадлежали Саксония и Бавария, и Гогенштауфены, выходцы из Швабии (их именовали «Вайблингами», по названию одного из родовых замков). Но в Италии значение этих терминов было расширено. Североитальянские города оказались между молотом и наковальней - их независимости угрожали как германские императоры, так и Римские Папы. В свою очередь, Рим находился в состоянии непрерывного конфликта с Гогенштауфенами, стремящимися захватить всю Италию.К XIII веку, при Папе Иннокентии III (1198-1216), наступил окончательный раскол между церковью и светской властью. Своими корнями он уходит в конец XI века, когда по инициативе Григория VII (1073- 1085) началась борьба за инвеституру - право назначения епископов. Раньше им обладали императоры Священной Римской империи, но теперь Святой престол хотел сделать инвеституру своей привилегией, рассчитывая, что это будет важным шагом на пути распространения папского влияния на Европу. Правда, после череды войн и взаимных проклятий никому из участников конфликта не удалось достичь полной победы - было решено, что избранные капитулами прелаты будут получать духовную инвеституру от Папы, а светскую - от императора. Последователь Григория VII - Иннокентий III достиг такой власти, что мог свободно вмешиваться во внутренние дела европейских государств, а многие монархи считали себя вассалами Святого престола. Католическая церковь окрепла, обрела самостоятельность и получила в свое распоряжение большие материальные средства. Она превратилась в закрытую иерархию, ревностно отстаивавшую на протяжении последующих столетий свои привилегии и свою неприкосновенность. Церковные реформаторы считали, что пора переосмыслить характерное для раннего Средневековья единство светской и духовной властей (regnum и sacerdotium) в пользу верховной власти Церкви. Конфликт между клиром и миром был неизбежен.
Городам нужно было выбирать, кого взять себе в союзники. Тех, кто поддерживал Папу, назвали гвельфами (ведь династия Вельфов враждовала с Гогенштауфенами), соответственно, тех, кто был против папского престола, - гибеллинами, союзниками династии Гогенштауфенов. Утрируя, можно сказать, что в городах за гвельфов был пополо (народ), а за гибеллинов - аристократия. Взаимное соотношение этих сил определяло городскую политику.
Корона против тиарыСлова «гвельф» и «гибеллин», хотя и были «изобретены» на самом раннем этапе великого конфликта, особой популярностью в Средневековье не пользовались. Конфликтующие стороны в итальянских городах предпочитали называть себя просто «партией императора» и «партией Папы». Это было практично: латинизированная немецкая терминология не успевала за политической конъюнктурой. А какое-то время до начала XIII века положение, вообще, было обратным тому, что вошло в историю: Вельфы считались врагами Рима, а Гогенштауфены - его союзниками. Ситуация заключалась в следующем. В 1197 году германским императором был избран Оттон IV (1182-1218) Вельф. Как это обычно и случалось в ту эпоху, далеко не все поддерживали эту кандидатуру. Противники Оттона выбрали себе другого монарха из Дома Гогенштауфенов - Филиппа Швабского (1178-1218). Начались усобицы, разорявшие всех, но выгодные третьей силе, Папе Иннокентию III (1161-1216). Сперва Иннокентий поддержал Оттона. Это был стратегически верный ход. Дело в том, что понтифик являлся опекуном несовершеннолетнего Фридриха Гогенштауфена (1194-1250), будущего блистательного Фридриха II, который занимал тогда трон короля Сицилии. В этой ситуации Папа старался не допустить на германский престол Гогенштауфенов, потому что в этом случае юг Италии мог бы стать частью Империи. Однако, если бы удача улыбнулась Гогенштауфенам, Иннокентий, как регент Фридриха, мог бы влиять на их политику. Однако в 1210 году Оттон сам отступил от союза с Папой, решив прибрать к рукам всю Италию. В ответ год спустя наместник святого Петра отлучил предателя от церкви. Он также сделал все, чтобы совет немецких князей в Нюрнберге избрал теперь германским королем опекаемого им 17-летнего Фридриха. Именно с этого момента понтифик сделался врагом Вельфов и союзником Гогенштауфенов. Но и Фридрих II тоже не оправдал надежд покровителя! Папа умер в 1216 году, так и не получив во владение обещанных земель и не дождавшись начала крестового похода, на который так рассчитывал. Напротив, новый властитель Германии начинает действовать, открыто игнорируя интересы Рима. Теперь-то гвельфы становятся «настоящими» гвельфами, а гибеллины - гибеллинами. Впрочем, процесс окончательного размежевания растянулся еще на 11 лет (до 1227 года), то есть до тех пор, пока новый Папа Григорий IX (1145-1241) не отлучил Фридриха от церкви за самовольное возвращение из Святой земли (куда тот все-таки в конце концов отправился).
Павел Котов
Итак, фигуры на доске геополитики расставлены - император, Папа, города. Нам кажется, что их тройственная вражда была следствием не только человеческой алчности.
Участие городов - вот что было принципиально новым в противостоянии Пап и германских императоров. Горожанин Италии почувствовал вакуум власти и не преминул им воспользоваться: одновременно с религиозной реформой началось движение за самоуправление, которому предстояло за два века полностью изменить соотношение сил не только в Италии, но и во всей Европе. Оно началось именно на Апеннинском полуострове, поскольку здесь городская цивилизация имела крепкие античные корни и богатые традиции торговли с опорой на собственные финансовые ресурсы. Старые римские центры, пострадавшие от рук варваров, успешно возрождались, в Италии горожан было намного больше, чем в других странах Запада.
Городскую цивилизацию и ее характерные особенности в нескольких словах никто не опишет нам лучше, чем вдумчивый современник, германский историк середины XII века Оттон Фрейзингенский: «Латиняне (жители Италии), - пишет он, - по сей день подражают мудрости древних римлян в расположении городов и управлении государством. Они настолько любят свободу, что предпочитают подчиняться скорее консулам, чем синьорам, чтобы избегнуть злоупотреблений властей. А чтобы они не злоупотребляли властью, их сменяют почти каждый год. Город заставляет всех живущих на территории диоцеза подчиняться себе, и с трудом можно найти синьора или знатного человека, который не подчинился бы власти города. Город не стыдится посвящать в рыцари и допускать к управлению юношей самого низкого происхождения, даже ремесленников. Поэтому итальянские города превосходят все прочие по богатству и могуществу. Этому способствует не только разумность их учреждений, но и длительное отсутствие государей, которые обычно остаются по ту сторону Альп».
Экономическая сила итальянских городов оказалась едва ли не решающей в борьбе Империи и Папства. Город вовсе не противопоставлял себя традиционному феодальному миру. Напротив, он не мыслил себя вне его. Еще до того, как коммуна, этот новый способ политического самоуправления, окончательно кристаллизовалась, городская элита поняла, что пользование свободами должно быть признано императором или Папой, лучше - и тем, и другим. Ими же эти свободы должны были охраняться. К середине XII века в понятии свободы сконцентрировались все ценности городской цивилизации Италии. Государь, который посягал на нее, превращался из защитника в поработителя и тирана. В результате горожане переходили на сторону его противника и продолжали непрекращающуюся войну.
Первая половина жизни Данте прошла во Флоренции во время бурных событий последних десятилетий XIII века, когда чаша весов склонилась здесь в пользу гвельфов. Великий поэт активно участвовал в общественной жизни родного города, сначала в качестве советника, а с 1300 года - приора. К этому времени светская власть Папы в Тоскане стала ощущаться довольно сильно, а внутри партии гвельфов произошел раскол. Вокруг Корсо Донати объединились фундаменталисты («Черные») - твердые сторонники Папы и французских королей, а вокруг Вьери деи Черки - «Белые», умеренные, склонные к компромиссам с гибеллинами. Апогея конфликт достиг при Бонифации VIII (1295-1303). Согласно его булле «Unam sanctam» от 1302 года, все верующие должны подчиняться понтифику во всех духовных и мирских делах. Этот Папа боялся политического сопротивления строптивых Белых гвельфов (в частности, они готовились приютить у себя его злейших врагов, римское семейство Колонна), и к тому же он задумал включить всю Тоскану в Папскую область. Для наведения мостов «в этом направлении» Бонифаций VIII направил банкира Вьери, контролировавшего более половины флорентийских финансов, но Данте и его товарищи раскусили план понтифика и не приняли посредника. Более того, Белые гвельфы решили «сыграть на опережение» и сами отправили делегацию в Рим (в нее вошел и автор «Божественной комедии»), чтобы обезопасить себя - ведь пойти на открытую конфронтацию с Римом не представлялось мыслимым. А тем временем… оставшиеся во Флоренции приоры впустили в город Карла Валуа, брата французского короля Филиппа Красивого. Присутствие принца крови в городе, настроенном к французам, в общем, доброжелательно, лишило правительство маневра, а Черные гвельфы взялись за оружие и изгнали Белых. Последовали проскрипции, а Алигьери никогда больше не вернулся на родину. Ему вынесли два заочных смертных приговора и лишь через пятнадцать лет заочно амнистировали. В изгнании Белые гвельфы часто объединялись с гибеллинами. Эта политика была удачной формой умеренного гвельфизма, которая вполне устраивала Пап вроде Григория Х (1271-1276) или Николая III (1277- 1280). Но что касается Бонифация VIII, то этот понтифик вызывал у Данте только ненависть. Да и другие гвельфы стыдились личности того, чьи интересы они должны были защищать. Сначала Данте был рупором изгнанников. Однако вскоре он переменил свою точку зрения: поэт уверился в том, что спасти Италию от междоусобиц способна только твердая рука германского монарха. Теперь он возлагал надежды на Генриха VII из династии Люксембургов (1275-1313). В 1310 году король отправился в Италию, чтобы приструнить города и оказать давление на противников. Кое-что ему удалось: он получил императорскую корону. Но после этого Генрих повел себя так же, как и его предшественники, увязнув в бесконечной шахматной партии. Города тоже не знали, как себя вести, их лидеры метались. В 1313 году император скоропостижно скончался в Тоскане. С этого момента Данте решил, что лучше быть «самому себе клевретом» (по-итальянски более точно: «быть самому себе партией»). Он одновременно и лукавил, и был вполне искренен. «Божественная комедия» завершается апофеозом Империи и Любви в райской Розе: мироздание было для него немыслимо без монархии, объединяющей любовью мир людей. Но последний законный, с точки зрения Данте, император Фридрих II (1194-1250) казнится в аду среди еретиков, вместе со своими придворными: казначеем Петром Винейским, осужденным на муки за самоубийство, и астрологом Михаилом Скоттом - за волхвование. Это тем более удивительно, что широтой своих взглядов этот император вызывал у флорентийского поэта глубокую симпатию. Но таков был Данте: когда он чувствовал, что должен карать, он переступал через свои личные чувства. Точно так же его по-настоящему возмутила выходка кардинала Джакомо Колонна, который, согласно народной молве, дал пощечину захваченному в плен Папе Бонифацию VIII. Он ненавидел лично Бонифация, но как истинный католик почитал Папу Римского и не мог представить себе, что можно коснуться его, совершить физическое насилие над понтификом. Точно так же Данте уважал императора Фридриха, но не мог не отправить в ад того, кому молва приписывала еретические высказывания (неверие в бессмертие души и учение о вечности мира). Парадокс Данте - парадокс Средневековья. |
Когда в 1150-х годах молодой германский император Фридрих I Барбаросса появился на полуострове с целью вернуть к повиновению североитальянские провинции, его взору предстала своеобразная огромная шахматная доска, где квадраты представляли собой города с подчиненными им более или менее крупными провинциями - контадо. Каждый преследовал свои интересы, которые наталкивались на противодействие ближайшего соседа. Поэтому Мантуе трудно было стать союзником Вероны, а Бергамо, скажем, - Брешии и т.д. Каждый город искал союзника в более отдаленном соседе, с которым у него не было территориальных споров. Город старался всеми силами подчинить своим порядкам округу, в результате этого процесса, называемого comitatinanza, возникали маленькие государства. Сильнейшие из них старались поглотить слабейших.
Усобицам в Ломбардии , Венето, Эмилии, Романье, Тоскане не было видно конца. Поражает жестокость, которую проявляли друг к другу итальянцы. В 1158 году император осадил непокорный Милан , и «никто, - пишет хронист, - не участвовал в этой осаде с большим неистовством, чем кремонцы и павийцы. Осажденные тоже не проявили ни к кому больше враждебности, чем к ним. Между Миланом и этими городами давно существовали соперничество и раздоры. В Милане были убиты или мучились в тяжком плену многие тысячи их людей, земли их грабились и сжигались. Поскольку они не могли сами должным образом отомстить Милану, превосходившему их и по собственным силам, и по количеству союзников, то они решили, что настал подходящий момент расплатиться за нанесенные им оскорбления». Объединенным германско-итальянским войскам удалось тогда сломить гордый Милан, его укрепления как важнейший символ свободы и независимости были срыты, а по центральной площади проведена не менее символическая борозда. Впрочем, славным германским рыцарям не всегда сопутствовала удача - городские ополчения, особенно объединенные под эгидой Ломбардской лиги, наносили им столь же сокрушительные поражения, память о которых сохранялась на века.
Жестокость была непременной составляющей борьбы итальянских средневековых партий. Жестокой была власть, но столь же жестокими по отношению к ней были горожане: «провинившихся» подестa, консулов, даже прелатов избивали, вырывали им языки, ослепляли, с позором гоняли по улицам. Такие нападения не обязательно вели к изменению режима, но давали иллюзию временного освобождения. Власть отвечала пытками и стимулировала доносительство. Изгнание или смертная казнь грозили подозреваемому в шпионаже, заговоре и связях с врагом. Обычное судопроизводство в таких вопросах не применялось. Когда преступники скрывались, власть не гнушалась услугами наемных убийц. Наиболее распространенным способом наказания было лишение имущества, а для богатых семей еще и снос палаццо. Методичное разрушение башен и дворцов имело своей целью не только стереть память об отдельных личностях, но и об их предках. Вернулось зловещее понятие проскрипций (так еще во времена Суллы в Риме называлось объявление некоего гражданина вне закона - разрешалось и поощрялось его убийство, а имущество отходило в казну и отчасти самим убийцам), и часто они распространялись теперь на детей и внуков осужденного (по мужской линии). Так правящая партия выкорчевывала из общественной жизни целые семейные древа.
|
Это гордое слово «Ломбардия» Жители североитальянских городов отлично понимали: в одиночку бороться с германскими императорами не получится. Поэтому еще в 1167 году шестнадцать коммун во главе с Миланом создали так называемую Ломбардскую лигу. Для представительства в новом союзе каждый участник делегировал своего депутата, так называемого «ректора». В компетенцию ректоров входили политическая стратегия, вопросы объявления войны и заключения мира, а также общее интендантство (армейское снабжение). Ярче всего эта хорошо отлаженная федерация показала свою силу 27 мая 1176 года в битве при Леньяно (в 30 километрах от Милана) против рыцарей Фридриха I. Император действовал строго по принятым тогда правилам, полагаясь на фронтальную атаку своей тяжелой конницы. А ломбардцы проявили фантазию. Они выдвинули вперед тяжелую миланскую конницу, которая, имитируя отступление, вывела немцев на копья и багры общеломбардского пешего ополчения. Войска Фридриха смешались и сразу получили в правый фланг удар кавалеристов из Брешии, стоявших в резерве. Фридрих бежал, бросив щит и знамя. В 1183 году он вынужден был подписать Констанцский мир, по которому городам возвращались все отнятые, было, привилегии и предоставлялась еще более широкая автономия управления. Однако когда в 1237 году внук Барбароссы Фридрих II пришел в Ломбардию завершить дело, неудачно начатое дедом, военное счастье отвернулось от итальянцев. 27 ноября 1237 года у местечка Кортенуово на реке Ольо немецкая конница неожиданно атаковала миланцев. Удар был сокрушительным, горожан разгромили и опрокинули. Правда, не дрогнула ломбардская пехота - заняв круговую оборону, она держалась до позднего вечера против закованных в броню рыцарей, закрывалась от них стеной из щитов и выдерживала жестокие рукопашные. Однако гвельфы несли тяжелые потери от стрел арабов, находившихся в войске Фридриха. Поздним вечером сдались последние из оборонявшихся. В этом сражении побежденные потеряли убитыми и пленными несколько тысяч человек. Но несмотря на поражение, Лига продолжала существование и борьбу. Более того, благодаря ее усилиям Фридриху так и не удалось полностью подчинить Ломбардию. Распалась же она уже после смерти этого энергичного государя. Павел Котов |
Кроме того, повседневный поток насилия исходил еще и от особых организованных групп, вроде расширенных родовых «ополчений» («консортерий»), приходских «дружин» одной какой-нибудь церкви или «контрад» (квартальных «команд»). Существовали различные формы неповиновения: открытый отказ следовать законам коммуны (фактический синоним «города»), военное нападение на весь родной город со стороны изгнанных из него по политическим мотивам, «теракты» против магистратов и клира, похищение их имущества, создание тайных обществ, подрывная агитация.
Надо сказать, что в этой борьбе политические пристрастия менялись с быстротой калейдоскопа. Кто ты, гвельф или гибеллин, часто решали сиюминутные обстоятельства. За весь тринадцатый век вряд ли найдется один крупный город, где бы власть не поменялась насильственным образом несколько раз. Что говорить о Флоренции, менявшей законы с легкостью необыкновенной. Все решалось практикой. Захвативший власть формировал правительство, создавал законы и следил за их исполнением, контролировал суды и т. д. Противники - в тюрьме, в изгнании, вне закона, но изгнанники и их тайные союзники не забывали обиду и тратили свои состояния на тайную или явную борьбу. Для них правительство противников не обладало никакой законной силой, во всяком случае, не большей, чем их собственное.
Гвельфы и гибеллины вовсе не были организованными партиями, подчинявшимися руководству своих формальных лидеров. Они представляли собой сеть независимых группировок, сотрудничавших друг с другом до определенного момента под подходящим знаменем. Гвельфы часто обращали оружие против Папы, а гибеллины действовали, не учитывая интересы претендентов на императорскую корону. Гибеллины не отрицали Церковь, а гвельфы - Империю, но старались свести к минимуму их реальные притязания на власть. Гвельфские правительства часто оказывались под отлучением. Прелаты же нередко вели свое происхождение из аристократических семейств с гибеллинскими корнями - даже некоторые Папы могли бы быть обвинены в гибеллинских симпатиях!
Цена свободыВ противостоянии гвельфов и гибеллинов можно и нужно искать истоки современных политических традиций Западной Европы - истоки буржуазной, то есть, собственно, в буквальном переводе, городской демократии. При том, что, как мы видели, ни по структуре своей, ни по методам и целям борьбы ее участники вовсе не были «демократичны». Члены партий вели себя не только авторитарно, но и просто зверски. Они бескомпромиссно стремились к той власти, которая ускользала из рук «вселенских», великодержавных государей, чье положение, казалось, надежно закреплялось вековой традицией феодального общества. Но если бы экономическая, правовая и культурная конъюнктура в Европе действительно не изменилась и не позволила бы выйти наружу и окрепнуть новым силам, возможно, демократия, отнюдь не чуждая средневековому сознанию в целом, осталась бы только мечтой или воспоминанием о давно ушедшем прошлом Греции и Рима. Ведь кроме кровавых свадеб, казней и предательств образовались и первые парламенты, первые светские школы, наконец, первые университеты. Возникла и новая культура слова - модернизированное ораторское искусство, при помощи которого политики теперь должны были убеждать сограждан в своей правоте. Тот же Данте немыслим без борьбы гвельфов и гибеллинов, без взрастившей его городской культуры. Он также немыслим без своего учителя - Брунетто Латини, который, по словам хрониста, первый научил флорентинцев жить по законам Политики. А без Данте, его современников и потомков, в свою очередь, невозможен Ренессанс - эпоха, показавшая европейским народам возможность развиваться каждому по собственному выбору. К примеру, в Италии эпохи Возрождения термины «гвельфы» и «гибеллины» потеряли былое значение, политические страсти закипели вокруг новых людей и новых проблем. Но по-прежнему жители страны помнили, что именно тогда, в противостоянии грозным императорам Гогенштауфенам, родилось то, что было им всего дороже: Свобода. Помнили, даже не всегда осознавая это, - рефлекторно.
Партии гвельфов и гибеллинов были мобильны, сохраняя при этом своих служащих и корпоративные правила. В изгнании они действовали как наемные банды и политические группы, оказывавшие давление то войной, то дипломатией. Возвращаясь домой, становились не то чтобы властью, но влиятельнейшей общественной силой (понятия партии власти не существовало). К примеру, когда в 1267-м гвельфы в очередной раз установили контроль над Флоренцией, их капитан и консул вошли в правительство. При этом их партия осталась частной организацией, которой, правда, официально «присудили» конфискованное имущество изгнанных гибеллинов. С помощью этих средств она начала, по сути, финансовое закабаление города. В марте 1288-го коммуна и пополо были должны ей уже 13 000 флоринов. Это позволило гвельфам так надавить на земляков, что те санкционировали начало войны против тосканских гибеллинов (что и привело к победе при Кампальдино в 1289 году). В общем, партии исполняли роль основных цензоров и хранителей политической «правоверности», обеспечивая с переменным успехом верность горожан Папе или императору соответственно. Вот и вся идеология.
Читая средневековые пророчества, историософские рассуждения последователей Иоахима Флорского или сочинения Данте, сулящие беды итальянским городам, складывается впечатление, что в той борьбе не было ни правых, ни виноватых. От шотландского астролога Михаила Скотта, выступившего перед Фридрихом II в 1232 году в Болонье, досталось как непокорным гвельфским коммунам, так и верным Империи городам. Пизанского графа Уголино делла Герардеска Данте осудил на страшные муки ада за предательство своей партии, но, несмотря на это, под его пером тот стал едва ли не самым человечным образом всей поэмы, во всяком случае, ее первой части. Хронист XIII века Саба Маласпина называл демонами и гвельфов, и гибеллинов, а Джери из Ареццо обзывал своих сограждан язычниками за то, что они поклонялись этим партийным наименованиям, словно идолам.Стоит ли искать за этим «идолопоклонством» разумное начало, какие-либо реальные политические или культурные убеждения? Можно ли вообще разобраться в природе конфликта, корни которого уходят далеко в прошлое итальянских земель, а последствия - в Италию Нового времени, с ее политической раздробленностью, «неогвельфами» и «неогибеллинами»? Может быть, в чем-то борьба гвельфов и гибеллинов сродни дракам футбольных tifosi, иногда довольно опасным и кровопролитным? Разве может уважающий себя молодой итальянец не болеть за родной клуб? Разве он может оказаться совсем «вне игры»? Борьба, конфликтность, «партийность», если угодно, в самой природе человека, и Средневековье в этом очень похоже на нас. Пытаться искать в истории гвельфов и гибеллинов исключительно выражение борьбы классов, сословий или «прослоек», пожалуй, не стоит. Но при этом нельзя забывать, что от борьбы гвельфов и гибеллинов во многом происходят современные демократические традиции Запада.
Лавирование между двумя непримиримыми врагами - Папой и императором - не давало возможности ни одной из партий добиться окончательного военного и политического превосходства. В другом случае, если бы кто-то из противников оказался обладателем неограниченной власти, европейская демократия осталась только в учебниках истории. А так - получился своего рода уникальный силовой паритет, во многом и обеспечивший в дальнейшем резкий рывок западной цивилизации - на конкурентной основе.
Почему зубцы кремлевской стены имеют форму буквы М? September 4th, 2012
Итальянский город Верона известен нам прежде всего благодаря пьесе В.Шекспира о Ромео и Джульетте. Но кроме балкона, где якобы произошло первое свидание влюбленных, здесь есть немало других достопримечательностей. Например, замок Кастельвеккио, построенный первыми наместниками города в середине 14-го века.
Поднимаешься к замку по мосту, и вдруг замечаешь что-то знакомое. Стена из красного кирпича, увенчанная зубцами в форме буквы М (или же, как говорят эксурсоводы, в виде ласточкиного хвоста). Ба, да не в московском ли Кремле мы?
Нет, не в Кремле, - заверяет нас экскурсовод. По его словам, явное сходство между двумя старыми крепостями объясняется очень просто. Замок Кастельвеккио в 14-м веке, так же как и московский Кремль в конце 15-го века возводили архитекторы из Милана. Отсюда и применяемый в обоих случаях красный кирпич стен, и необычная форма зубцов на них. Но на самом деле образцом для московского Кремля является не веронский замок Кастельвеккио, а построенная в середине 15-го века в Милане крепость Сфорца. Там сходство не только в цвете стен и в форме зубцов, но даже в форме башен.
Что же до формы зубцов, то это отдельная история, уводящая нас не в 14-й век, а гораздо раньше, во времена великой вражды между гвельфами и гибелинами.
Эти две противостоящие партии сцепились друг с другом по немаловажному вопросу: кто в доме (то есть, в Европе) хозяин. Гвельфы
, признавали верховенство духовной власти над светской. То есть, считали владыкой христианского мира папу Римского. Противостоящая гвельфам партия гибеллинов
считала, что власть императора превыше власти церковной, а посему Римский папа должен выполнять приказы императора. Что, кстати, имело место в Византийской империи, где представителем Бога на земле считался император. Патриарх же Константинопольский был всего-навсего одним из его подданных и самостоятельной исполнительной или законодательной властью не обладал.
Вопрос о том, кого считать представителем Бога на земле был особенно острым для Италии. Здесь большую роль играл глава католической церкви, римский папа. Он был не только духовным лидером всех европейских христиан, но и полновластным правителем Рима, а также обширной области в центре Италии. Власть же императора здесь была слабее власти папы, поскольку император находился в Германии, отдаленной и отделенной цепью Альпийских гор.
Названия враждующих итальянских партий были импортированы из немецкого языка. Слово "гвельфы" происходит от имени династии баварских герцогов Вельфов, соперничавших в борьбе за императорский престол со швабской династией Штауфенов. От одного из замков герцогов Штауфенов, Гаубелинга, произошло название проимператорской партии, гибеллинов. Я сомневаюсь, что в конце статьи мои читатели вспомнят кто был за кого. Ведь названия обеих партий начинаются на одну и ту же букву. Подскажу запоминалку в лучших традициях дореволюционных российских гимназий. В слове "гвельфы" вторая буква "В", та же с которой начинается название резиденции римских пап, Ватикана. Значит, гвельфы выступали на стороне римского папы. Правда, просто?
Надо сказать, что отсутствие в Италии жесткой "вертикали власти" имело огромные последствия для всей европейской истории. На Аппенинском полуострове было множество городов, основанных еще во времена Римской империи. Города эти постепенно богатели и становились еще одной влиятельной силой в общественной и политической жизни. А их жители приобретали новый менталитет, ставший основой современного европейского и американского взгляда на жизнь. Этот взгляд включал рационализм, предприимчивость, веру в свои силы и веру в силу своих немалых денег.
В начале 12-го века один из таких городов, Флоренция, первым получил самостоятельность. Почти тут же среди горожан возникли разногласия. С кем из двух конкурирующих в Италии властителей предпочтительнее дружить Флорентийской республике: с императором или же с папой? Сторонниками императора оказались в основном городские аристократы. За союз с римским папой высказывались горожане, главным козырем которых было не столько благородное происхождение, сколько крупное состояние. Разногласия вылились в серию кровавых войн, причем не только во Флоренции, но и в других итальянских городах. Понятия толерантности тогда еще не существовало. Да и стремление к достижению компромисса выработалось в европейском сознании гораздо позже.
В результате жестоких междоубиц многим флорентийцам пришлось бежать из родного города. Среди них был некий Данте Алигьери. Прожив остаток жизни в изгнании, он создал одно из грандиозных произведений мировой литературы, "Божественную комедию". И заодно, написав ее на родном тосканском диалекте, заложил основы .
Даже возводимые крепости противники метили по-своему, чтобы издалека видеть друг или враг ожидает тебя здесь. Зубцы крепостных стен у сторонников императора имели форму буквы М, чем отдаленно напоминали символ имперской власти, орла с распростертыми крыльями. Сторонники папы делали зубцы своих крепостей прямоугольными. Так что архитекторы из Милана, приглашенные в далекую Москву оказались в некотором замешательстве: зубцами какой формы увенчивать стены крепости русского государя? В конце концов строители решили, что императорская символика ему будет ближе, чем папская, и зубцы стен московского Кремля стали похожими на букву М.
