Игорь Северянин Игорь Северянин (настоящие имя и фамилия Игорь Васильевич Лотарев; 1887, Санкт-Петербург – 1941, Таллин), поэт, основатель и лидер эгофутуризма. Творческий облик Северянина крайне пестр и противоречив. Писать стихи начал в девять лет и чувствовал себя «поэтом,

Игорь Северянин – поэт Серебряного века

Лицей Научно-Инженерного профиля.

Доклад по литературе ученика 11А класса:

Гречишкина Алексея Константиновича

Биография

Анализ творчества

Анализ стихотворений

Заключение

Родился Игорь Васильевич в Петербурге в семье офицера. Отец его, Василий Петрович, - военный инженер. По материнской линии был потомком Карамзина и дальним родственником Фета. Окончил училище в г. Череповце. Свои стихи, тогда еще Игорь сочинял с детства, первое его стихотворение о русско-японской войне появилось в печати в 1905 в журнале «Досуг и дело».

Юношеские опыты не привлекали внимания читателей и критики, и поэту пришлось издать более тридцати разных книжечек-брошюр за свой счет, рассылая их на отзыв в редакции журналов и именитым людям («Зарницы мысли» 1908 г.; «Интуитивные краски» 1908 г.; «Колье принцессы» 1910 г.; «Электрические стихи» 1910 г.).

В 1909 г. Лев Толстой пришел в негодование от сборника «Интуитивные краски». Поэта возмутили строки:

Вонзите штопор в упругость пробки,

И взоры женщин не будут робки

Он обрушился на поэта с отповедью. Сам Северянин говорил: «С легкой руки Толстого меня стали бранить все, кому не было лень. Журналы стали охотно печатать мои стихи, устроители благотворительных вечеров усиленно приглашали принять в них участие».

В 1911 г. ИгорьСеверянин вместе с поэтом Колимповым объявил себя создателем новой поэтической школы - эгофутуризма. В «Прологе эгофутуризма» (1911 г.) он манифестировал:

Мы живы острым и мгновенным...

И что ни слово, то сюрприз

В его стихах самолюбование и самовосхваление принимали гипертрофированные - на грани пародии и пошлости - формы: «Я, гений Игорь Северянин, своей победой упоен».

Триумфальная слава пришла к поэту в 1913 г., после выхода сборника «Громокипящий кубок». Следующие сборники «Златолира», «Ананасы в шампанском», «Поэзоантракт» и др. не прибавили ничего нового в сложившийся облик салонно-будуарного поэта, разочаровали серьезных читателей, но закрепили за ним репутацию «кумира гимназисток».

В феврале 1918 г. в зале Политехнического музея Северянина избирают «королем поэтов». В этом же году он уезжает в Эстонию и после провозглашения ее самостоятельным государством оказывается отрезанным от родины. В Эстонии Северянина так же удерживает и брак с Фелиcсой Круут. С ней поэт прожил 16 лет и это был единственный законный брак в его жизни.

В 1931 году вышел новый сборник стихов «Классические розы», обобщающий опыт 1922-1930 гг. В 1930-1934 годах состоялось несколько гастролей по Европе, имевшие шумный успех, но издателей для книг найти не удавалось. Небольшой сборник стихов «Адриатика» Северянин издал за свой счет и сам же пытался распространять его.

Поэт умер 20 декабря 1941 г. в оккупированном немцами Таллинне и был похоронен там на Александро-Невском кладбище.

Анализ творчества

Игорь Северянин (именно так чаще всего подписывался поэт) стал основателем эгофутуризма, в добавление к просто футуризму, провозгласив культ индивидуализма, возвышающегося над безликой толпой обывателей. Но это приятно щекотало самолюбие самих обывателей. С футуризмом Маяковского Северянина объединяли эпатирующее озорство, презрение к милитаристскому патриотизму и издевка над затхлым искусственным мирком смертельно скучных классицистов. Однако буржуазия, которую Северянин дразнил и издевательски подкалывал насмешками, стала его главной обожательницей. На вечере поэзии в Политехническом музее Северянин был избран Королем поэтов, несмотря на присутствие Блока и Маяковского. Северянин наслаждался, вводя в поэзию такие, новые тогда, слова, как «синема», «авто», и наизобретал кучу салонно-технических неологизмов. Его причудливая высокопарность иногда походила на самопародию.

Необходимо отметить, что излюбленными стихотворными формами Игоря Северянина были сонет и рондо, хотя он выдумал и такие формы, какие искусству стихосложения были неведомы до него: миньонет, дизэль, кэнзель, секста, рондолет, перекат, перелив, переплеск, квинтина, квадрат квадратов.

Он часто называл свои произведения по названиям музыкальных жанров и форм: «Увертюра», «Рондо», «Интермеццо», «Соната», «Интродукция», «Прелюдия», «Баллада», «Фантазия», «Романс», «Импровизация», «Лейтмотив», «Канон», «Дифирамб», «Гимн», «Элегия», «Симфония», «Дуэт душ», «Квартет». Излюбленная поэтом музыкальная форма - песня: «Песня», «Chanson russe», «Chanson coquette», «Шансонетка горничной», «Бриндизи» (итальянская застольная песня), «Эпиталама» (свадебная песня), «Серенада». Есть и колыбельные песни - «Berceus сирени», «Малиновый berceus», «Berceus томления». Игорь-Северянин отдал дань танцу: «Шампанский полонез», «Хабанера», «Кадрильон» (от кадриль), «Вальс», «Пляска мая», «Фокстрот». В названиях стихотворений встречаются аккорд, октава, лейтмотив, мотив и мелодия.

Анализ стихотворений

Качнуло небо гневом грома,

Метнулась молния - и град

В воде запрыгал у парома,

Как серебристый виноград.

Вспорхнула искорка мгновенья,

Когда июль дохнул зимой -

Для новых дум, для вдохновенья,

Для невозможности самой...

И поднял я бокал высоко,-

Блеснули мысли для наград...

Я пил вино, и в грезах сока

В моем бокале таял град

Стихотворение описывает летний град - то есть момент проникновения зимы в летнюю жарцу, момент соединения несоединимого. Для Северянина этот момент подобен моменту творчества, вдохновения, также сопрягающего в одно целое то, что казалось несоединимым. В стихотворении множество аллитераций - многократно повторяются сочетания звуков «гр», «пр» и «бр» («грома», «град», «запрыгал», «серебристый» «виноград», «наград», «грезах», иногда согласные разделены гласным: «парома», «вспорхнула»), явно звукоподражательные, изображающие рокот грома и стук града; часто в одной строке несколько слов начинаются на одну согласную - «гневом грома», «метнулась молния», «запрыгал у парома», «для новых дум»); вторая строфа подчеркнуто аранжирована звуком «х», отсутствующим в других строках - «вспорхнула», «дохнул», «вдохновенья»; этот звук будто бы изображает тот вздох, то прерывистое дыхание, которое обычно для вдохновения. Град в воде напоминает виноград - и вот уже он тает не в воде, а в вине, серебристая зима проникает в душу лета, невозможное становится возможным.

Удивительно вкусно, искристо, остро!

Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!

Вдохновляюсь порывно. И берусь за перо!

Стрекот аэропланов! Беги автомобилей!

Ветропросвист экспрессов! Крылолет буеров!

Кто-то здесь зацелован. Там кого-то побили.

Ананасы в шампанском! Это - пульс вечеров!

В группе девушек нервных, в остром обществе дамском

Я трагедию жизни претворю в грезофарс.

Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!

Из Москвы - в Нагасаки! Из Нью-Йорка на Марс!

Начало второй строфы - звукопись времени с ворвавшимися в быт новыми, тогда магически звучавшими словами: аэроплан, экспресс, автомобиль… В нервном ритме стихотворения - ритм начала века. "Ананасы в шампанском" - ведь это символ времени, его неожиданность и острота, его открытия, его извивы и изыски, эксцентрическое соединение прежде несовместимого. Как сжато, как ярко и выразительно - гениально!

Заключение

Игорь Северянин... Истинный поэт и глава петербургских эго-футуристов. Сам по себе Северянин был действительно выдающимся талантом. Он - единственный из всех футуристов, о ком восторженно отзывался Валерий Брюсов: "Не думаю, чтобы надобно было доказывать, что Игорь Северянин - истинный поэт. Это почувствует каждый, способный понимать поэзию, кто прочтет "Громокипящий кубок". Помимо Брюсова, об истинности и серьезности поэтического дарования Северянина в разное время говорили и писали А. Блок, Ф. Сологуб, О. Мандельштам, М. Горький, Вл. Маяковский, А. Толстой, Вс. Рождественский и многие другие.

Игорь Северянин первым из русских поэтов использовал слово "футуризм", вернее "эго-футуризм", выпустив в 1911 году сборник "Пролог. Эго-футуризм".

В 1912 году он и К. Олимпов выпускают листовку-манифест "Скрижали Академии эго-поэзии (Вселенский футуризм)". В этом же году он со своей группой - "Ассоциацией эго-футуристов", в которую входили: К. Олимпов, И. Игнатьев, В. Гнедов и другие, опубликовал в газете "Дачница" несколько статей. В этих статьях "Ассоциация", образованная еще в 1911 году, объявила себя футуристами. Два положения в этих статьях раскрывали основы программы эго-футуристов. Первое - истинно футуристическое расширение границ языка, так как "существующими в нашем богатом языке словами они [футуристы] не могли бы передать всех обуревающих их головы идей, впечатлений и понятий". Второе положение - принятие треугольника в качестве своего символа, так как он "является эмблемою посредника между нашими "Ego" [Я] и Вечностью".

По мнению Валерия Брюсова, который, правда, весьма пренебрежительно относился к футуристам, как ни старался смотреть на них непредвзято, успехи эти были более чем сомнительны. По его мнению, рядовые эго-футуристы вовсе не создали ничего стоящего, тем более нового, все их творчество - лишь перепевы того же Игоря Северянина и прочих. К сожалению, творчество этих поэтов практически не сохранилось до наших дней, о них, собственно, и известно лишь потому, что среди них был Игорь-Северянин.

Как бы то ни было, об Игоре-Северянине стоит сказать вне зависимости от его вклада в футуризм. Это был выдающийся поэт, вспыхнувший ярчайшей звездой на сияющем небосклоне Серебряного века. Звезда, которая вспыхнула и угасла, поскольку, как писал в 1922 году все тот же Брюсов, "Северянин чрезвычайно быстро "исписался". Ну так что же? Вечная память поэту, да останутся с нами его творения.

1. Пинаев С.М. «Над бездонным провалом в вечность», «Русская поэзия Серебряного века». М.: Уникум-Центр, Поматур, 2001

2. Информация сайта http://severyanin.narod.ru/

3. М.Петров. Бокал прощенья. http://www.hot.ee/interjer/bocal/bocal-0.html

Эгофутуризм - это течение в русской литературе, которое сформировалось в начале XX века, в 1910-е годы. Оно развилось в рамках футуризма. Помимо общих футуристических черт, оно отличалось использованием иноязычных и новых слов, культивированием рафинированности ощущений, показным себялюбием.

Рождение течения

Эгофутуризм - это литературное направление, которое сложилось вокруг его самого известного представителя Игоря Северянина. В 1909 году у него появилось несколько последователей среди петербургских поэтов. Через два года они основали кружок под названием "Ego".

После этого сам Северянин выпустил брошюру "Пролог (Эгофутуризм)", которую разослал во все газеты. В ней он попытался сформулировать, что это эгофутуризм.

Литературное течение достаточно быстро стало модным и успешным. Представители эгофутуризма того времени - Георгий Иванов, Константин Олимпов, Стефан Петров, Павел Широков, Павел Кокорин, Иван Лукаш.

Основав общество, они стали рассказывать, что эгофутуризм - это новое направление современной литературы, которое должно принципиально отличаться от всего, что было раньше. Для этого издавались манифесты и листовки. При этом принципы нового литературного направления формулируются в эзотерических и абстрактных выражениях.

Интересно, что при этом предтечами эгофутуризма называют поэтов "старой школы". Например, отца Олимпова Константина Фофанова и Мирру Лохвицкую.

Собственные произведения эгофутуристы называют не стихотворениями, а поэзами.

Развитие эгофутуризма

Самое первое творческое объединение достаточно быстро распадается. В конце 1912 года Северянин отделяется, начав набирать стремительную популярность сначала среди символистов, а потом и среди широкой публики.

После этого пропаганду этого литературного течения берет на себя Иван Игнатьев. На тот момент ему всего 20 лет. Он основывает "Интуитивную Ассоциацию", начинает писать стихи и рецензии, даже теорию эгофутуризма. С литературное течение оказывается сильно связанным, так как преследует те же принципы авангарда. В стихосложении поэтов обоих направлений больше интересует форма, чем содержание.

"Петербургский глашатай"

В 1912 году появляется первое футуристическое издательство. Оно начинает издавать книги самого Игнатьева, а также Василиска Гнедова, Вадима Шершеневича. Эгофутуристы активно публикуются в газетах "Нижегородец" и "Дачница".

В первые годы своего существования противопоставляются эгофутуризм и кубофутуризм по стилистическому и региональному признаку. Это своеобразное противостояние между Москвой и Петербургом. Представителями кубофутуризма в поэзии были Ольга Розанова.

В 1914 году проходит первое совместное выступление эгофутуристов в Крыму с будетлянами, как еще называли кубофутуристов. Северянин некоторое время сотрудничает с ними, выпуская "Первый журнал русских футуристов", но затем окончательно отдаляется.

Издательство "Петербургский глашатай" закрывается в 1914 году, когда Игнатьев кончает жизнь самоубийством. Он перерезает себе горло на следующий день после свадьбы. Причины этого поступка до сих пор остаются неизвестными.

С тех пор книги эгофутуристов преимущественно выходят в "Очарованном страннике" и "Мезонине поэзии".

Стремительность и кратковременность

Именно этими двумя определениями можно охарактеризовать эгофутуризм. Это было неровное и весьма непродолжительное явление в русской литературе. Внимание критики и публики было приковано к Северянину, который держался отстраненно от остальных.

Большинство представителей этого течения быстро изживали свой стиль, ища себя в других жанрах. Например, многие в 1920-е годы ушли в имажинизм, который фактически был подготовлен эгофутуристами.

В 20-е годы традиции этого направления пытались поддержать петроградские литературные группы: "Кольцо поэтов им. К. М. Фофанова" и "Аббатство гаеров". Но успеха не добились. "Кольцо поэтов" вовсе было закрыто в 1922 году по распоряжению ЧК.

Многие эгофутуристы, оставшиеся в России, были репрессированы. Такая судьба ждала Константина Олимпова, Василиска Гнедова, Грааля Арельского.

Самый яркий представитель

Имя Игоря Северянина с эгофутуризмом уже давно прочно ассоциируется. Настоящая фамилия этого поэта Лотарев. Он родился в Санкт-Петербурге в 1887 году.

По его утверждениям, образование получил в реальном училище в Череповце, окончив четыре класса. В 1904 году уехал в город Дальний на территории современного Китая, жил в Порт-Артуре. В Петербург вернулся незадолго до начала Русско-японской войны.

В то же время начал регулярно публиковаться. Его первые восемь брошюр сам поэт предлагал объединить в цикл "Мировая война". С 1907 года начинает подписывать свои книги псевдонимом. Причем в авторской версии он выглядел как "Игорь-Северянин". Это был акт инициации, поэтому своеобразная мифологема и оберег.

Именно с публикации брошюры "Пролог эго-футуризма" принято вести отсчет существования нового литературного направления. При этом со своими сторонниками и последователями он пробыл недолго. Отделился от них, заявив, что выполнил свою задачу.

В 1913 году выходит знаменитый сборник в стиле эгофутуризма Северянина под названием "Громокипящий кубок". В том же году он дважды выступает совместно с Владимиром Маяковским, а в 1914 году отправляется в турне по югу страны.

Король поэтов

Именно во время одного из выступлений с Маяковским Северянин получил титул Короля поэтов. Свидетели утверждают, что сама церемония сопровождалась шутливым увенчанием венком и мантией, но сам поэт отнесся к этому с полной серьезностью.

Выступление состоялось в зале Политехнического музея в 1918 году. Очевидцы вспоминают, что выборы сопровождались страстными криками и спорами, а в перерыве едва не случилась драка между сторонниками Маяковского и Северянина.

Северянин был признан королем, опередив Маяковского всего на 30-40 голосов. На шею победителя был возложен миртовый венок, взятый на прокат из ближайшего похоронного бюро. Венок свисал до колен, но Северянин продолжал читать стихи уже в ранге короля поэтов. Короновать хотели и Маяковского, как вице-короля, но он отказался надевать венок, вскочил на стол и прочитал третью часть поэмы "Облако в штанах".

Жизнь в эмиграции

Вскоре после этого Северянин уехал, оказавшись в вынужденной эмиграции. Со своей гражданской женой он уезжает в Эстонию. С 1919 года начинает выступать с концертами. Всего за время жизни в этой стране состоялось несколько десятков его выступлений, последнее в 1940 году по случаю 35-летия творческой деятельности.

В 1921-м он расстается со своей гражданской супругой Волянской ради венчания с Фелиссой Круут. При этом поэт полностью отказывается от эгофутуризма в пользу простой и реалистической поэзии. В эмиграции он издает много сборников стихов, в которых чувствуется его ностальгия по Родине, они совершенно не похожи на все, что он писал в России.

К тому же, он стал первым крупным переводчиком на русский язык эстонской поэзии. Много гастролировал по Европе, побывав в Германии, Польше, Чехословакии, Финляндии, Литве и Латвии. В 1931 году состоялось два его выступления в Париже.

Зиму 1940-1941 годов поэт провел в Пайде в центральной части Эстонии. Он постоянно болел. Когда началась война, он хотел эвакуироваться в тыл, но не смог этого сделать по состоянию здоровья. В октябре 41-го он умер от сердечного приступа в возрасте 54 лет.

Глава III. Игорь Северянин и футуризм

Современные литературоведы по-разному характеризуют ситуацию, сложившуюся в литературоведении после 1910 года, однако главные события 1910 года стали определяющими символами времени и эпохи. 1910 — год смерти Л. Н. Толстого, М. А. Врубеля, В. Ф. Комиссаржевской. Но это и дата гибели агонизировавшего с 1909 года символизма. Гибель символизма была лишь физической, формальной, имманентной, после нее осталось трансцендентное, то, что историки-литературоведы называют традицией, эволюцией, а философы — духом, ощущением эпохи. Многим поэтам, писателям, художникам десятых годов присущ экзистенциальный страх, тоска, неврастения, эсхатологическое настроение, демонизм.

Начало десятых годов русской литературы и культуры в целом было грозовым. В литературу вошел дух всеразрушения, стихия «разрушающего созидания», ломки, отрицания, дух волевой. Не зря Б. Лившиц определяет современную ему литературную ситуацию «потоком разноустремленных воль» (85; 350). Все группы, течения образовывались ураганно, стихийно.

Можно ли связать «заумь» А. Крученых и «прекрасную ясность» М. Кузмина? Как согласовать насыщенный лирический и драматический психологизм А. Ахматовой и мифопоэтический подход к истории В. Хлебникова, устранявшего лирического субъекта из внутритекстового мира? Эти поэты принадлежат к заведомо противоположным группировкам. И, тем не менее, как пишет И. П. Смирнов: «эстетическая действительность начала 1910-х годов обладала скрытым структурным каркасом. Недаром такими нестабильными по составу были внешне не сходные литературные товарищества, постоянно обменивавшиеся участниками» (358; 103). Действительно, поэты свободно переходили из одной группы в другую. И поэтому не случайно литературоведы пытаются выявить единый стержень этих групп.

Метафизическое ощущение эпохи в десятые годы было декадентским, разрушительным. Искусство, с одной стороны, тяготело к синтезу (символизму), с другой — к аналитизму. Начиная с 1910 года аналитическая (разрушительная) тенденция в искусстве стала доминировать.

В 1909 году в Росси появилось слово «футуризм». Журнал «Вестник литературы» сообщал: «Футуризм — это слово новое в литературе, как были новы слова романтизм, символизм и другие измы , — пущено в обращении пока только в Италии и Франции группой литературных новаторов во главе с молодым поэтом Маринетти, редактором миланского журнала "Poesia"» (106; 120). Теоретик футуризма Филиппо Томмазо Маринетти опубликовал свой знаменитый манифест 20 февраля 1909 года в субботнем выпуске парижской газеты «Фигаро».

«Академия эго-поэзии», «Кубофутуризм», «Центрифуга» и «Мезонин поэзии», оспаривали право остальных называть себя футуристами.

В манифесте «Пощечина общественному вкусу» (декабрь 1912) футуристы впервые заявили: «Прошлое тесно. Академия и Пушкин непонятнее иероглифов. Бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. с Парохода Современности». Этот максималистский тезис футуристов, направленный против Пушкина и классиков XIX века, буквально взорвал литературную общественность и вызвал шквал обвинений в варварстве, безумии и бездарности молодых авторов сборника, которых в печати стали называть «футуристами». Выдвинув в этом манифесте новую эстетическую программу и новые принципы поэтики, футуристы, отвергавшие традиции русской классической литературы и искусства, развивали и закрепляли ее в других своих манифестах, воззваниях и публичных выступлениях.

Тогда же, в феврале 1913 г., была напечатана еще одна, вторая, листовка под прежним названием — «Пощечина общественному вкусу», по сути, — новый коллективный манифест, в котором Хлебников провозглашался его соратниками «великим поэтом современности», несущим «с собой Возрождение Русской литературы». Пожар футуризма охватил и захватил литературную молодежь.

Имя Игоря Северянина широкой читающей публике было еще неизвестно. Поэт готовил к изданию сборник «Ручьи в лилиях», хотел заявить о себе, кроме стихов, чем-то, что бы «зацепило» читателя. И Северянин придумывает слово «эгофутурист», что означает — «Я — в будущем». В январе 1912 года под флагом эгофутуризма вокруг Северянина объединились Константин Олимпов (сын К. М. Фофанова), Георгий Иванов (вскоре оставивший группировку), Грааль-Арельский, которые подписали «Скрижали Академии эгопоэзии».

Сомнения в принадлежности поэзии Северянина к футуризму были заявлены еще в критике десятых годов XX века. Исследователи творчества Северянина единодушны в том, что Северянина захватил не футуризм и не пресловутое Эго. Все объяснялось проще. Поэтическое имя можно было приобрести, причислив себя к некоему сверхновому, что появилось в десятые годы в поэзии и мировосприятии. Таким явлением стал итальянский футуризм. Русский футуризм имел мало общего с итальянским, но он влил свежую, новую струю в поэтическую жизнь России начала XX века.

Эгофутуриста Северянина не привлекали манифесты Маринетти, расчлененность форм, разложение на составляющие. Аналитизм кубофутуристов, как в живописи, так и в поэзии, также был далек от взглядов и интересов поэта. Если проводить аналогии между Северяниным и живописью, то уместнее будет сравнить его поэзию с импрессионизмом в живописи, чем с кубизмом. Но эгофутуризм Северянина все же имеет точки соприкосновения с кубофутуризмом: Северянин, как и кубофутуристы, воспринял бунтующий революционный пафос эпохи. Поэт, как и кубофутуристы, занимался расширением русского лексикона, искал новые формы и образы. Однако критики и современники Северянина, и в первую очередь, К. Чуковский и Вл. Ходасевич изначально выразили свои сомнения в принадлежности И. Северянина футуризму.

Вл. Ходасевич замечал: «То, что с первого взгляда наиболее выразительно в стихах Северянина и за что пришлось ему вынести всего больше нападок и насмешек, то в действительности меньше всего дает право говорить о каком бы то ни было футуризме: я имею в виду язык его поэзии. Такие слова как «офиалчить», «окалошить», суть самые обыкновенные глагольные формы, образованные от существительных, прилагательных и других частей речи. Слов, образованных точно также, сколько угодно встречаем в языке повседневном. Еще Жуковский в «Войне мышей и лягушек» сказал: «Край наш родимый надолго был обезмышен». Слово «ручьится» заимствовал Северянин у Державина. Совершенно футуристический глагол «перекочкать» встречаем в послании Языкова к Гоголю: «Я перекочкал трудный путь» (127; 321).

Скептически относился к футуристичности Северянина и К. Чуковский. В работе «Футуристы» он восклицает: «Но где же здесь ради Бога, футуризм?» (132; 244). Горький признавал Северянина отдельно от футуризма.

Несмотря на то, что приход в поэзию Северянина не был громким, скандальным, ураганным, как кубофутуристов, его заметили. В одних отзывах Северянина хвалили за новизну, в других указывали на генеалогическое родство с романтизмом, символизмом и западным декадентством, в-третьих — ругали за банальность, но, как правило, в критике было две позиции: либо «самобытный и красочный лирик», либо «даровитый кувыркатель» (Амфитеатров А.).

Триумф Северянина пытались умалить его же товарищи по поэтической группировке. Константин Олимпов публично заявлял, что слово «поэза» создано им и впервые начертано 19 мая 1911 года на траурной ленте его отцу: «Великому Психологу Лирической Поэзы». Олимпов не без основания считал себя автором основных доктрин «Скрижалей» и самого знака «ego». Но для Северянина это уже не имело значения. Слава вскоре отвлекла поэта от его Академии. «Я себя утвердил, — писал он 23 октября 1912 года. — Смелые, сильные! От вас зависит стать эгофутуристами!».

Эгофутуристы выдвигали такие постулаты как: «выявление индивидуальности и отделение ее от коллектива, непрестанный трагический прогресс, непрестанное устремление к достижению возможностей Будущего в Настоящем». Очевиден последовательный вызов «божественным субстанциям» наследников символизма и выдвижение на первый план человека.

Невозможно оспорить тот факт, что Игорь Северянин повлиял на развитие эгофутуризма. Ведь именно Северянин провозгласил «поиски нового без отвергания старого» и именно с него началось новаторство в области синтаксиса и лексики эгофутуристов.

«Эгофутуризм» был другой разновидностью русского футуризма, но кроме созвучия названий по существу имел с ним очень мало общего. История эгофутуризма как организованного направления была слишком коротка (с 1911 до начала 1914 г.).

В отличие от кубофутуризма, который вырос из творческого содружества единомышленников, эгофутуризм был индивидуальным изобретением поэта .

В литературу он входил трудно. Начав с серии патриотических стихов, затем пробовал себя в стихотворной юмористике и, наконец, перешел к лирической поэзии. Впрочем, лирику молодого автора газеты и журналы тоже не печатали. Издав в 1904-1912 гг. за свой счет 35 стихотворных брошюр, Северянин так и не обрел желанной известности.

Успех пришел с неожиданной стороны. В 1910 г. Лев Толстой с возмущением высказался о ничтожестве современной поэзии, приведя в качестве примера несколько строк из книжки Северянина «Интуитивные краски». Впоследствии поэт с удовольствием разъяснял, что стихотворение было сатирико-ироническим, но Толстой воспринял и истолковал его всерьез. «Об этом мгновенно всех оповестили московские газетчики, после чего всероссийская пресса подняла вой и дикое улюлюканье, чем и сделала меня сразу известным на всю страну! — писал он в своих воспоминаниях.- С тех пор каждая моя брошюра тщательно комментировалась критикой на все лады, и с легкой руки Толстого… меня начали бранить все, кому не было лень. Журналы стали охотно печатать мои стихи, устроители благотворительных вечеров усиленно приглашали принять в них участие…»

Чтобы закрепить успех, а возможно, и с целью создать теоретическую базу своему поэтическому творчеству, идейной и содержательной основой которого являлось самое обычное противопоставление поэта толпе, Северянин вместе с К. Олимповым (сыном поэта ) основывает в 1911 году в Петербурге кружок «Ego», с которого, собственно, и начался эгофутуризм. Слово, в переводе с латыни означающее «Я — будущее», впервые появилось в названии сборника Северянина «Пролог. Эгофутуризм. Поэза грандос. Апофеозная тетрадь третьего тома» (1911).

Однако, в отличие от кубофутуристов, имевших четкие цели (атака на позиции символизма) и стремившихся обосновать их в своих манифестах, Северянин не имел конкретной творческой программы либо не желал ее обнародовать. Как он сам позднее вспоминал: «В отличие от школы Маринетти, я прибавил к этому слову [футуризм] приставку „эго“ и в скобках „вселенский“… Лозунгами моего эгофутуризма были: 1. Душа — единственная истина. 2. Самоутверждение личности. 3. Поиски нового без отвергания старого. 4. Осмысленные неологизмы. 5. Смелые образы, эпитеты, ассонансы и диссонансы. 6. Борьба со „стереотипами“ и „заставками“. 7. Разнообразие метров».

Даже из простого сравнения этих заявлений с манифестами кубофутуристов видно, что никаких теоретических новшеств данная «программа» не содержит. В ней Северянин фактически провозглашает себя единственной и неповторимой поэтической личностью. Встав во главе созданного им нового течения, он изначально противопоставляет себя литературным единомышленникам. То есть неизбежный распад группы был предрешен самим фактом ее создания. И нет ничего удивительного, что в скором времени так и произошло.

Но это было позднее. А в январе 1912 года, несколько раньше московской «Гилей», в Петербурге была создана «Академия эгопоэзии», под крышей которой вокруг своего лидера И. Северянина объединились еще не имевшие литературного опыта , К. Олимпов и Грааль-Арельский (С. Петров). Ими был выпущен манифест Вселенского эгофутуризма под громким названием «Скрижали эгопоэзии», где предтечами нового литературного течения были объявлены, как ни странно, и Константин Фофанов, чьи эстетические позиции были гораздо ближе поэтике символизма, чем эфемерному «искусству будущего». Впрочем, и сами тезисы, состоящие главным образом из громких фраз типа «человек — эгоист», «божество — Единица», «человек — дробь Бога», кроме заявленной в разделе II некоей опоры на теософию, ничего нового не содержали: все это встречалось в русской поэзии задолго до появления эгофутуризма.

Серьезной литературной программы у соратников не было, а в силу декларируемого ими же запредельного эгоизма не существовало и четкой организационной структуры. Подписавшие манифест не составляли единой группы. Георгий Иванов вскоре отдалился от Северянина, перейдя к акмеистам, остальных «академиков» вряд ли можно назвать сколько-нибудь заметными поэтами.

Очень точную характеристику эгофутуризма (как петербургского, так и позднего, московского) дает С. Авдеев: «Это течение было какой-то смесью эпигонства раннего петербургского декадентства, доведения до безграничных пределов „песенности“ и „музыкальности“ стиха (как известно, Северянин не декламировал, а пел на „поэзоконцертах“ свои стихи), какого-то салонно-парфюмерного эротизма, переходящего в легкий цинизм, и утверждения крайнего эгоцентризма <...> Это соединялось с заимствованным у Маринетти прославлением современного города, электричества, железной дороги, аэропланов, фабрик, машин (у Северянина и особенно у Шершеневича). В эгофутуризме, таким образом, было все: и отзвуки современности, и новое, правда робкое, словотворчество („поэза“, „окалошить“, „бездарь“, „олилиен“ и так далее), и удачно найденные новые ритмы для передачи мерного колыханья автомобильных рессор („Элегантная коляска“ Северянина), и странное для футуриста преклонение перед салонными стихами М. Лохвицкой и К. Фофанова, но больше всего влюбленность в рестораны, будуары <...> кафе-шантаны, ставшие для Северянина родной стихией. Кроме Игоря Северянина (вскоре от эгофутуризма отказавшегося) это течение не дало ни одного сколько-нибудь яркого поэта».

Северянин остался единственным из эгофутуристов, вошедшим в историю русской поэзии. Его стихи, при всей их претенциозности, а нередко и пошлости, отличались безусловной напевностью, звучностью и легкостью. Северянин, бесспорно, виртуозно владел словом. Рифмы его были необычайно свежи, смелы и удивительно гармоничны: «в вечернем воздухе — в нем нежных роз духи!», «по волнам озера — как жизнь без роз сера» и т. д.

Книги и концерты Северянина, наряду с кинематографом и цыганским романсом, стали фактом массовой культуры начала века. Сборник его стихов «Громокипящий кубок», который сопроводил восторженным предисловием , завоевал небывалое признание читателей и выдержал с 1913 по 1915 год девять изданий!

В эти годы слава Северянина воистину граничила с идолопоклонством. Поэтические вечера ломились от восторженно публики, сборники стихов выпускались огромными тиражами и расхватывались, как горячие пирожки. Особый успех принесли Северянину его «поэзоконцерты», с которыми он объездил чуть ли не всю Россию, а после эмиграции выступал в Европе.

Творчество поэта (как, впрочем, и его личность) вызывало самые полярные оценки — от абсолютного неприятия до восторженного поклонения. Диапазон критических мнений представал чрезвычайно широким. Был даже выпущен большой сборник аналитических статей, целиком посвященный его поэзии,- издание само по себе беспрецедентное: ни один из знаменитых поэтов, его современников (ни , ни , ни Бальмонт), такой книги не удостаивался.

Триумф Северянина пытались умалить свои же «эгоисты». Например, К. Олимпов, с некоторой долей основания считавший себя автором основных положений «Скрижалей эгопоэзии», термина «поэза» и самого символа «Ego», не преминул публично заявить об этом. Северянин, раздраженный попытками оспорить его лидерство, расстался со своими апологетами, в необходимости сотрудничества с которыми, утвердившись как поэт, он не нуждался. Его больше занимало признание старших символистов. Наигравшись в «эго», Северянин похоронил собственное изобретение, написав в 1912 году «Эпилог эгофутуризма».

На некоторое время Северянин объединился с кубофутуристами ( , Д. Бурлюком и ), к которым присоединился во время их турне по городам юга России в 1914 г. и принимал участие в их выступлениях в Крыму. Но его полемика с Маяковским вскоре привела к разрыву намечавшегося союза, что, впрочем, уже не имело для Северянина никакого значения. Дав имя и славу новому литературному течению, он сам при этом стал явлением нарицательным. А 27 февраля 1918 г. на вечере в Политехническом музее в Москве Северянин был провозглашен «королем поэтов». Вторым стал Маяковский, третьим был признан К. Бальмонт (по другим сведениям — В. Каменский).

Я выполнил свою задачу, Литературу покорив…

Между «Прологом эгофутуризма» и его «Эпилогом» прошел всего лишь год. После ожесточенной полемики Олимпов и Северянин, наговорив друг другу множество неприятных слов, разошлись; затем публично отреклись от «Академии» Грааль-Арельский и Г. Иванов… Казалось, что хрупкому, еще не сформировавшемуся течению наступил конец. Но знамя эгофутуризма подхватил 20-летний Иван Игнатьев, создав «Интуитивную ассоциацию эгофутуристов» — новое литературное объединение, куда, кроме него, вошли также П. Широков, В. Гнедов и Д. Крючков. Их программный манифест «Грамдта» характеризовал эгофутуризм как «непрестанное устремление каждого Эгоиста к достижению возможностей Будущего в Настоящем посредством развития эгоизма — индивидуализации, осознания, преклонения и восхваления „Я“», по существу повторяя те же расплывчатые, но весьма трескучие лозунги, что и предшествующие ему «Скрижали».

Выступая в роли идейного вдохновителя и теоретика «Ассоциации», Игнатьев (И. Казанский) стремился от общей символистской ориентации северянинского эгофутуризма перейти к более глубокому философскому и эстетическому обоснованию нового направления. Он писал: «Да, Игорь Северянин печатно отказался от эгофутуризма, но отказался ли от него эгофутуризм — это вопрос <...> ибо тот эгофутуризм, который был до ухода „мэтра школы“,- есть только эгосеверянизм».

Активно занимаясь словотворчеством, которое он называл «словством», Игнатьев считал, что «когда человек был один, ему не нужно было способов сношения с прочими, ему подобными существами <...> [Но] пока мы коллективны, общежители — слово нам необходимо. Когда же каждая особь превратится в объединенное Ego — Я, слова отбросятся самособойно. Одному не нужно будет сообщения с другими». Игнатьев утверждал, что «каждая буква имеет не только звук и цвет,- но и вкус, но и неразрывную от прочих литер зависимость в значении, осязание, вес и пространственность».

Не останавливаясь на словотворчестве, он широко проектировал визуальную поэзию, вводя в стихи графические композиции из слов, строк, математических символов и нотных знаков. Например, в одной из своих книг Игнатьев публикует стихотворение «Опус-45», в постскриптуме к которому указывает, что данный текст «написан исключительно для взирания, слушать и говорить его нельзя».

Понимая, что для популяризации нового течения необходима трибуна, Игнатьев организовывает собственное издательство «Петербургский глашатай», успевшее выпустить 4 номера одноименной газеты, 9 альманахов и несколько книг эгофутуристов.

Другим представителем «Ассоциации» был скандально известный Василиск Гнедов, который своими эксцентричными выходками ничуть не уступал поднаторевшим в этом деле кубофутуристам. В одной из заметок того времени говорилось: «Василиск Гнедов, в грязной холщовой рубахе, с цветами на локтях, плюет (в буквальном смысле слова) на публику, кричит с эстрады, что она состоит из „идиотов“».

Гнедов писал стихи и ритмическую прозу (поэзы и ритмеи) на основе старославянских корней, используя алогизмы, разрушая синтаксические связи. В поисках новых поэтических путей он пытался обновить репертуар рифм, предложив вместо традиционной (музыкальной) рифмы новое согласованное сочетание — рифмы понятий. В своем манифесте Гнедов писал: «Также крайне необходимы диссонансы понятий, которые впоследствии станут главным строительным материалом. Например: 1) …коромысло — дуга: рифма понятий (кривизна); сюда же — небо, радуга… 2) Вкусовые рифмы: хрен, горчица… те же рифмы — горькие. 3) Обонятельные: мышьяк — чеснок 4) Осязательные — сталь, стекло — рифмы шероховатости, гладкости… 5) Зрительные — как по характеру написания… так и по понятию: вода — зеркало — перламутр и проч. 6) Цветные рифмы — <...> с и з (свистящие, имеющие одинаковую основную окраску (желт<ый> цвет); к и г (гортанные)… и т. д.».

Впрочем, в историю литературы он вошел не как поэт-теоретик, новатор, а скорее как зачинатель нового жанра — поэтической пантомимы. Развивая программные положения «Ассоциации», где слову как таковому отводилась минимальная роль, Гнедов покончил со словесным искусством окончательно и бесповоротно, создав цикл из 15 поэм под названием «Смерть искусству». Все это сочинение умещалось на одной странице и последовательно сводилось к единственной букве, составившей поэму «Ю», лишенную даже традиционной точки в конце. Цикл завершался знаменитой «Поэмой конца», состоявшей из молчаливого жеста. вспоминал об исполнении этого произведения в артистическом кабаре «Бродячая собака»: «Слов она не имела и вся состояла только из одного жеста руки, поднимаемой перед волосами, и резко опускаемой вниз, а затем вправо вбок. Этот жест, нечто вроде крюка, и был всею поэмой. Автор поэмы оказывался в прямом смысле слова ее творцом и замыкал в себе весь спектр ее возможных интерпретаций от вульгарно-низового до возвышенно философского».

Словом, по уровню эпатажности это произведение сродни знаменитому «Черному квадрату» К. Малевича. Что же касается философского смысла, то автор высказывания несколько приукрашивает реальность. В обиходе этот жест — рука, опускаемая на низ живота и резко отводимая вбок,- означает «а вот тебе!», а еще точнее «пошел на…». И вся парадоксальность его заключается по сути в смысловой замене векторов направления, где «на» фактически означает «от».

С. Сигей, составитель сборника стихотворений Гнедова, рассуждая о его месте в авангардном движении XX века, заметил, что если дал первый импульс словотворчества, Крученых стал родоначальником заумной поэзии, то Гнедов возвел жест на уровень литературного произведения, предвосхитив таким образом современные перформансы и боди-арт. Столь подробный очерк об участниках течения эгофутуристов дан потому, что большинство из них, играя заметную роль в поэтическом процессе описываемого периода, в силу различных причин практически неизвестны современному читателю. А ведь наряду с лидерами «Интуитивной ассоциации» в движении эгофутуристов участвовало много других поэтов. Это и Павел Широков, сотрудничавший с Игнатьевым в «Петербургском глашатае», который при всей своей приверженности эгофутуризму был все же достаточно традиционным поэтом. То же можно сказать и о другом члене Ареопага «интуитов», Дмитрии Крючкове. Не стоит забывать о Константине Олимпове, одном из основателей первого кружка «Ego», который и после шумного разрыва с Северяниным продолжал исповедовать доктрины Вселенского эгофутуризма.

В альманахах и эдициях «Петербургского глашатая» публиковались также московские эгофутуристы и (будущий основатель ). Сюда же следует причислить и упоминавшегося уже Грааль-Арельского, и молодого поэта Всеволода Князева, покончившего жизнь самоубийством в 1913 г., не дождавшись выхода своего первого сборника стихов. Были среди эгофутуристов и такие персонажи, как Вадим Баян (В. Сидоров) — симферопольский купец, организатор крымского турне футуристов в 1914 году, главной особенностью творчества которого являлась, по словам И. Северянина, написавшего предисловие к книге его стихов, «изнеженная жеманность… [но] его напудренные поэзы, несмотря на некоторую раскованность темы, всегда остаются целомудренными».

К эгофутуристам в юности причисляли себя многие яркие поэты, ни в какие группы не входившие,- например, в стилевом плане обнаруживавший определенную близость с «иронической лирикой» Северянина.

Одним словом, сообщество «эгоистов» представляется движением еще более разношерстным, чем его оппоненты «будетляне». Это особенно заметно на примере другого печатного органа эгофутуристов — «Очарованный странник», в котором участвовали Каменский, Н. Евреинов, М. Матюшин, публиковали свои стихи Сологуб, Северянин, Е. Гуро, 3. Гиппиус.

В январе 1914 года Игнатьев покончил с собой, перерезав горло бритвой. С его смертью перестал существовать официальный рупор эгофутуризма — издательство «Петербургский глашатай». И хотя еще некоторое время продолжал выходить альманах «Очарованный странник», на страницах которого в последний раз прозвучало название литературной группы эгофутуристов, сам эгофутуризм постепенно утрачивал свои позиции и вскоре прекратил существование.