Тайный священник, куриные окорочка и письмо с того света. Каледа, глеб александрович

Плащаница Господа нашего Иисуса Христа

В течение нескольких веков в соборе итальянского города Турина хранится большое полотно длиною 4,3 м, шириною 1,1 м. На его желтовато-белом фоне выступают расплывчатые пятна коричневых тонов - издали в расположении этих пятен вырисовываются неясные очертания человеческой фигуры и мужского лица с бородой и с длинными волосами. Предание гласит, что это Плащаница Самого Иисуса Христа.

Для западноевропейского обывателя второй половины XIV в. она появилась "неизвестно откуда" в местечке Лирей под Парижем, в имении графа Жоффруа де Шарни. Смерть графа скрыла тайну ее появления во Франции. В 1375 г. она была выставлена в местной церкви как истинная Плащаница Христова. Это привлекло в храм множество паломников. Тогда же возникли сомнения в ее подлинности. Местный епископ Анри де Пуатье порицал настоятеля храма за выставление ее как подлинной Плащаницы Христовой. Его преемник, Пьер д"Арси, получил от папы Климента VII разрешение выставлять Плащаницу как обычную икону, но не как истинную погребальную пелену Спасителя.

Одна из наследниц графа де Шарни подарила Плащаницу своей подруге герцогине Савойской, супруг которой, Людовик I Савойский, построил в городе Шамбери прекрасный храм для реликвии. Впоследствии Савойская династия воцарилась в Италии.

Хотя в разных городах показывались подложные плащаницы, но только эта воспринималась массовым народным сознанием как истинная. Она трижды горела и чудом сохранилась. Чтобы отчистить от копоти и убедиться в ее ненарисованности, ее несколько раз варили в масле, стирали, - изображение оставалось.

В 1578 г. престарелый архиепископ Милана Карл Борромео, причисленный католической церковью к лику святых, пошел зимой из Милана в Шамбери на поклонение Святой Плащанице. Чтобы избавить старца от перехода через зимние Альпы, Плащаницу вынесли ему навстречу. Встреча произошла в Турине, в соборе св. Иоанна Крестителя, где она по благословению владыки и покоится в настоящее время. В XVIII в. революционные войска Франции под командованием Бонапарта разрушили собор в Шамбери, где некогда хранилась святыня, а Турин оказался в стороне от всех бурных событий и до сих пор хранит святыню всего христианского мира.

История Плащаницы сложна и богата событиями. Важнейшие из них для верующих - погребение и воскресение Христа, а для всех - явление ее безбожному миру на пороге ХХ в..

В 1898 г. в Париже проходила международная выставка религиозного искусства. На нее привезли и Плащаницу из Турина, представив ее как плохо сохранившееся творение древних христианских художников. Плащаницу повесили высоко над аркой, а перед закрытием выставки решили сфотографировать. 28 мая археолог и фотограф-любитель Секондо Пиа сделал два снимка. Один негатив оказался испорченным, а другой, размером 60х50 см, вечером того же дня он опустил в проявитель и оцепенел: на темном фоне негатива выявлялся позитивный фотографический портрет Христа Спасителя - Лик с неземным выражением красоты и благородства. Всю ночь просидел Секондо Пиа в благоговейном созерцании, не отрывая глаз от портрета так неожиданно представшего у него в доме Христа Спасителя.

"Святая Плащаница Христова, - размышлял он, - сама каким-то невообразимым образом представляет собою фотографически точный негатив; да еще с огромным духовным содержанием! Этой Святой Плащанице, этому удивительному в человеческий рост негативу гораздо больше тысячи лет. А ведь нашей-то новоизобретенной фотографии всего лишь 69 лет!.. Тут, в этих коричневых отпечатках из Гроба Господня, кроется необъяснимое чудо" .

Каков был смысл явления Святой Плащаницы Христовой в конце XIX в.?

Это было время, когда человечество отходило от веры. Мировоззрением становилась наука, развивалось убеждение, что в будущем, притом скором, по математическим формулам можно будет рассчитать движение всех частиц вселенной во времени и пространстве. В разговорах часто употреблялась формула "наука доказала". В разговоре с митрополитом Филаретом (Дроздовым) один очень самоуверенный молодой человек сказал: "А Вы знаете, Владыко, что наука доказала, что Бога нет?" Митрополит ответил: "Царь Давид тысячелетия назад писал: Рече безумец в сердце своем несть Бог" .

Со второй половины ХIX в. заметно усилились антихристианские выступления в дворянских и интеллигентских салонах, в лекториях и печати. Широкое распространение получили и работы протестантских теологов, профессоров и доцентов (Штрауса, Фердинанда и Бруно Бауэров), отрицавших божество Иисуса Христа. Кроил Евангелие по своему уразумению Лев Толстой, заветной мечтой которого было основать новую религию. Образ сентиментального моралиста, любодея и любимца женщин рисовал Ренан в своей некогда очень популярной книге "Жизнь Иисуса". Он, как и Толстой, отрицал Божественность и чудеса Христа. Его произведение наш выдающийся духовный писатель епископ Михаил (Грибановский) назвал "Евангелием мещан". Успех этих и других подобных работ объясняется тем, что многие в обществе в своем земном самодовольстве и человеческой гордости не хотели принять Божество Господа нашего Иисуса Христа и Его чудеса, которые не в состоянии была объяснить детерминистская наука XIX и начала ХХ веков. Считалось, что миф о Христе возник вокруг исторической личности Иисуса из Назарета, - идея старая, берущая свое начало от первых веков, в частности, от Цельса.

Но вершиной всей этой антихристианской якобы научной литературы были труды профессора теологии и истории Дрэвса. Он доказывал, что и никакого Иисуса из Назарета не было, что Христос и другие евангельские персонажи вроде Пилата и т.д. - это мифические личности без каких-либо реальных исторических прообразов, что Христос - это народный миф о Солнце. Его книга встретила радостно-сочувственный прием в широких кругах общества. Долгое время в советских изданиях и школах утверждалось: наука доказала, что Христос - это миф.

Пользуясь методом Дрэвса, остроумный француз Прево с еще большей логической убедительностью доказал, что Наполеон - французский народный миф о могуществе и испепеляющей силе Солнца. В самом деле! Он взошел на востоке от Франции (родился на о. Корсика), закатился в Атлантическом океане (умер на о. Святой Елены), имел двенадцать маршалов, что означает двенадцать знаков Зодиака. Он даже воскресал - известные 100 дней Наполеона. Дрэвсу поверили, - работу Прево кое-кто воспринял как пародию на сочинение Дрэвса, - слишком близок был Наполеон, - для большинства эта работа осталась неизвестной. Изощренный и язвительный Цельс (конец II в.) в своем капитальном труде против христианства не дерзал утверждать, что Иисуса из Назарета не было: слишком близок для его эпохи был Иисус Христос. Во всей противохристианской литературе последних двух-трех веков новым является только полное отрицание историчности Иисуса из Назарета, а заодно и Пилата.

Таким образом, можно утверждать, что открытие образа Христа на Туринской плащанице является чудом, отвечающим потребностям времени: "Вы утверждаете, что Иисус из Назарета, Христос - миф, а вот Я вам являюсь, чтобы поддержать колеблющуюся веру вашу", - как бы говорит нам любящий нас Христос.

Секондо Пиа воспринял явление Христа на фотографической пластинке как чудо. В благоговении он просидел перед явившимся ему Образом всю ночь: "Христос пришел к нам в дом". В ту памятную ночь он отчетливо понял, что Плащаница нерукотворна, что ни один художник древности, не имея никаких представлений о негативе, не мог бы ее нарисовать, сделав по существу почти невидимый негатив.

Позже Туринскую плащаницу многократно снимали в различных лучах спектра от рентгеновского до инфракрасного излучения. Изучением ее занимались криминалисты, судебно-медицинские эксперты, врачи, искусствоведы, историки, химики, физики, ботаники, палеоботаники, нумизматы. Созывались международные синдологические конгрессы (от слова sindone, что значит плащаница).

Всеобщим для ученых разных взглядов и национальностей стало убеждение, что Туринская плащаница нерукотворна, не является произведением художника и несет на себе признаки глубокой древности. Придирчивые криминалисты не нашли на Плащанице ничего, что опровергало бы евангельский рассказ о страданиях, крестной смерти, погребении и воскресении Христа; исследования ее лишь дополняют и уточняют повествования четырех евангелистов . Кто-то назвал Туринскую плащаницу "Пятым Евангелием".

Туринская плащаница подтверждает справедливость изречения английского мыслителя Френсиса Бэкона (1561-1626), что малое знание удаляет от Бога, а большое приближает к Нему. Многие ученые на основании тщательного и всестороннего изучения Плащаницы признали факт воскресения Христа и из атеистов стали верующими. Одним из первых был атеист и вольнодумец профессор анатомии в Париже Барбье, который понял, как врач и хирург, что Христос вышел из Плащаницы, не развернув ее, как Он проходил после воскресения через затворенные двери. Лишь отдельные специалисты, изучавшие Плащаницу, не приняли воскресение Христа из-за вненаучных причин: воскресения не было потому, что его вообще не может быть.

И вот во время этого нарастающего триумфа, в конце 1988 г. появилось сенсационное сообщение: по данным радиоуглеродного метода возраст Туринской плащаницы всего 600-730 лет, то есть датировать ее следует не началом христианской эры, а средневековьем - 1260-1390 гг.. Архиепископ Туринский принял эти результаты и заявил, что ни он, ни Ватикан никогда не рассматривали св. Плащаницу как реликвию, а относились к ней как к иконе.

Многие с облегчением и злорадством вздохнули: "Миф рассеялся". Хотя неоднократно доказывалось, что Плащаница нерукотворная, снова появились попытки приписать ее кисти Леонардо да Винчи или какого-то другого великого художника . Кроме того, Плащаница отражает такие анатомические детали человеческого тела, которые не были известны средневековым мастерам. Наконец, на Туринской плащанице нет следов красок, связанных с изображением. Только в одном месте с краю она была слегка испачкана краской, может быть, тогда, когда Дюрер писал с нее копию в 1516 г.

Появилась идея, что средневековые христиане-фанатики разыграли погребение Христа с одним из своих единоверцев и таким образом получили нерукотворное изображение. На эту идею из-за ее абсурдности не обратили внимание даже атеисты.

В связи с радиоуглеродной датировкой встают вопросы: 1) являются ли исходные аналитические данные и проведенные по ним расчеты корректными; 2) как результаты последних соотносятся со всеми остальными данными, прямо или косвенно относящимися к проблеме происхождения и возраста Туринской плащаницы.

1. Первым фактом, однозначно говорящим в пользу древнего ближневосточного происхождения Плащаницы, является сама ткань - это льняное полотно, тканное зигзагом 3 на 1. Такие ткани изготовлялись на Ближнем Востоке, в частности в в течение II-I вв. до Р. Х. и до конца I в. по Р. Х. и получили название "дамаск". В более ранние и поздние времена они неизвестны. Они стоили дорого. Использование для Плащаницы дамаска свидетельствует о состоятельности Иосифа, что отмечено в Евангелии ("богатый человек из Аримафеи" – Мф. 27, 57), и его уважении к Распятому. льна, в составе ткани обнаружено несколько волокон хлопка передне-азиатского вида.

Принимая радиоуглеродные расчеты возраста Плащаницы и ее позднехристианское европейское происхождение, мы обязаны объяснить, откуда и как появилась в XIII-XIV вв. ткань, сделанная способом, утраченным более тысячи лет назад. Каким же научным потенциалом должны были обладать "мистификаторы" средних веков, чтобы предусмотреть все эти детали, включая даже использование нитей хлопчатника, произрастающего только в Передней Азии.

2. В пользу древнего возраста Плащаницы свидетельствуют отпечатки монет, которыми были покрыты глаза Покойного. Это очень редкая монета, "лепта Пилата", чеканившаяся только около 30-го г. по Р. Х., на которой надпись "император Тиберий" (TIBEPIOY KAICAPOC) сделана с ошибкой: CAICAPOC. Монеты с такой ошибкой не были известны нумизматам до публикации фотографий Туринской плащаницы. Лишь после этого в разных коллекциях обнаружено пять подобных монет. "Лепта Пилата" датирует наиболее древнюю возможную дату погребения - 30-е гг. по Р. Х. Невозможно предположить, чтобы фальсификаторы средних веков сообразили (да и физически могли) для изготовления подлога использовать редкие монеты I в. с редчайшими ошибками.

Таким образом, характер ткани и отпечаток на Плащанице "лепты Пилата" позволяют определять ее возраст между примерно тридцатыми годами и концом I в. по Р. Х., что вполне укладывается в хронологию Нового Завета.

3. Свидетельствует о древности Плащаницы и детальная точность соблюдения обряда римской казни через распятие и еврейского похоронного ритуала, которые стали известны в результате археологических раскопок лишь последних десятилетий. Особую научную ценность останки некоего Иоаханна, подробно описанные в труде Дж. Вильсона. Такими знаниями в средние века, конечно, не обладали. Некоторые детали представлялись в средневековье иначе; в частности, вбивание гвоздей не в ладони, как это изображается на иконах, в том числе и средневековых, а в запястье. Отметим, что след от гвоздя на Плащанице по форме и размеру точно соответствует форме и размерам гвоздя, хранящегося в церкви Святого Креста в Риме и по преданию являющегося одним из гвоздей, которыми был распят Христос. Неужели для создания подлога фальсификаторы изучали гвозди разных эпох и разного назначения или, зная о гвозде церкви Святого Креста, нарисовали соответствующие раны или изготовили подобные гвозди, чтобы распять свою жертву?

4. Противники древнего происхождения Плащаницы обычно апеллируют к якобы отсутствию каких-либо достоверных исторических упоминаний о Плащанице до 1353 г., когда она была выставлена в храме местечка Лирей. Однако в Византии в отличие от Западной Европы о ней хорошо знали и относились к ней как к величайшей святыне. Об этом свидетельствуют многочисленные исторические документы.

В древней мозарабской литургии, восходящей, по преданию, к святому апостолу Иакову, брату Господню, говорится: "Петр и Иоанн поспешили вместе ко гробу и увидели на пеленах ясные следы, оставленные Тем, Кто умер и воскрес".

По преданию Плащаница какое-то время хранилась у святого апостола Петра , а затем передавалась от ученика к ученику. В сочинениях доконстантиновой эпохи она практически не упоминается, ибо это была слишком большая святыня и сведения о ней могли бы послужить поводом для поисков ее языческими властями и привести к ее уничтожению. При частых тогда уничтожали все предметы христианского культа, особенно книги и в первую очередь Евангелия, которые прятались в потаенных местах и вносились для чтения в молитвенные собрания только на краткое время .

После торжества христианства при императоре Константине упоминания о Плащанице довольно многочисленны.

Известно, что сестра императора Феодосия II святая Пульхерия в 436 г. поместила Плащаницу Христа в базилику Пресвятой Богородицы во Влахерне, близ Константинополя. О Святой Плащанице упоминает в своем письме святитель Браулин, епископ Сарагосский.

В 640 г. Арнульф, епископ Галльский, в описании своего паломничества в Иерусалим упоминает Святую Плащаницу и дает ее точное измерение. О пребывании Святой Плащаницы в Иерусалиме в первых годах IX в. свидетельствует Епифаний Монако. Возвращение Святой Плащаницы из Константинополя в Иерусалим в VII в. связано, видимо, с развитием в Византии иконоборчества (635-850 гг.) и опасностью ее уничтожения.

В конце XI в. вновь появляются сведения о Святой Плащанице из Константинополя. Император Алексий Комнин в письме к Роберту Фландрскому упоминает, что "среди наидрагоценнейших реликвий Спасителя у него находятся Похоронные Полотна, найденные в Гробу после Воскресения". Упоминание об "окровавленной Плащанице Христовой" имеется и в "Каталоге Царьградских Реликвий" настоятеля исландского монастыря Николая Сомундарсена за 1137 г. По свидетельству епископа Вильгельма Тирского, в 1171 г. император Мануил Комнин показывал ему и королю Иерусалимскому Аморину I Святую Плащаницу Христову, хранившуюся тогда в базилике Буклеона в Константинополе.

Особую ценность имеет сообщение Николая Мазарита, спасшего Святую Плащаницу от огня во время бунта императорской гвардии в 1201 г. "Похоронные Ризы Господни. Они из полотна и еще благоухают помазанием; они воспротивились разложению потому, что закрывали и одевали нагое, миррой осыпанное, Тело Бесконечного в смерти". Мазарита поразило то, что Христос на Плащанице совершенно нагой - такой вольности не мог себе позволить никакой христианский художник.

Свидетельство об исчезновении Плащаницы из Константинополя во время разгрома города в 1204 г. крестоносцами дает летописец IV Крестового похода Робер де Клари: "И среди других был монастырь, известный под именем Пресвятой Девы Марии Влахернской, где хранилась Плащаница, которой наш Господь был обернут. Каждую пятницу эта Плащаница была выносима и поднималась для поклонения так хорошо, что было возможно видеть Лик нашего Господа. И никто, будь то грек или франк, дальше не знал, что случилось с этой Плащаницей после разгрома и расхищения города".

После исчезновения Плащаницы из Константинополя ее история полна событиями. То она оказывалась в безвестности, то появлялась неизвестно откуда; ее похищали, она неоднократно горела. Все перипетии ее судьбы в настоящее время подробно прослежены историками .

5. Изучение состава пыльцы, собранной с ткани Туринской плащаницы и изученной ботаником Фреем, с докладом в Альбукерке в 1977 г., подтверждает пребывание Святой Плащаницы в Палестине и переносы ее в Византию и Европу. В составе пыльцы преобладают либо собственно палестинские формы, либо встречающиеся кроме окрестностей Иерусалима и в соседних странах (39 видов из 49). Европейские формы представлены единичными видами. Выводы Фрея хорошо согласуются с историческими сведениями о перемещении Плащаницы. Соответствующие карты опубликованы в научных изданиях.

Результаты этих исследований исключают европейское происхождение Туринской плащаницы. Невозможно предполагать, что средневековые фальсификаторы, не имея никаких представлений о современном палинологическом анализе (изучении спор и пыльцы) и опасаясь разоблачений потомками, съездили из Европы в Иерусалим и собрали бы там пыльцу растений, растущих только в окрестностях этого города.

Таким образом, на основании всей совокупности данных, кратко изложенных в пяти пунктах, возраст Туринской плащаницы датируется очень четко: от 30 до 100 г. по Р.Х., и ближневосточное ее происхождение не может вызывать сомнений. Этому противоречат лишь данные расчетов ее возраста по радиоуглеродному анализу.

Рассмотрим же надежность и обоснованность метода радиоуглеродной хронологии применительно к Туринской плащанице. Предварительно отметим, что грубые ошибки в определении концентрации С14 в ее ткани исключены: анализы проводили три независимые лаборатории, оснащенные современным оборудованием и укомплектованные кадрами высококвалифицированных специалистов. Вопрос может стоять только о надежности самого метода радиоуглеродной хронологии и возможности его применения к такому объекту, как Туринская плащаница.

Радиоуглеродный метод был разработан в середине 50-х гг. В. Либби и основан на измерении активности углерода С14. Последний, по современным представлениям, образуется в высоких слоях атмосферы в результате воздействия космических лучей на атомы азота N14. Окисляясь до С14О2, он поступает в общий круговорот углерода. Благодаря хорошему перемешиванию атмосферы содержание изотопа С14 в разных географических широтах и на разных абсолютных отметках практически одинаково.

В ходе фотосинтеза С14 наряду с другими изотопами углерода попадает в растения. Когда организм погибает, он перестает извлекать из воздуха новые порции углерода. В результате из-за радиоактивного распада соотношение С14 со стабильными изотопами углерода в его тканях меняется. Поскольку скорость распада - величина постоянная, то, измеряя содержание этого изотопа в общем количестве углерода, можно рассчитать по соответствующим формулам возраст образца.

Результаты такого расчета будут правдоподобны при следующих условиях-допущениях:

1. изотопный состав атмосферы при жизни образца был близок к современному;

2. изотопная система образца в то время находилась в равновесии с атмосферной;

3. изотопная система образца после отмирания организма была закрытой и не претерпевала никаких изменений под воздействием внешних факторов местного или временного значения. Эти три допущения являются граничными условиями применимости методики радиоуглеродной хронологии.

Однако имеется еще ряд факторов, которые планетарно или локально влияют на концентрацию С14 в атмосфере, гидросфере и в растительных и других тканях, а следовательно, осложняют и ограничивают применение радиоуглеродного метода в хронологии.

1. Искусственное или природное радиоизлучение. Нейтроны, освобождающиеся в ядерных и термоядерных реакциях, как и космические лучи, воздействуя на N14, превращают его в радиоуглерод С 1956 г. до августа 1963 г. содержание С14 в атмосфере удвоилось. Резкое увеличение С14 началось после термоядерных взрывов в 1962 г.

2. Изменение напряженности магнитного поля Земли влияет на интенсивность бомбардировки ее атмосферы космическими лучами, что отражается на концентрации С14 в атмосфере и растительности.

3. Изменение солнечной активности также влияет на содержание С14 согласно обратной зависимости.
Отмечается связь концентрации С14 со вспышками сверхновых звезд, а изучение исторических документов и древесных колец показало существенные изменения его содержания во времени. Созывались даже совещания по проблеме "Астрофизические явления и радиоуглерод".

4. Влияние вулканических газов около мест их выходов на удельное содержание С14 отмечали Л.Д. Сулержицкий и В.В. Черданцев .

5. Существенное влияние на содержание С14 в атмосфере оказывает сжигание топлива. Так, сжигание ископаемого, то есть очень древнего топлива, образовавшегося многие миллионы лет тому назад, в течение которых радиоактивный углерод С14 практически весь распался, приводит к снижению его удельной концентрации и в атмосфере (так наз. эффект Зюсса). В результате за счет сжигания ископаемого топлива концентрация С14 в атмосфере к 2010 г. уменьшится на 20%. А при проникновении в древние предметы копоти от сгорания более новых изделий возраст первых, определяемый радиоуглеродным методом, оказывается меньше действительного.

Поскольку учесть все факторы, могущие нарушить состояние изотопных систем (не только углеродных), часто бывает очень трудно, то в геологии, например, где методы изотопной хронологии используются весьма широко, для получения надежных методов определения возраста разработана целая система контроля. В ряде случаев расчеты возраста по радиохронологическим методам дают явно абсурдные значения, противоречащие всей имеющейся совокупности геологических и палеонтологических данных. В таких случаях полученные цифры "абсолютной хронологии" приходится не принимать во внимание как явно недостоверные. Иногда расхождения геохронологических определений разными радиоизотопными методами достигают десятикратных значений.

В 1989 г. Британским советом по науке и технике была проведена проверка точности радиоуглеродного метода (см. журнал New Scientist, 1989, 8). Для оценки точности этого метода было привлечено 38 лабораторий из разных стран мира. Им были переданы образцы дерева, торфа, углекислых солей, возраст которых знали лишь организаторы эксперимента, но не исполнители-аналитики. Удовлетворительные результаты были получены лишь в 7 лабораториях - в остальных ошибки достигали двух-, трех- и более кратных значений. При сопоставлении данных, полученных разными исследователями, и при использовании различных вариаций технологии определительных работ стало ясно, что ошибки в определении возраста связаны не только с неточностями определения радиоактивности образца, как это считалось ранее, но и с технологией подготовки образца к анализу. Искажения в диагностике возникают при нагревании образца, а также при некоторых способах его предварительной химической обработки.

Все говорит о том, что к расчетам возраста по радиоуглеродному методу надо относиться очень осторожно, обязательно сопоставляя полученные результаты с другими данными.

Из приведенных рассуждений понятно, почему у специалистов, использующих в своей повседневной работе данные радиохронологических определений, датировка возраста Туринской плащаницы радиоуглеродным методом вызывает много сомнений и вопросов.

Выше были сформулированы граничные условия применимости радиоизотопной хронологии. Рассмотрим, насколько они соблюдаются применительно к Туринской плащанице, учитывая ее историю.

В истории Плащаницы задокументированы события, при которых полотно ее должно было быть загрязнено более молодым углеродом. В 1508 г. Плащаницу торжественно вынесли на поклонение народу и, чтобы доказать ее подлинность (что Плащаница "все та же", неписаная), долго кипятили ее в масле, подогревали, мыли и много терли, но не могли снять и уничтожить отпечатков. При этом загрязнение могло произойти за счет углерода масла; кроме того, в результате подогревания могло нарушиться равновесие изотопной системы. Плащаница неоднократно горела или, во всяком случае, попадала в пожары в 1201, 1349, 1532, 1934 гг. На ней хорошо видны следы этих пожаров, в том числе даже следы капель расплавленного серебра, прожигающих ткань.

При этом могло произойти загрязнение Плащаницы за счет углерода, осевшего на нее в копоти от горевших вокруг предметов разного возраста. Однако, как показывают расчеты, чтобы сместить изотопные соотношения ткани начала нашей эры настолько, чтобы в настоящее время ее возраст был омоложен на 1200-1300 лет, в XVI в. нужно было заменить 20-35% ее состава, чего ни кипячение, ни пожары сделать не могли.

Физик Дж. Картер высказал предположение что изображение на Плащанице есть результат ее радиоактивного облучения телом покойного. Экспериментами ему удалось получить подобные отпечатки на полотне. Вопрос: чем вызвана радиоактивность Плащаницы? Была высказана гипотеза, что она обусловлена Воскресением Христа, которое сопровождалось какими-то ядерными процессами. Конечно, это не был взрыв атомной бомбы, после которого на стенах зданий остались тени исчезнувших предметов. В результате указанных процессов Христос воскрес в новую плоть: он стал проходить сквозь "двери затворенные", чего не делал ранее, и т. п. В пользу этого предположения говорит и тот факт, что невидимое на Плащанице простым глазом становится видимым на фотографиях .

Если действительно Воскресение Христово сопровождалось какими-то ядерными реакциями, то изотопные соотношения Плащаницы должны быть нарушены в сторону значительного увеличения содержания С14, то есть при попытке датировать ее радиоуглеродным методом ошибка в сторону резкого "омоложения" возраста неизбежна. При таком предположении возникновение изображения и резкое обогащение ткани указанным изотопом является следствием одной и той же причины - Воскресения.

Сомнения в достоверности результатов определения возраста Туринской плащаницы методами радиоуглеродной хронологии высказывал ряд исследователей, предлагая иногда весьма сомнительные объяснения мнимого омоложения ткани.

Из рассматриваемых материалов логически вытекают следующие выводы:

1. Ткань Туринской плащаницы является материалом, отнюдь не благоприятным для радиоуглеродного датирования, поскольку не может рассматриваться на протяжении своей истории как строго изолированная система, не подвергавшаяся внешним воздействиям.

2. Изучение ткани и отпечатков монет позволяет с достаточной определенностью датировать возраст Плащаницы в интервале 30-100 гг. по Р.Х.

3. Туринская плащаница имеет ближневосточное, а не европейское происхождение.

4. Резкое обогащение полотна Туринской плащаницы С14 и возникновение изображения, исходя из современных научных представлений, вероятнее всего является следствием излучения в момент Воскресения Христова.
Последний из четырех выводов, естественно, должен вызывать сомнения у неверующего читателя. Да и верующие христиане привыкли полагать, что факт Воскресения Христова является объектом чистой веры, сугубо внутренних религиозных переживаний, которые едва ли могут иметь естественно-научное объяснение.

Однако Туринская плащаница несет на себе веские доказательства Воскресения Христова.

Как установила судебно-медицинская экспертиза Плащаницы, на теле Умершего было множество прижизненных кровоточащих ран от тернового венца, от избиения бичами и палкой, а также посмертные излияния от прободения копьем, которое пронзило, по мнению врачей, плевру, легкое и повредило сердце. Кроме того, имеются следы излияния крови в момент снятия с креста и положения Пречистого Тела на Плащаницу.

Страшные следы телесных страданий чудесным образом запечатлела на себе Святая Плащаница. Христа много били. Били палками по голове, перебили переносицу. Изучая Плащаницу, ученые сумели определить даже толщину палки, повредившей Страдальцу нос. Благодаря судебно-медицинской экспертизе мы знаем о мучениях Иисуса Христа даже больше и детальнее, чем о них рассказано в Евангелии.

Били Его и бичами. Как свидетельствует Плащаница, бичевали два воина: один высокого роста, другой более низкого. Каждый бич в их руках имел пять концов, в которых были зашиты грузила, чтобы плети крепче охватывали тело, а, сдергиваясь с него, рвали кожные покровы. Как считают судебные эксперты, Христа за вздернувздернутые руки привязали к столбу и били сначала по спине, а потом по груди и животу.

Кончив избиение, на Иисуса Христа положили тяжелый крест и приказали нести его на место предстоящего распятия - Голгофу. Таков был обычай: осужденные сами несли орудия своей мучительной казни.

Плащаница запечатлела глубокий след от тяжелого бруса креста на правом плече Христа. Христос, физически измученный и обессиленный, неоднократно падал под тяжестью Своей ноши. При падении было разбито колено, а тяжелая балка креста ударяла Его по спине и ногам. Следы этих падений и ударов запечатлены, по свидетельству экспертизы, на ткани Плащаницы.

Судебные эксперты-медики пришли к выводу, что менее чем через 40 часов посмертный процесс прекратился, ибо в ином случае сохранность пятен крови, лимфы и т. д. была бы существенно иной: к сороковому часу соприкосновения все отпечатки расплылись бы до неузнаваемости. Из Евангелия мы знаем, что Христос воскрес через 36 часов после Своего погребения.

Криминалисты и медики обратили внимание на то, что тело Распятого отделилось от всех кровяных сгустков, от всех затвердений сукровицы и околосердечной жидкости, не потревожив ни одного из них. А каждый врач, каждая медицинская сестра знают, как трудно отделяются бинты от присохших ран. Снятие повязок бывает очень трудным и болезненным процессом. Еще недавно перевязки считались порою страшнее операции. Христос же вышел из Плащаницы, не развернув ее. Он вышел из нее так же, как после Воскресения проходил сквозь закрытые двери. Камень от гроба был отвален не для Христа, а для того, чтобы во гроб могли войти мироносицы и ученики Господа.

Как могло произойти исчезновение Тела из Плащаницы без ее разворачивания и отрыва израненного тела от ткани? Именно этот факт-вопрос заставил атеиста и вольнодумца профессора сравнительной анатомии И. Деляже и атеиста профессора хирургии П. Барбье поверить во Христа и сделаться апологетами и проповедниками Плащаницы. Познакомившись с материалами исследований, неверующий профессор Сорбонны Овелаг погрузился в глубокое размышление и вдруг с просветленным лицом прошептал: "Друг мой, Он действительно воскрес!" Начав изучать Плащаницу, неверующий англичанин Вильсон в процессе своих исследований стал католиком. Таким образом, и медицинско-судебные, и изотопические исследования Туринской плащаницы подводят к признанию факта Воскресения Христа. Все ли это принимают?

Судебно-медицинские, криминологические свидетельства Воскресения принимаются подавляющим большинством синдологов. Часть же специалистов считает, что Воскресения не могло быть потому, что оно вообще невозможно. Они считают, что для объяснения неповрежденности и неразвернутости Плащаницы в момент изъятия из нее Тела необходимы иные рационалистические (то есть материалистически-атеистические) объяснения.

Как было показано, радиоуглеродная хронология не может быть применима к Туринской плащанице как противоречащая всему комплексу хорошо взаимоувязанных исторических данных о ее возрасте. Высокое содержание в ней С14, как и самое изображение, по нашему мнению, наряду с другими данными свидетельствуют о воскресении Христовом.

Глубокий смысл заключен в афоризме: "Пустая гробница Христа была колыбелью Церкви". Спаситель никогда не говорил о Своих страданиях и смерти, не упомянув о Своем Воскресении.

Проповедь апостолов - это прежде всего проповедь о Воскресшем Христе. В своей первой проповеди в день Пятидесятницы в Иерусалиме апостол Петр говорил: Сего Иисуса Бог воскресил, чему мы все свидетели (Деян. 2, 32). А потом Павел писал: Если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша (1 Кор. 15, 14).

Пережив распятие и смерть своего Учителя, апостолы, увидев воскресшего Христа и неоднократно встречаясь с Ним, преодолели подавленность и растерянность, наполнились радостью весьма совершенной. Горячей верой, твердым знанием, личным опытом, благодатию Святого Духа, полученной в день Пятидесятницы, они понесли в мир проповедь, что Христос воистину воскрес, и Его заповеди. Он... явил Себя живым по страдании Своем со многими верными доказательствами, - свидетельствует апостол Лука, который по тщательном исследовании всего сначала, по порядку описывал все (Лк. 1, 3).

А вот заключения юристов и историков. Эдвард Кларк пишет: "Я предпринял тщательный разбор свидетельств, связанных с событиями третьего дня Пасхи. Эти свидетельства представляются мне бесспорными: работая в Верховном Суде, мне... случается выносить приговоры на основании доказательств куда менее убедительных. Выводы делаются на основании свидетельств, а правдивый свидетель всегда безыскусен и склонен преуменьшать эффект событий. Евангельские свидетельства о Воскресении принадлежат именно к этому роду, и в качестве юриста я безоговорочно принимаю их как рассказы правдивых людей о фактах, которые они могли подтвердить".

Автор трехтомного труда "История Рима" профессор Т. Арнольд, изощренный ниспровергатель исторических мифов и ошибок, утверждает: "Удовлетворительность свидетельств жизни, смерти и Воскресения нашего Господа доказывалась неоднократно. Они отвечают общепринятым правилам, по которым надежные свидетельства отличаются от ненадежных" .

Другой исследователь, профессор Эдвин Сельвин, подчеркивает: "Воскресение Христа из мертвых на третий день в полной сохранности тела и духа есть факт, который представляется столь же надежным, как любой другой, подтвержденный историческими свидетельствами" .

Сомневавшемуся в Его Воскресении апостолу Фоме Христос показал на руках раны от гвоздей и рану в ребрах Своих и сказал не будь неверующим, но верующим. Фома воскликнул: Господь и Бог мой! Иисус сказал ему: ты поверил потому, что увидел Меня; блаженны невидевшие и уверовавшие (Ин. 20, 29). Им-то ведь и дается духовно-опытное сердечное познание воскресшего Господа, победы жизни над смертью, постижение Евхаристии.

Проведя много лет в сборе материалов о Туринской плащанице и поняв причины аномально высокого содержания в ее ткани С14, автор этих строк почувствовал, что к нему больше не относятся слова Христа, сказанные апостолу Фоме: ...блаженны не видевшие и уверовавшие (Ин. 20, 29). Я вложил перста мои в язвы гвоздинные и руку свою в ребра Его.

И думается, что после стольких свидетельств и древних, и Туринской плащаницы, не признавать Воскресение Христа может только тот, кто все в мире пытается объяснить своим ограниченным и греховным разумом, тот, кто ничего не хочет знать, тот, кому Бог мешает жить по его страстям и гордости. Знаменитый Бакунин, кумир молодежи конца прошлого века, говорил: "Если Бог существует, - Его надо запретить".

Плащаницу тоже запрещали. В течение десятилетий никаких общедоступных сведений о ней в Советский Союз не поступало. О ней даже не упоминали в антирелигиозных лекциях. Первая публикация о ней в журнале "Наука и религия" (1984, № 9) появилась лишь после поступления в редакцию "провокационных" писем читателей. В ней было множество принципиально важных недомолвок. В последующие годы в названном журнале, а также в других отечественных и зарубежных изданиях публикуется множество мелких статей, в которых отдельным изолированным фактам даются самые невероятные и необоснованные объяснения, а вся совокупность известных данных игнорируется. Один автор утверждает, что "негатив сделала молния", другой - что изображение возникло из-за тяжелой болезни распятого, третий - что в результате деятельности микробов, игнорируя результаты изучения "ожоговых эффектов ткани". Снова и снова воспревает идея о неизвестном гениальном художнике, несостоятельность которой неоднократно подчеркивалась. Утверждалось, что изображение возникло в результате некой бионической или психической энергии по Н.К. Рериху и йогизму Умершего. Что-то пишут об экстрасенсорике. Уже упоминалось абсурдное мнение, что в среднике века фанатики-христиане для исполнения ритуала и получения изображения распяли некоего человека, хотя о такой практике в истории ничего не известно. Появилась совершенно невероятная идея, что Христос на кресте не умирал, и Его сняли живым, поэтому потовые выделения и человеческая энергия отпечатались на Плащанице. Иисус из Назарета - великий честолюбец и актер, чтобы оставить Свое имя в веках, решил совершить нечто необычное: сознательно пошел на крест, разыграл смерть и Свое воскресение. Но как быть с неразвернутой Плащаницей, поразившей Барбье и других? Да и не только с этим.

Нереальность такой точки зрения понимал Давид Фридрих Штраус, который отрицал Божество Иисуса Христа и Его воскресение. Он писал:

"Не может быть, чтобы человек, в полумертвом состоянии похищенный из гробницы, который от слабости не держался на ногах, которому нужны были медицинская помощь, перевязки, лечение, и который был во власти физических страданий, вдруг произвел бы такое впечатление на своих учеников: впечатление человека, победившего смерть, Повелителя Жизни, - а ведь именно это впечатление стало основой всех будущих проповедей. Такое оживление могло только ослабить впечатление, которое Он производил на них в жизни и смерти. В лучшем случае, оно могло привнести некоторую элегическую нотку, но никоим образом не могло бы превратить их горе в энтузиазм, равно как и возвысить их уважение к Нему до религиозного поклонения".

Как не принимали и не принимают Христа, так не принимают Его Святую Плащаницу, четко свидетельствующую о страданиях и Воскресении Господа нашего. Одни, увидев и изучив ее, принимают веру, а другие выдумывают всякие ложные и несостоятельные объяснения, только чтобы оправдать свое неприятие Христа.

Наша вера не в Плащанице, не в рациональном знании, а в сердце, в благоговении и духовном опыте. "Блаженны не видевшие и уверовавшие". Плащаница нужна для Фомы неверующего. А для того, кто отвергает Бога, она - неприятная заноза, о которой надо забыть. Есть люди, которые требовали прекратить публикацию материалов о Туринской плащанице.

Когда мы, православные, на ликующий пасхальный возглас "Христос воскресе!" отвечаем "Воистину воскресе!", мы свидетельствуем свою веру, а в песнопении "Воскресение Христово видевше" свидетельствуем о своем религиозном, духовном опыте. Он в нашем богослужении, наших молитвах и жизни, Он - в Таинстве Святой Евхаристии.

Литература

Арутюнов С. А., Жуковская Н. Л. Туринская плащаница: отпечаток тела или творение художника? // Наука и жизнь, 1984, № 12, сс. 102-111.
Бутаков Н. А. Святая Плащаница Христова. Джорданвиль (США), 1968.
Гаврилов М. Н. Туринская плащаница: Описание и научное объяснение. Брюссель, 1992.
Изотопная геология. М., 1984.
Изотопное датирование процессов вулканизации и осадкообразования. М., 1985.
Свящ. Глеб Каледа. Святая Плащаница и ее значение для христианского сознания и духовной жизни // Московский церковный вестник, 1991, № 2.
Свящ. Глеб Каледа. Туринская плащаница и ее возраст // Журнал Московской Патриархии, 1992, № 5.
Либби В.Ф. Радиоуглеродный метод определения возраста // Материалы Международной конференции по мирному использованию атомной энергии. Т. 16. Женева. М., 1987, сс. 41-64.
Мак-Дауэл, Дж. Неоспоримые свидетельства (Исторические свидетельства, факты, документы христианства). М., 1990.
Радиоуглерод. Сб. статей. Вильнюс, 1971.
Туринская плащаница // Логос, 1978, № 21/22, сс. 93-115.
Тэркэм, Генрих. Подлинна ли хранящаяся в Турине Плащаница? Брюссель, 1965.
Beecher P. A. The Holy Shroud of Turin // Irish Eccl. Rec., 1938, ser. 5, vol. 25, pp. 49-66.
Nydal R. Increase in radiocarbon from the most recent series of three nuclear tests // Nature, 1963, vol. 200, pp. 212-214.
Waliszewski, St. Calun Turynski Dzisial. Krakov, 1987.
Wilson I. The Shroud of Turin. N. Y., 1979.

Отец Глеб Каледа

(2.12.1921 - 1.11.1994)

Автор этой небольшой книги как будто бы специально был подготовлен Божиим промыслом для того, чтобы ее написать. Он был крупным ученым-геологом, профессором, доктором наук. Поэтому он прекрасно знал цену научным и лженаучным публикациям о Туринской плащанице (не говоря уже о журнально-газетных сенсациях), умел разобраться, что в них правдиво, а что ошибочно. И, конечно, в поисках истины он опирался на свой незаурядный духовный и церковный опыт; вначале - набожного мирянина, верного чада гонимой Церкви, затем, около 20 лет - тайно рукоположенного священника, а последние несколько лет жизни - одного из тех, кто возрождал в стране религиозное просвещение.

Книгу о. Глеба можно посоветовать прочесть самым разным людям, и все они найдут в ней для себя что-то свое, как будто обращенное лично к ним. Те, кто интересуется историей, обнаружат исчерпывающий по полноте исторический очерк поисков, обретений, надежд и разочарований, сменяющихся новыми надеждами, - историю заблуждений человеческого ума и прозрений, подкрепляемых верой. Интересующиеся естественными науками наверняка оценят силу доказательств о. Глеба и - вместе с другими читателями - его умение просто писать о сложном. Те, кто склонны размышлять о свойствах и сущности человеческого сознания, воочию убедятся в том, насколько плодотворным может быть сочетание веры и знания - если это подлинная вера и подлинное знание. Всякий верующий христианин найдет в работе о. Глеба драгоценный духовный опыт, опыт религиозного отношения ко всем явлениям бытия. А тот, кто далек от Церкви, сможет получить внушающий доверие материал для размышления.

Какова же была жизнь того, кто смог написать эту работу? Обратимся к биографической справке, которую он составил буквально за несколько дней до смерти. Она ценна для нас тем, что это - слова человека, продумывающего весь ход своей жизни перед тем, как покинуть этот мир. По мере необходимости мы будем дополнять данные о. Глеба другими свидетельствами о его жизни.

Глеб Александрович Каледа родился в 1921 г. в Петрограде в православной семье (с 1927 г. семейство живет в Москве). Он был старшим сыном. Его отец, Александр Васильевич, крупный экономист, и мать, Александра Романовна, принимали живое участие в жизни гонимой Церкви. Они не только хранили веру, но и оказывали помощь тем, кого ссылали, лишали "прав" и тем самым - какой бы то ни было возможности к существованию.

С начала Великой Отечественной войны Глеб Каледа был призван в армию, в декабре 1941 г. попал на фронт и находился в действующей армии до сентября 1945 г. Он был радистом, гвардии рядовым ракетных войск, участвовал в сражениях на Волховском и Воронежском фронтах, в Сталинградской битве - с первого до последнего ее дня, а затем - Курская дуга и штурм Кенигсберга. В 1945 г. поступил в Московский геологоразведочный институт и окончил его в 1951 г. с отличием; в 1954 г. защитил кандидатскую диссертацию, в 1981 г. - докторскую. Список его научных публикаций включает свыше 170 названий. Работал в научных и учебных институтах, много времени провел в геологических экспедициях.

В 1951 г. Г.А.Каледа женился на Лидии Владимировне Амбарцумовой, дочери своего первого духовника, расстрелянного в 1937 г. в Бутово. Из их шестерых детей четверо получили медицинское образование, двое - геологическое. Сейчас среди них - настоятельница монастыря и супруга священника, настоятель храма и диакон, геолог и врач.

В 1972 г. Г.А.Каледа был тайно рукоположен во иереи митрополитом Ярославским и Ростовским Иоанном (Вендландом).

Алтарь домашней церкви о. Глеба был освящен во имя Всех святых, и земле Российской просиявших. В 1990 г. по благословлению Святейшего Патриарха Алексия II стал священником Московской епархии. Служил в храме Илии Обыденного, затем - во вновь открывшихся храмах Высоко-Петровского монастыря; был духовником общины трапезного монастырского храма во имя преп.Сергия Радонежского. Заведовал сектором в Отделе религиозного образования и катехизации; был одним из основателей Катехизаторских курсов, преобразованных затем в Свято- Тихоновский Православный богословский институт. Занимался лекционной деятельностью в Москве и во многих городах России. Стал первым московским священником, работавшим в тюрьмах, первым настоятелем храма при Бутырской тюрьме; крестил, катехизировал, исповедовал (в том числе - и смертников), служил литургию, просто беседовал... даже венчал, и сам помогал девушкам "с воли" обвенчаться с заключенными.

Среди его богословских работ - статьи по апологетике, православному воспитанию и образованию, печатавшиеся в "Журнале Московской Патриархии", журналах "Альфа и Омега", "Православная беседа", "Путь Православия".
О. Глеб - автор книг, распространявшихся в свое время в "самиздате": "Библия и наука о сотворении мира", "Домашняя церконь" (о христианской семье). Некоторые из книг о. Глеба - "Остановитесь на путях ваших. Записки тюремного священника", сборник проповедей "Полнота жизни во Христе", "Домашняя церковь" вышли из печати в издательстве Зачатьевского монастыря, отдельные проповеди подготовлены к печати и изданы общиной Высоко-Петровского монастыря. Другие работы о. Глеба готовятся к печати.

О.Глеб был невероятно разносторонней и столь же невероятно целостной личностью. В его богатой событиями жизни обращает на себя внимание последовательность, которая обычно встречается разве что в житиях: набожный отрок-воин- ученый-странник-пастырь. Казалось, что этот человек никогда не знал никаких внутренних противоречий, - все у него было "на месте". И внешне о. Глеб до последних месяцев своей долгой жизни привлекал внимание: стройный, очень подтянутый, с безупречной осанкой (сказывалась "кавалерийская выучка" - тысячи километров экспедиций проделаны в седле), как-то особенно ловко и споро двигающийся, очень живой и абсолютно не суетливый. На его лице мы могли увидеть духовную радость, которая, к сожалению, так редко встречается в нашей повседневной жизни. Служение, поведение, весь образ батюшки были проникнуты благоговением, - этому важнейшему понятию он уделял огромное внимание, справедливо указывая, что оно почти бесследно исчезло из системы нравстненных ориентиров. "Внедрению" благоговения в души своих духовных детей о. Глеб посвящал проповеди, беседы, и не останавливался перед тем, чтобы строго выговорить тем, кто в храме без нужды передвигался с места на место, разговаривал или просто был в неподобающем настроении - поверхностным, рассеянным, легкомысленным. Да и вне храма о. Глеб - при всей его живости и приветливости - был образцом благоговения; как бы учил своим примером чтить образ Творца, отразившийся в сотворенном Им мире. Так, он мог сделать выговор любящему его (и любимому им самим) духовному чаду за неподобающую "резвость" при испрашивании благословения, пусть даже она диктовалась самыми лучшими чувствами: увидел любимого батюшку, подбежал, улыбаясь...

С особой серьезностью о.Глеб относился к духовному воспитанию девушек - будущих матерей, создательниц и хранительниц христианского семейного очага. Благословлял длительные помолвки, во время которых многократно беседовал с будущими супругами. Во время венчания казалось, что все силы своей души он стремится передать тем, кто стоит перед аналоем, и чувствовалось, что его молитва, его благословение явственно обладают силой, претворяющей их в действительность.

Но прежде всего все, знавшие о. Глеба, ценили его даже не как замечательного человека и пастыря, но как свидетеля и участника жизни Церкви в те времена, когда многие и многие считали, что она умерла и не воскреснет. Он был среди тех, кто верой и молитвой, действием и свидетельством хранили Церковь - и сохранили ее по слову Божию: "врата ада не одолеют ее" (Мф 16:18).

В основу текста этой небольшой книги положена последняя прижизненная публикация о. Глеба - статья "Туринская плащаница - предмет пререканий" ("Альфа и Омега" Мо 2, 1994), в которой он подвел итог своих многолетних изысканий на эту тему.

Первое издание вышло в свет два года назад вскоре после кончины о. Глеба, тиражом 30 тысяч экземпляров. Книга нашла отклик у широкого круга читателей. Выдержки из нее были перепечатаны профсоюзной газетой "Солидарность", журналами "Фома" и "Наука и религия". Можно утверждать, что точка зрения священника и ученого Глеба Каледы на Туринскую плащаницу за два прошедших года стала основополагающей в этом вопросе.

Примечания

Эпиграф в переводе еп. Кассиана (Безобразова).
С. Пиа опубликовал свои воспоминания о фотографировании Туринской плащаницы в 1907 г. Отрывки из них цитировались разными авторами.
Пс 13:1.
Это отмечают все исследователи Туринской плащаницы. Станислав Валишевский составил таблицу сопоставлений евангельских повествований и "свидетельств" Туринской плащаницы (здесь и далее см. список литературы на с. 27).
Авторы таких заметок в популярных журналах не задумываются над тем, как мог художник средневековья написать образ в виде негатива, когда еще не было никаких представлений о фотографии, не говоря о психолого-технологических трудностях рисовать тени светлыми; для кого он писал, какую цель преследовал, когда шел на сознательную мистификацию, как бы предвидя все законы и правила фотографирования.
Об этом рассказывала святая Нина, просветительница Грузии.
Имеется мнение, что Плащаница Иисуса Христа длительное время хранилась в Эдессе (совр. юго-восточная Турция), у потомков царя Абгара (Авгаря).
Хронологическую таблицу истории Туринской плащаницы с 30-х гг. I в. до синдологической конференции в 1977 г. в Альбукерке (США) дает в своей большой работе Дж. Вильсон.
См. сборник статей "Радиоуглерод" (Вильнюс, 1971).
Вспомним, что радиоактивность была открыта Беккерилом благодаря следам на незасвеченной фотографической пластинке.
Мак-Дауэл, Дж. Неоспоримые свидетельства (Исторические свидетельства, факты, документы христианства). М., 1990, с. 175.
Там же.
Там же, с. 174.

По благословению
Святейшего Патриарха Московского и всея Руси
АЛЕКСИЯ II.
(М.: Издательство "Зачатьевский монастырь", 1997)

Тюремный пастырь

Его трудами был воссоздан храм Покрова Богородицы в Бутырской тюрьме . Первую Литургию в Бутырском храме он совершил на Светлой неделе года. Постепенно храм преобразился, был сделан алтарь ; многие жертвовали туда церковно-служебные предметы. 23 октября года отец Глеб указом патриарха Алексия II был назначен настоятелем Бутырского храма - первым после семидесятилетнего запустения.

В тюрьме отца Глеба полюбили и охрана, и заключенные. Обитатели камер ждали его посещения, с глубоким уважением относились к нему, упрашивали его побыть с ними подольше. Он уходил от заключенных уже после отбоя и глубоко за полночь возвращался домой. Он был отцом шести детей, и этот опыт отцовства сполна раскрылся в его пастырском служении. К каждому из заключенных он относился как к сыну по плоти, и многие лишь через него впервые ощутили само понятие отцовства. Он очень близко к сердцу принимал все невзгоды, несчастья и падения каждого.

Бывал отец Глеб и в коридоре смертников. Первый раз, когда он туда вошел, надзиратель был за дверью и держал дверь ногой, чтобы она не закрывалась. А потом отец Глеб приходил, говорил, чтобы пришли за ним через час, дверь закрывали, и он сидел со смертниками; обнимал их, старался носить им подарки, яблоки. К Пасхе очень волновался чтобы туда относили куличи и яйца. Он проводил в камере смертников многие часы, оставаясь с ними один на один. Нескольких из них крестил , и они пересмотрели всю прошлую жизнь. Отец Глеб неоднократно говорил, что нигде не видел такой горячей молитвы, как в камере смертников. Увиденное там еще более убедило его в необходимости отмены смертной казни, ибо, по его словам, «мы приговариваем к смерти одного человека, а казним уже совсем другого »...

Священник Глеб Каледа скончался

Протоиерей Глеб Каледа принадлежит к числу замечательных священников, имена которых вписаны в скорбную и одновре-менно победную историю нашей Церкви XX века. Успевший пройти и войну, и науч-ное поприще, доктор наук и тюремный свя-щенник, духовный писатель и замечатель-ный семьянин, отец Глеб навсегда останет-ся в памяти тех, кому Господь судил встре-тить его на своем жизненном пути.

Родился Глеб Александрович Каледа 2 декабря 1921 года в Петрограде, отцом его был Александр Васильевич Каледа, крупный экономист, в свое время окончивший Минскую духовную семинарию и Петроградский политехнический институт. Мать, Александра Романовна, происходила из дворянского рода Сульменевых, ее отец был царским генералом, воспитателем наследника сербского престола, будущего первого короля Сербии Александра.

По переезде в Москву в 1927 году у семьи установились тесные духовные связи с бывшими членами Христианского студенческого движения. В это время массовых гонений на Церковь небольшая квартира семьи превращается во временное пристанище для репрессированных священнослужителей и членов их семей, скрывающихся от властей или едущих в ссылки из ссылок. Первый духовный отец Глеба о. Владимир (Амбарцумов) (впоследствии он был прославлен как священномученик), протоиерей, настоятель храмов св. князя Владимира в Старых Садах и св. Николая у Соломенной Сторожки, был расстрелян 5 ноября 1937 года. Подростком Глеб, по просьбе о. Владимира Амбарцумова, разыскивал скрывавшихся в Подмосковье православных клириков, по возможности помогая им деньгами и продуктами.

В своей книге «Записки рядового» о. Глеб Каледа писал: «Отрочество не рисуется мне светлыми и легкими акварелями» В нем были и голод, и длинные очереди за хлебом, и долгие тайные разговоры родителей с друзьями на кухне, когда дети, они думали, спали.

Семьи, входившие в Христианский кружок дружили, помогали друг другу во всем, дружили и их дети. Глеб был дружен с сыном о. Владимира (Амбарцумова) –Евгением, его дочерью Лидией, (ставшей через много лет его женой), Сережей Шиком, сыном будущего священномученика о. Михаила (Шика), Натальей Квитко.

Детьми Глеб с братом Кириллом часто бегали играть на Ивановский проезд в семью Надеждиных, чей отец, священник о. Василий, в начале 30-го года скончался в лагере в Кеми.

Маленьким Глеб спрашивал мать: «Почему всех арестовывают, а нас не арестовывают?»

А мы недостойны пострадать за Христа, - отвечала мать

С детства он привыкал к конспирации. Мама, попросив его встретить на углу Новослободской улицы и Сущевского вала о. Владимира (Амбарцумова), строго наказывала ему не подходить к о. Владимиру под благословение, надо было соблюдать осторожность в поведении.

В ноябре 1933г умерла Александра Романовна, мама Глеба, ему было 12 лет. Он очень тяжело пережил смерть матери, они были очень близки друг другу, пришлось остаться в школе на второй год.

Потом арестовали о. Владимира Амбарцумова, и Глеб с Лидой часто ходили в приемную НКВД на Кузнецком мосту узнать, где он и что с ним. Все эти часы и дни Глеб всегда ждал Лиду неподалеку от приемной.

Началась война. Глеб дежурил в противопожарной охране и гасил по ночам зажигательные бомбы. В августе 1941 года Глеб был призван в армию. На Урале он проходил подготовку на курсах связистов.

Глеб в качестве связиста был участником сражений на Волховском фронте, под Сталинградом, Курском, в Восточной Пруссии, участвовал в освобождении Белоруссии, день Победы встретил недалеко от Гданьска. Позже воспоминания о своей жизни он назвал «Записками рядового», так как «рядовым я прошел войну, позже стал рядовым научным работником, в конце жизни – мелким синодальным чиновником и рядовым священником Русской Православной Церкви».

Во время войны Глеб учился.Он всегда носил с собой учебники, заочно окончил курсы немецкого языка. Затем он поступил на заочное отделение Института цветных металлов. Друзья все время посылали ему на фронт учебники. Сначало начальство не одобряло его занятий, (у него и так была тяжелая поклажа – радиостанция), а потом с этим смирилось. И к концу войны даже бывало так, что кто-то из начальства подходил к нему и говорил: «Глеб, тебе надо заниматься!»

30 марта 1945 года погиб на фронте брат Глеба Кирилл Каледа, ведя в бой свое подразделение. Кирилл погиб в своем первом бою, попав на минное поле. Сохранилось его письмо, где он так героически стремился в бой. Глеб его охлаждал и писал, что все далеко не так романтично, что война - это сырость, грязь, мокрые окопы и кровь – « отдай свою душу в руки Господа и доверься ему, и все будет хорошо».

Вскоре после окончания войны Лидия получила от Глеба открытку, на ней весна, улица, цветущие деревья. В ней было написано: « Лидочка, с миром! Окончание войны совпало с Красной Горкой, словно Он восстал, чтобы сказать: «Мир вам!» Это совпадение как-то очень… Ты понимаешь меня, ибо, вероятно, переживаешь то же. Радуйтесь празднику Неба и празднику Родины. Пусть будет весна – весной. Целую, твой брат Глеб.

Война окончилась.

В июне 1945 года Институт цветных металлов вызвал Глеба на сессию. Его отпустили из армии. Но заниматься ему было трудно, часто болела голова, он был очень утомлен войной и всем пережитым. Глеба положили в больницу. Врачи понимали, что война окончена и освободили его от армии. Так Глеб остался в Москве.

Поступать в Институт цветных металлов Глеб передумал, он поступил в Московский геологоразведочный институт (МГРИ), где его приняли без всяких экзаменов.

Он с увлечением и очень успешно занимался в институте, летом обыкновенно уезжал в экспедиции в Среднюю Азию. Выбор этого региона для исследований был связан с тем, что в Ташкенте служил его духовник отец Иоанн (Вендланд), который был секретарем епископа Гурия (Егорова). С архимандритом Иоанном Глеб познакомился в Троице-Сергиевой Лавре. Приемная мать Глеба представила Глеба наместнику ТСЛ архимандриту Гурию, которого она знала по Петербургу, где занималась у него на богословских курсах. А архимандрит Гурий передал его архимандриту Иоанну(Вендланду), который по светскому образованию был геологом.

В 1946г архимандрит Гурий был посвящен в епископы и отправлен в Ташкент вместе с архимандритом Иоанном. Таким образом планы Глеба работать на севере изменились. Он решил, что будет работать на юге, чтобы видеться со своими духовными руководителями.

Глеб хорошо учился, уже на втором и третьем курсе он получал сталинскую стипендию, 800 рублей, по тем временам очень большие деньги. Причем и преподаватели и студенты, все решили, что именно он должен получать эту стипендию. Но секретарь комсомольской организации был против. Он заявил, что даже если Глеб прошел войну, но не был ни пионером, ни комсомольцем, то за этим что-то стоит. Но общественность все-таки победила, и Глеб получал сталинскую стипендию. Он много и регулярно помогал и своей семье, и семьям своих друзей.

Глеб и Лидия всегда были самыми близкими друзьями. Об этом можно судить по письмам, которых сохранилась в семье целая коробка. Вот одно из этих писем.

« Я помню наше условие. На днях стал читать, как открылось. Это была 14 гл. Мрк. И.Х. сам показал нам, как мы должны молиться: «Авва, Отче! Все возможно тебе; пронеси чашу сию мимо меня; но не чего Я хочу, но чего Ты». Это образ молитвы для всякого христианина в решительные минуты его жизни, в моменты крутых поворотов его судьбы. Обрати внимание, это место открылось само. Если можно, то я не поеду на фронт. Да будет воля Отца! Человек наделен в известных пределах свободной волей. Это и ответственность большая (иногда даже страшная), и счастье.

В театре крови я буду являться одним из важнейших винтиков (радист, через которого проходят все команды) машины убийства (скажи, где правые, где виноватые?) Смерть. Нам, простым людям, конечно, хочется жить, особенно молодежи, но разве так уж важно долго жить? Разве смерть близкого человека, тяжело переживаемая нами, не открывает нам дверь в другой мир? Помнишь, кн.Марья и Наташа, когда умер кн.Андрей, плакали не от горя, а от умиления перед простым и торжественным таинством смерти. Первые христиане на похоронах одевались в голубое как символ вечности»

Другое письмо: «Нам надо отдать себя Его воле – и только. Что нам опасность? Разве наш дом здесь? Разве не мы поем: не убоимся ужасов в ночи, стрелы летящей днем? Неужели и здесь мы далеки от слов: Падут тысячи и тьма одесную тебе? О, как все это справедливо! На войне личным опытом это постигнуто.

У меня есть глубокое ощущение, что лично мне не нужны ровики, ибо то, что будет со мною, совершенно не зависит от них. Оно очень глубоко и прочно. Ровики, конечно, рою, ибо приказывает начальство и неудобно уклоняться от работы, когда работают товарищи. Разве нет у нас Сильнейшей защиты? И в этом чувстве нет и капли моей личной заслуги.»

У него была совершенно твердая вера, поэтому, как писала впоследствии его жена, он и остался жив, пройдя всю войну, и попадая в такие тяжелые обстоятельства, когда другие, даже офицеры, удивлялись, каким чудом он остался жив.

Долгие годы Глеб и Лидия были самыми большими друзьями, не помышляя о женитьбе. В доме Амбарцумовых он бывал очень часто. В конце 1949 года он отправил письмо своему духовному отцу арх.Иоанну (Вендланду) , в котором спрашивал его благословения, что ему делать после окончания института, стать ли монахом или жениться.

« В такой давней, прочной и все растущей дружбе можно видеть промысел Божий и благословение Божие… а на вопрос: можешь ли ты быть монахом? – приходится дать такой ответ: монахом ты мог бы быть, но твоя жизнь сложилась так, что это невыполнимо.

Тебя тянет пойти на церковное служение в некотором далеком будущем?

Дай Бог! Лида этому не помешает.»

Глеб и Лидия съездили вместе к преподобному Сергию и на Ваганьковское кладбище, на могилы к их мамам. Так они стали женихом и невестой.

Расписались они 5 апреля 1951года, расписались и разошлись, не придавая этому никакого значения. Жить им было негде. Венчание все время откладывалось, потому что Глеб хотел окончить диплом, а он ко всему, что он делал, относился очень основательно.

Венчались в последнюю пятницу перед Вознесением, 1 июня 1951 года. После венчания уехали в Сергиев Посад. Никакого особо пышного стола не было, да они и не хотели устраивать такой стол, венчались при закрытых дверях, присутствующих было очень мало.

Они поженились, зная друг друга уже 20 лет.

Вскоре после венчания молодые уехали в экспедицию в Ташкент. Это было их свадебным путешествием. Их первым отдельным жильем была палатка.

И началась жизнь, полная бытовых трудностей, съемных комнат, дач. Рождались дети один за другим. Через год после свадьбы родился Сергей, в 1954 году – Иван. Через полгода Глеб блестяще защитил кандидатскую диссертацию и уехал в экспедицию. Лидия осталась одна с двумя детьми.

В своей книге о семье «Домашняя церковь» о. Глеб впоследствии писал: « Супруги-христиане должны быть готовы, несмотря на все трудности, строить христианские семьи, помня, что на каждого ребенка Бог посылает помощь по вере родителей. Многодетность семьи – одна из форм распространения христианства.

А родителям следует носить своих детей на раменах молитв, как друзья несли расслабленного к ногам Иисуса, и Он, видя их веру, исцелил его.»

И не было никакого расхождения между словами этой книги и созиданием собственной семьи о. Глеба и матушки Лидии.

В августе 1955 года родилась Александра, в это время они жили в очень холодном доме. Пол всегда был очень холодный. Зимой, когда Лидия стирала, таз с пеленками примерзал к полу. На учет по жилью их никак не ставили, так как у них получалось больше трех метров на человека.

В июле 1958 года родился Кирилл, в апреле 1961 года - Маша, в марте 1963 года – Василий. После его рождения семью все-таки поставили на учет.

Глеб по-прежнему уезжал в экспедиции, иногда даже на пять месяцев, а Лидия с детьми ждали его.

В июле 1966 года им предложили 5-комнатную квартиру, в которой семья и сейчас живет. Тогда, после съемных комнат, это, конечно, была большая радость для них.

Вскоре после рождения Василия Глеб Александрович стал начальником литологического отдела ВНИГНИ (Всесоюзного научно-исследовательского геологоразведочного нефтяного института). На этой работе ему тоже приходилось ездить в командировки, правда, не такие длинные. Во все экспедиции Глеб Александрович неизменно брал с собой Евангелие и записную книжку, в которой Лидия Владимировна написала ему последование вечерни и утрени (какие псалмы читать и т.д.) , а в другой половине записной книжки были службы по гласам. И Глеб Александрович, где бы он не находился, неизменно в субботу и воскресенье вычитывал сколько можно, никогда не забывал праздников.

Шли годы. В 1957году арх.Иоанн (Вендланд) был послан в Дамаск, в Антиохию, потом в Берлин, а в 1962 году в Северную Америку. Их духовная связь временно прекратилась.

Но в 1967 году уже митрополит Иоанн вернулся в Россию и занял Ярославскую кафедру. Он купил себе половину дома в Переславле-Залесском, чтобы быть где-то прописанным. И с того времени Глеб Александрович стал регулярно бывать в Переславле-Залесском и останавливаться в епархиальном доме.

В 1972 году Владыка неожиданно попросил Глеба Александровича нарисовать план их квартиры и увидел, что у них есть комната, которая не граничит с соседними квартирами. После этого он предложил Глебу Александровичу принять тайное священство. Глеб Александрович сказал, что он недостоин. Владыка сказал, что достойных нет, и в день Трех Святителей, 12 февраля 1972 года, Глеб Александрович был тайно посвящен в диаконы в церкви епархиального дома, а 19 марта владыка рукоположил Глеба Александровича в пресвитера в Никольском храме, бывшем тогда кафедральным собором Ярославля. Это не катакомбная церковь, это церковь наша, Московской Патриархии. Отец Глеб поминал митрополита Иоанна как правящего архиерея и святейшего Патриарха, здравствовавшего тогда патриарха Пимена.

Когда владыка Иоанн предложил Глебу Александровичу принять священство, первое условие, которое он поставил перед ним – согласие супруги. И отец Глеб теперь уже, стал служить Церкви, совершать службы, принимать своих духовных детей с согласия своей супруги и с участием всей семьи, всех, тогда уже шестерых детей.

Сначала о том, что папа стал священником, сказали только старшим детям. В Лазареву субботу они совершили первую Литургию.

Перед этим нужно было все организовать, то есть из ничего сделать храм. Матушка Лидия сшила полотняный подризник, как длинную ночную рубашку. Он всегда лежал среди белья. Потом из полосок ткани сделали епитрахиль. Фелони не было, был большой плат, который застегивался спереди английской булавкой, сзади пришивался крест, и получалась фелонь. Слава Богу, нашелся большой фужер, который стал Чашей; другой фужер стал дискосом. Окна кабинета завесили очень плотно, по краям стола и тумбочки положили тома докторской диссертации о.Глеба, на них полотенца и поставили иконы. Получился маленький алтарь. Для Престола был куплен большой этюдник.

Храм решили освятить в честь Всех святых, в земле Российской просиявших. На престольный праздник обязательно служили всенощную и по очереди читали канон русским святым.

Начались домашние богослужения, началось священническое служение о. Глеба.

Практически служили каждое воскресенье. В будни отец Глеб вечером возвращался с работы (он продолжал работать), к нему приезжали люди, они ужинали, и до 11 – исповедь. Увеличивалось число духовных детей о. Глеба.

При таком напряженном графике работы в 1981 году о. Глеб защищает докторскую диссертацию, в 1982 году ему присвоено звание профессора.

19 августа 1990 года о. Глеб подал прошение Патриарху, и 1 октября о. Глеба известили, что Святейший признал его священство, очень положительно отнесся к его прошению выйти на открытое служение. Для практики его послали служить в храм Илии Обыденного.

Окончательно из ВНИГНИ отец Глеб ушел в январе 1992 года, хотя директор даже предложил ему совмещать священническое служение с научной деятельностью, но он от этого отказался, стремясь полностью отдать себя новому служению.

Протоиерей Владимир Воробьев вспоминает об отце Глебе:

Познакомиться с отцом Глебом Бог при-вел меня около 40 лет назад, но близкое об-щение началось примерно с 1988-1989 гг., когда мы с собратьями-священниками ста-ли организовывать лектории в разных клу-бах Москвы. После открытия годового лек-тория в Центральном доме культуры желез-нодорожников к нам присоеди-нился отец Глеб. Он с замечательно живым интересом читал лекции, отвечал на во-просы, беседовал со слушателями. Мне бы-ло известно, что отец Глеб – тайный свя-щенник, и легализовать свое священство ему не удавалось.

Мы просили Святейшего Патриарха Алексия о назначении отца Глеба в Спас-ский храм Андроникова монастыря, но это не получилось. В конце 1990 г. по инициа-тиве игумена Иоанна (Экономцева) и под его руководством был учрежден Союз православных братств. Союз был разделен на 15 секторов, и все участники должны были записаться в какой-либо сектор. Мы вошли в образовательный сектор и организовали на его базе катехизаторские курсы. Ректо-ром решили выбрать отца Глеба, чтобы по-мочь ему легализоваться.

6 февраля 1991 г. начались занятия на наших курсах. Записались примерно 300 человек, энтузиазм у преподавателей и студентов был огромный, курсы сразу приоб-рели широкую известность, а отец Глеб, ставший близким помощником игумена Иоанна (Экономцева), скоро был принят в клир и назначен служить в родной ему храм Ильи Обыденного.

Игумен Иоанн скоро понял, что только два сектора по-на-стоящему перспективны, и предложил Свя-тейшему Патриарху Алексию учредить два новых Синодальных отдела. Во главе Отде-ла благотворительности был поставлен ар-хиепископ Солнечногорский Сергий, а во главе Отдела религиозного образования и катехизации - игумен Иоанн. Новый отдел располагался в Высоко-Петровском монас-тыре, в нем были запланированы пять сек-торов, и возглавить главный - сектор ре-лигиозного образования - пришлось отцу Глебу. Его деятельность успешно развива-лась, и на учебном совете курсов, состояв-шемся 29 мая 1991 г., он попросил его пере-избрать, так как совмещать все свои долж-ности он уже не мог - 2 декабря отцу Глебу исполнялось 70 лет.

Отец Глеб с грустью оставлял свое рек-торское послушание, но работа в отделе, чтение лекций по научной апологетике и служение в храме полностью поглощали его силы. Видимо, болезнь уже подтачивала его.

Осенью 1991 г. на курсы набрали еще 300 человек, и стало ясно, что можно от-крывать Богословский институт. Было по-лучено благословение Святейшего Патри-арха Алексия, и 12 марта 1992 г. был зарегистрирован первый устав Богословского ин-ститута. Новый Православный Свято-Тихо-новский богословский институт входил в подчинение Отдела религиозного образо-вания и катехизации, так что отец Глеб был нашим прямым начальником. С отцом Гле-бом мы теперь встречались в отделе, засе-дали на ученых советах.

Дважды я был у не-го дома, помню его теплые беседы. Вместе с отцом Глебом мне довелось летать в ко-мандировку в Новосибирск на конферен-цию. В гостинице по вечерам мы обсужда-ли разные проблемы: как развивать духов-ное образование, как воспитывать студен-тов, обменивались мнениями о предпола-гаемой канонизации Царственных муче-ников.

В Москве один или два раза я был у отца Глеба в Бутырской тюрьме, работа в которой, кажется, больше всего в послед-нее время притягивала его доброе сердце. Теперь он служил в Сергиевской трапезной церкви Высоко-Петровского монастыря и в тюремном Покровском храме.

Отец Глеб был замечательным духовни-ком - мне один раз довелось исповедо-ваться у него. Его очень любили и почитали заключенные, своей верой и любовью он умел расположить к покаянию даже зако-ренелых преступников. Вера его была пламенной, он целиком отдавался тому, что де-лал. Большую часть жизни ему пришлось заниматься наукой, а последние свои годы он все свое трепетное сердце, все время и силы посвятил служению Богу и Церкви.

8 мая 1994 г., в неделю Антипасхи, семьи Калед и Амбарцумовых получили известие о том, что имя Владимира Амбарцумова есть в списке расстрелянных в Бутово. И уже очень больной и слабый о. Глеб садится в машину и едет в Бутово, и, так как в будни туда не пускали, отслужил панихиду рядом с полигоном. И о. Глеб, и его семья переживали это известие как очень большое событие.

8 июня 1994 г. на Литургии после освя-щения институтского храма Живоначальной Троицы на Пятницкой улице Святей-ший Патриарх Алексий возвел отца Глеба в сан протоиерея. К этому времени он про-служил в священном сане уже более 20 лет. Вскоре его положили в больницу.

В больнице отец Глеб был таким же, как всегда, - спокойным, собранным, погру-женным в молитву и мысли о служении Церкви, как будто он не знал о своем смер-тельном диагнозе. Отец Глеб не жаловался на свои страдания и о болезни говорил ма-ло.

Однажды, когда он еще мог выходить на прогулку, мы с ним ходили смотреть, как восстанавливается храм во имя иконы Божией Матери «Отрада и утешение» за Бот-кинской больницей. По дороге он, как все-гда, живо расспрашивал о новостях в Свято-Тихоновском институте, делился своими мыслями и наблюдениями.

Потом я видел отца Глеба только в постели, когда он тяже-ло страдал. Но ни тени жалости к себе или уныния не видно было в его душе. Серьезно и мужественно готовился он к смерти, как на фронте, твердо, с молитвой и верой шел навстречу зову Божию. Кончина отца Глеба 1 ноября 1994 г. воспринималась как свет-лая и благодатная победа, увенчавшая его трудный жизненный подвиг.

Среди его богословских работ - статьи по апологетике, православному воспитанию и образованию, печатавшиеся в "Журнале Московской Патриархии", журналах "Альфа и Омега", "Православная беседа", "Путь Православия".

О. Глеб - автор книг, распространявшихся в свое время в "самиздате": "Библия и наука о сотворении мира", "Домашняя церковь" (о христианской семье). Некоторые из книг о.Глеба - "Остановитесь на путях ваших. Записки тюремного священника", сборник проповедей "Полнота жизни во Христе", "Домашняя церковь" вышли из печати в издательстве Зачатьевского монастыря, отдельные проповеди подготовлены к печати и изданы общиной Высоко-Петровского монастыря. Другие работы о.Глеба готовятся к печати.

В 2007 году издательством Зачатьевского монастыря выпущена книга об о. Глебе, которая так и называется: «Священник Глеб Каледа – ученый и пастырь.» В ней любовно и внимательно собраны книги и статьи о. Глеба и воспоминания о нем родных и близких.

О. Глеб был невероятно разносторонней и столь же невероятно целостной личностью. В его богатой событиями жизни обращает на себя внимание последовательность, которая обычно встречается разве что в житиях: набожный отрок-воин-ученый-странник-пастырь. Казалось, что этот человек никогда не знал никаких внутренних противоречий, - все у него было "на месте". И внешне о. Глеб до последних месяцев своей долгой жизни привлекал внимание: стройный, очень подтянутый, с безупречной осанкой (сказывалась "кавалерийская выучка" - тысячи километров экспедиций проделаны в седле), как-то особенно ловко и споро двигающийся, очень живой и абсолютно не суетливый. На его лице мы могли увидеть духовную радость, которая, к сожалению, так редко встречается в нашей повседневной жизни. Служение, поведение, весь образ батюшки были проникнуты благоговением, - этому важнейшему понятию он уделял огромное внимание, справедливо указывая, что оно почти безследно исчезло из системы нравственных ориентиров. "Внедрению" благоговения в души своих духовных детей о. Глеб посвящал проповеди, беседы, и не останавливался перед тем, чтобы строго выговорить тем, кто в храме без нужды передвигался с места на место, разговаривал или просто был в неподобающем настроении - поверхностным, рассеянным, легкомысленным. Да и вне храма о. Глеб - при всей его живости и приветливости - был образцом благоговения; как бы учил своим примером чтить образ Творца, отразившийся в сотворенном Им мире. Так, он мог сделать выговор любящему его (и любимому им самим) духовному чаду за неподобающую "резвость" при испрашивании благословения, пусть даже она диктовалась самыми лучшими чувствами: увидел любимого батюшку, подбежал, улыбаясь...

С особой серьезностью о. Глеб относился к духовному воспитанию девушек - будущих матерей, создательниц и хранительниц христианского семейного очага. Благословлял длительные помолвки, во время которых многократно беседовал с будущими супругами. Во время венчания казалось, что все силы своей души он стремится передать тем, кто стоит перед аналоем, и чувствовалось, что его молитва, его благословение явственно обладают силой, претворяющей их в действительность.

Но прежде всего все, знавшие о. Глеба, ценили его даже не как замечательного человека и пастыря, но как свидетеля и участника жизни Церкви в те времена, когда многие и многие считали, что она умерла и не воскреснет. Он был среди тех, кто верой и молитвой, действием и свидетельством хранили Церковь - и сохранили ее по слову Божию: "врата ада не одолеют ее" (Мф 16:18).

Александр Леонидович Дворкин вспоминает: отец Глеб был очень одаренным человеком. И, наверное, одним из главных его даров был дар высшей свободы во Христе. Поразительно, насколько он был лишен одного из наиболее устойчивых последствий 70-летнего коммунистического правления - угрюмой провинциальности, которая, увы, иной раз проявляется даже в лучших из нас. Широта его взглядов, мыслей, его мироощущения, открывавшаяся в общении с ним, поражала: неужели этот человек всю жизнь свою прожил в стране с запертыми на все замки границами, в стране с жесточайшей диктатурой, физически истреблявшей любое проявление инакомыслия? Он жил так, как будто никогда не существовало ни границ, ни ограничений.
Эта свобода и была тем внутренним двигателем, энергией которого питалась как литургическая и молитвенная жизнь батюшки, так и человеческие, личностные его качества: открытость, мобильность, теплота, легкость в общении и общежитии. И великая радость, которой была пронизана его столь нелегкая жизнь, также коренилась в этой свободе.
Отец Глеб стремился во всем и в каждом увидеть добрую основу и апеллировать к ней. Не случайно одним из любимых библейских примеров, к которому он часто возвращался, была проповедь апостола Павла в Афинах. Ее отец Глеб считал образцом христианской проповеди, ибо апостол Павел начал не с обличения идолопоклонников-афинян, а с похвалы за проявляемое ими “особое благочестие”. “Если бы я был афиняном того времени, - говорил отец Глеб, - я сразу навострил бы уши: чему же хочет научить меня этот похваливший мое благочестие еврей?” Сам он в свое время услышал эту весть, принял ее в себя и за всю свою долгую и очень сложную жизнь ни разу не изменил ей.

Думаю, что “павлов” подход был главным фактором того успеха, который сопутствовал последней крупной миссии в его жизни - его тюремному служению. Я помню, как серьезно он готовился к первому походу в Бутырку. Помню, как мы с ним туда зашли, какое давящее впечатление тогда с непривычки оказали на меня эти затворы, решетки, темные засаленные стены, липкий спертый воздух, побыв в котором минуту, мучительно хотелось поскорее принять душ. Помню, как мы впервые встретились с колонной заключенных, которую вели навстречу нам вниз по лестнице. Одинаковые телогрейки, бритые головы, лица, в которых тогда виделись лишь жестокость и порок, - все это привело меня почти к полному параличу воли. Казалось, что можно сказать этим людям? И вообще, зачем им то, что я мог бы сказать? Слов не было…
К счастью, говорить начал отец Глеб. И буквально после нескольких слов, сказанных им, зал растаял. Не было больше скрытой враждебности, ухмылок, неприятия. Не было ряда одинаковых бритых голов. Были человеческие лица, лица несчастных людей, запутавшихся, грешных чад Божиих, оказавшихся в нечеловеческих условиях существования, отчаявшихся обрести в жизни добро и свет.
Я наблюдал потом, как принимали батюшку в тюрьме. Его там любили все: и охрана и заключенные. Нужно было видеть, как ждали обитатели камер его посещения, как трепетно и с каким глубоким уважением относились к нему и как упрашивали его побыть с ними еще немножко. Мы уходили от заключенных уже после отбоя. Но разговора с батюшкой ждали еще и работающие там офицеры, так же, как и заключенные, проводящие большую часть своей жизни за решеткой… И уже глубоко заполночь возвращался домой невысокий, сухонький пожилой человек, с неподъемно тяжелым “дипломатом” в правой руке.
Я был с ним, когда нам показали поруганный тюремный храм, и я прислуживал на первой литургии, которую совершал в нем отец Глеб - первой литургии после семидесятилетнего запустения. Это была пасхальная литургия в светлый вторник 1991 года. Я помню, каким торжеством звенел голос отца Глеба, когда он - первым после долгих десятилетий молчания - провозглашал пасхальное приветствие.
Я, да и не я один, видел работу батюшки с “обычными” подследственными и осужденными. Однако его работа со смертниками шла без свидетелей: мы знаем о ней только по его собственным очень немногословным рассказам. Он проводил в камере смертников многие часы, оставаясь с ними один на один. Нескольких из них он крестил, и они пересмотрели всю прошлую жизнь. Отец Глеб неоднократно говорил, что нигде не видел такой горячей молитвы, как в камере смертников. Увиденное там еще более убедило его в необходимости отмены смертной казни, ибо, по его словам, “мы приговариваем к смерти одного человека, а казним уже совсем другого”…

Он обладал фотографической памятью и помнил почти все, что когда-либо читал или видел. Но такой редкий дар не был для него предметом гордости или превозношения: он считал его нормальным свойством, присущим всем людям. Помню, как-то он назвал ветер, дующий с моря, пассатом. Я спросил, откуда он это знает, и вообще, какая разница между пассатом и муссоном. “Как, - удивился отец Глеб, - ведь это проходят в пятом классе средней школы. Как же вы сдали экзамен по географии за этот класс?”
Отец Глеб очень любил Россию, ее природу, живущих в ней людей. Он всю жизнь был верным членом русской ветви Вселенской Православной Церкви. Но при этом он никогда не забывал о вселенском измерении и вселенском призвании Православия. Он все время напоминал своим духовным чадам, что Церковь наша не исчерпывается Россией, и что мы в России, так же как и члены других поместных православных Церквей, вместе питаемся из одного и единого Источника. Помню, с какой радостью он рассказывал об открытии новых православных приходов в Калифорнии, в Португалии, в Корее. Он считал, что бедствия, посланные в нынешнем веке нашей стране, во многом промыслительны, и что вызванное ими русское рассеяние послужило свидетельству о Святом Православии даже до концов земли.
Помню, как он радовался в православной Греции. “Ведь я никуда не уезжал, - повторял он. - Я на родине! Я в православной стране!”. Он был счастлив возможности служить в греческих храмах. Нужно сказать, что и греки совершенно не ощущали его иностранцем и обращались к нему почтительно-ласково: геронта - “старче”.

Он был отцом шести детей, и этот бесценный опыт отцовства полностью раскрылся в его пастырском служении. К каждому из своих духовных чад он относился как к сыну и дочери по плоти, и многие лишь через него впервые ощутили само понятие отцовства. Он очень близко к сердцу принимал все невзгоды, несчастья и падения каждого из нас: все это стоило ему громадной душевной боли. Для него не существовало “ближних” и “дальних”: взяв на себя духовное попечительство над человеком, он искренне ощущал его своим чадом, и направление его на путь спасения было для отца Глеба предметом неусыпной заботы. Одна его духовная дочь говорила мне, что одно время она даже не хотела ходить к батюшке на исповедь, боясь огорчить его и тем повредить его здоровью (это было уже после начала его болезни). Это чувство я знаю и по себе: к нему, как к родному отцу, всегда хотелось прийти с радостными известиями.
В его приходе было много молодых семей со своими сложностями, проблемами становления, размолвками и ссорами. Думаю, многие из них обязаны самим своим существованием благословению, совету и молитвам отца Глеба. Скольким из своих духовных чад он помог, скольких примирил, ободрил, укрепил! Он не уставал раскрывать своим духовным чадам всю возвышенность и всю глубину христианского учения о браке, о его равночестности монашескому подвигу, вдохновенно говорил о том, как в брачных отношениях проявляется благодатная гармония материального и духовного в человеке.

А насколько непритязательным был этот маститый ученый, ветеран войны, заслуженный протоиерей. Он мог работать и работал в любых условиях, лишь бы были под рукой карандаш и бумага. Он не требовал себе отдельных кабинетов, автомобилей с водителем, секретарей, курьеров. С раннего утра до позднего вечера он месил московскую слякоть, постоянно с тяжеленным портфелем, в котором с предметами богослужебными соседствовали книги и рукописи; его толкали в общественном транспорте, он выстаивал длинные очереди, чтобы принести домой какие-нибудь продукты, - и не только домой: помню, как он попросил меня пойти с ним в магазин и помочь нести яблоки, которые он покупал для заключенных.
Однажды в командировке ему купили билет на пароход в первом классе. Отец Глеб был невероятно смущен: “Как, зачем это? Я ни разу в жизни не ездил первым классом. Стоит ли? Ведь можно и попроще”. Но хозяева наши были неумолимы: “Вам, отец Глеб, полагалось бы ездить первым классом со дня вашего появления на свет!”
Одним из самых основных понятий христианской жизни для него было благоговение . Часто, заметив во время богослужения, что кто-то был невнимателен, небрежен, он посвящал проповедь именно этой теме, справедливо указывая, что из современной жизни чувство благоговения изгнано почти без следа. Для него не было второстепенных моментов богослужения, - в каждом он видел полноту смысла. Чувством благоговения он явно жил и сам, и не только в храме. В его отношении к людям, к человеческой жизни, пожалуй, основным было благоговейное почитание Творца, Которого он умел видеть в Его творениях. Но благоговение отца Глеба не имело ничего общего со жреческой важностью; к себе он относился просто.
…Вот удивительный эпизод. Исповедуется мальчик совсем маленького роста. Низко наклоняться к нему батюшке уже не просто, - и он, старый священник, становится на колени перед ребенком и так принимает его исповедь.

Когда я посещал его в больнице, он был очень слаб и сильно страдал от болей, но по-прежнему живо интересовался всем происходящим в жизни Церкви и Отдела. Он продолжал работать буквально до последнего дня, диктуя свои наблюдения о православном образовании для материалов архиерейского Собора. Он очень хотел побыстрее поправиться, чтобы принять участие в его работе - в работе первого за всю историю Русской Православной Церкви собора, посвященного проблемам миссии и образования.
Но Господь рассудил иначе. Земное служение отца Глеба завершилось за две недели до собора. Смерть батюшки была идеальной христианской кончиной, безболезненной, непостыдной, мирной , - именно той, о которой мы молимся. Последними словами отца Глеба были: “Не волнуйтесь, мне очень, очень хорошо”.
Мы не знаем, что, скрытое от наших глаз, было явлено ему в эти последние минуты. Но мы можем с уверенностью сказать, что те молитвы, которые он возносил за каждого из нас в течение своей земной жизни (многие, знающие его, помнят его синодики: толстые тетради, исписанные бисерным “профессорским” почерком), не прекращаются и теперь, когда он с дерзновением стоит перед престолом Господним.

Отче наш Глебе, моли Бога о нас!

Труды о. Глеба Каледы

• Остановитесь на путях ваших… Записки тюремного священника. М., 1995.
• Полнота жизни во Христе. М., 1996. (сборник проповедей).
• Плащаница Господа нашего Иисуса Христа. М., 1997
• Домашняя церковь. М., 1998.
• Записки рядового. Альфа и Омега 2002
• Библия и наука о сотворении мира. Клин, фонд Христианская жизнь, 1999
• Введение в православную апологетику
• История апологетики в первые века христианства.Альфа и Омега, 2003
• Очерки жизни православного народа в годы гонений. Альфа и Омега, 1995

Огромен список научных работ по геологии о. Глеба

Использованные источники и литература:

Я никогда не был близким личным другом отца Глеба и его семьи, но у нас были очень теплые и доверительные отношения примерно с 1971 года. Я иподиконствововал в Феодоровском кафедральном соборе г. Ярославля у митрополита Иоанна (Вендланда) с 1968 г. Глеб Александрович стал приезжать в гости к Владыке Иоанну в Ярославль с осени 1971 г.

Митрополита Иоанна, Глеба Александровича и тайного священника Николая Иванова (которого все знали как Николая Павловича, бывшего преподавателя Саратовской духовной семинарии и сотрудника редакции «Журнала Московской Патриархии») объединяла крепкая дружба. Священник Николай Иванов был моим духовным наставником с 16 лет.

Отец Николай Иванов и Глеб Александрович, связанные духовными узами, любили приезжать на праздники и по воскресным дням, когда позволяли обстоятельства, в гости к митрополиту Иоанну. На богослужении они помогали в алтаре в качестве иподиаконов.

После того как в 1972 г. митрополит Иоанн рукоположил его в сан священника, отец Глеб продолжал иподиаконствовать в стихаре с орарем, обычно исполняя обязанности книгодержца. Он в определенные моменты богослужения держал раскрытую книгу – «Чиновник архиерейского священнослужения», – по которой Владыка Иоанн читал молитвы. Митрополит Иоанн читал молитвы вслух, поэтому отец Глеб всегда их внимательно и сосредоточенно слушал.

Хотя иподиаконов положено причащать вместе с народом вне алтаря, но митрополит всегда причащал «иподиакона» Глеба у престола справа со лжицы, что никаких подозрений со стороны не вызывало, а воспринималось как некоторое чудачество архиерея. При этом как бы в шутку Владыка Иоанн называл московского гостя и старого друга «отцом Глебом». На это никто внимания также не обращал.

Митрополит Иоанн молился всегда сосредоточенно, литургия проходила на духовном подъеме, а отец Глеб фактически, хотя и не явным образом, участвовал в сослужении литургии своему архиерею и причащался из его рук после причащения священнослужителей у святого престола.

Это, конечно, никак не могло укрыться от бдительного ока уполномоченного Совета по делам религий и товарищей из соответствующей организации. Однако никакой реакции на иподиаконство в Ярославском соборе профессора геологии не последовало. Могу объяснить это только следующими соображениями.

Контролирующие Церковь товарищи понимали: если на работе профессора Глеба Александровича Каледы узнают, что он выполняет обязанности иподиакона в православном храме, то с работы он будет вынужден уйти.

Но профессор – человек умный и энергичный, поэтому он будет искать возможность устроиться на работу в Церкви: либо сотрудником какого-либо церковного учреждения, либо священником в провинциальной епархии. Ни то, ни другое «приобретение» Православной Церкви уж никак не порадует кагебешное начальство в Москве. Пусть уж лучше профессор «чудит» потихоньку в Ярославле, так как огласка этого может привести к нежелательным последствиям для самих этих товарищей.

Когда отец Глеб приезжал в гости к митрополиту Иоанну, всегда велись оживленные разговоры по научным и богословским вопросам, а также и о церковной жизни как в СССР, так и за рубежом. Отец Глеб во всех этих вопросах был весьма эрудирован.

Когда же они хотели поговорить о том, что не предназначалось для посторонних ушей (а в архиерейском доме эти «уши» могли располагаться в каждой комнате), тогда использовался традиционный дипломатический прием Владыки Иоанна. Митрополит предлагал своему собеседнику: «А не пойти ли нам погулять?» Собеседник соглашался.

Митрополит надевал гражданское пальто, шляпу или шапку по погоде, и начиналась прогулка вдвоем по тихим улочкам Ярославля. После завершения деловых разговоров собеседники возвращались в церковный дом.

Однажды отец Глеб по служебным обстоятельствам не смог приехать на именины к владыке и послал в качестве представителя своего многочисленного семейства одного из своих сыновей – милого и застенчивого юношу Ваню. Он приехал накануне именин. В небольшой приемной комнате на втором этаже старого деревянного дома на улице Карабулина недалеко от Феодоровского кафедрального собора состоялось Ванино поздравление владыки от папы и всего семейства.

После окончания торжественной речи Ваня достал красивую деревянную шкатулку и вручил ее митрополиту со словами: «Это для вашей панагии от нашей семьи». На это Владыка Иоанн ответил громогласным возгласом удовлетворения.

Но это было только начало. После этого Ваня достал следующую новую деревянную шкатулку и произнес: «Это для Вашего креста от нашей семьи». И так продолжалось довольно долго, пока целая гора шкатулок от семейства Каледы не заполнила стол. В них можно было удобно хранить архиерейские кресты и панагии. Владыка Иоанн был очень рад «привету» от своих друзей.

После смерти митрополита Иоанна отец Глеб приезжал на исповедь и духовную беседу к ближайшему другу владыки архимандриту Михею (Хархарову), впоследствии архиепископу Ярославскому и Ростовскому. В то время архимандрита Михея удалили от настоятельства в соборе и перевели в сельский приход недалеко от Ярославля, в который приходилось добираться несколько остановок по железной дороге в сторону Костромы.

Отец Глеб приезжал к архимандриту Михею на исповедь и для духовной беседы. Если это происходило на буднях, то все это совершалось в доме архимандрита Михея в Ярославле. Если отец Глеб приезжал на праздник или в воскресный день, то ехал на электричке из Ярославля на приход отца Михея в Петропавловскую церковь села Покровское.

Расписание же богослужений было составлено так, чтобы верующие могли добраться поездом к службе и после богослужения вернуться домой. В результате совершенно не было времени что-то обсудить, о чем-нибудь поговорить. Однако те проблемы и вопросы, с которыми приезжал к отцу Михею отец Глеб, решались. Вот как он об этом говорил мне: «Мне бы только постоять рядом с ним, подержаться за его мантию – и того довольно!» Все вопросы, с которыми ехал отец Глеб, благополучно разрешались после совместного участия в молитве.

Я уже рассказал о тех соборных архиерейских богослужениях, в которых весьма своеобразно принимал участие священник Глеб Каледа. Но существовал и другой вариант соборного служения божественной литургии, в которой участвовал отец Глеб. Не думаю, чтобы это было часто, но, по словам протоиерея Николая Иванова, тайного священника, у которого была паства в Москве, они на квартире отца Николая в Пуговичниковом переулке Москвы, разумеется, при тщательно завешенных окнах, совершали совместное служение литургии.

Тот миниатюрный потир – серебряная позолоченная рюмка, которую использовал отец Николай в домашнем служении литургии, – хранится у меня как добрая память о его пастырской деятельности.

Находясь в храме, отец Глеб обычно, подходя к священникам, принимал благословение, по крайней мере, так всегда было, когда отец Глеб приезжал к митрополиту Иоанну в Ярославль или Переславль, где у владыки Иоанна была половина двухэтажного очень старого и ветхого дома, по соседству с Покровским храмом, единственной действующей в те годы церковью Переславля Залесского.

В гости к митрополиту Иоанну нередко приезжали и дети отца Глеба. Я как-то особо сблизился с его старшим сыном Сергеем. Сергей и его жена Анна были удивительно дружной и любящей парой. Господь судил им никогда не расставаться в земной жизни, и они умерли в одну и ту же минуту, попав в автомобильную катастрофу.

Отпевали их в деревянном храме на Бутовском полигоне в Москве, где был расстрелян и похоронен в безвестной могиле дедушка Сергея – священник Владимир Амбарцумов.

Протоиерей Глеб Каледа в это время уже молился о нас в мире Небесной славы Божией – это был июль 2000 года.

После празднования тысячелетия Крещения Руси в СССР ситуация стала меняться. Фактически оказалось отмененной регистрация духовенства уполномоченными Совета по делам религии. И отец Глеб понял, что настало время легализации его священства и выхода на открытое служение Православной Церкви.

Как-то вечером, совершенно неожиданно для меня, в Клин приехал отец Глеб с сыном Сергеем. Я жил в церковном доме на территории храма. Они зашли ко мне в комнату и закрыли за собой дверь, которая обычно была открыта. Сергей достал из портфеля пишущую машинку и поставил на стол.

Отец Глеб объясняет, что он решил выйти на открытое пастырское служение. У него был документ о посвящении в сан священника – Ставленная грамота митрополита Иоанна, датированная 14 августа 1979 г., которую Владыка Иоанн выдал ему за 1–2 года до своей кончины. Но в то время митрополит Иоанн был уже по болезни за штатом, а потому и выданный им документ не мог быть оформлен по всем правилам бюрократии.

Совместно мы стали составлять бумагу, свидетельствующую о том, что мне доподлинно известно, что Глеб Александрович Каледа является священником, рукоположенным митрополитом Ярославским и Ростовским Иоанном (Вендландом). Владыка Иоанн скончался 25 марта 1989 г. С радостью я поставил свою подпись и печать благочинного под этим документом. Аналогичное свидетельство о священстве отца Глеба дал протоиерей Леонид Кузьминов, давний друг Владыки Иоанна.

На прощание я вручил в пользование отцу Глебу свой восьмиконечный иерейский крест. И на многих фотографиях священника Глеба Каледы я его с радостью узнаю. Вернулся ко мне этот дорогой для меня крест после кончины отца Глеба.

Отец Глеб хорошо знал текст и смысл божественной литургии. Когда он вышел на общественное служение Православной Церкви – легализовался, первым храмом, в котором он открыто стал к Божиему престолу, был храм Илии Пророка в Обыденном переулке в Москве. У меня создалось впечатление, что духовенство этого храма держалось несколько на дистанции от нового пожилого пастыря.

Как-то на буднях я пришел в эту церковь помолиться на литургии, которую совершал отец Глеб. Он был на два года старше меня по хиротонии, но не имел еще достаточных практических навыков в совершении богослужения в условиях храма. После литургии, которую отец Глеб служил без диакона, я дал ему несколько практических советов. Отец Глеб оживился и обрадовался, приняв все во внимание, а потом, как бы обращаясь ко мне, тихо спросил: «А почему же мне никто об этом здесь не сказал?..»

Протоиерей Глеб Каледа входил в редакционную коллегию журнала «Православная беседа», но после напечатания в нем статьи В.Н. Тростникова против эволюции, где была помещена карикатура на Чарльза Дарвина, на которой тот был изображен в виде обезьяны, отец Глеб демонстративно вышел из состава редколлегии журнала. Его возмутил факт неэтичного ведения научной дискуссии с издевательской карикатурой на давно умершего человека. Отец Глеб считал недопустимым помещать такие хамские выпады в христианском издании.

С отцом Глебом, как и с его духовными друзьями – митрополитом Иоанном, архимандритом (впоследствии архиепископом) Михеем, протоиереем Николаем Ивановым – было всегда легко и радостно общаться. И не в том дело, что все они давние друзья с большим интеллектом и глубокой верой. Здесь есть еще и несколько иное.

Когда хороший педагог учит человека петь, важно не только сольфеджио выучить, надо еще голос правильно поставить, так сказать, «настроить». Так вот и в духовной жизни христианина надо не только научить историческим и богословским истинам, надо – и это самое главное – правильно поставить, настроить внутреннюю духовную жизнь человека, привести его внутренний мир к созвучию с евангельским благовествованием. К сожалению, это далеко не многим удается сделать.

У отца Глеба было не только глубокое знание Православия и его духовно-благодатной жизни, но и очень чуткая совесть, которая не терпела никакой фальши. Таким он был в земной жизни, таким он и остался для меня навсегда.

Фотографии из личного архива Василия Глебовича Каледы

Каледа Глеб Александрович (1921 - 1994), протоиерей Русской Православной Церкви Московского Патриархата.
Родился 2 декабря 1921 года в Петрограде. Отец его, Александр Васильевич, был крупным экономистом, окончил Минскую духовную семинарию и Петроградский политехнический институт. Мать происходила из дворянского рода Сульменевых. Отец Глеб считал себя обязанным ей своим церковным воспитанием.
В 1927 году по переезде в Москву у семьи установились тесные духовные связи с бывшими членами Русского студенческого христианского движения. В это время массовых гонений на Церковь небольшая квартира семьи превратилась во временное пристанище для репрессированных священнослужителей и членов их семей, скрывающихся от властей или едущих в ссылки из ссылок. Первым духовным отцом Глеба Каледы стал будущий священномученик Владимир Амбарцумов. Отец Владимир оказал большое влияние на формирование духовной личности мальчика. Глеб уже подростком включился в служение Церкви: он разыскивал по Подмосковью скрывавшихся православных клириков, доставлял материальную помощь семьям репрессированных священников.
В 1933 году умерла его мать, и дальнейшее духовное просвещение отца Глеба проходило в нелегальных христианских кружках, которыми руководила А. В. Филинова, бывшая активистка РХСД. В школе у него появляется интерес к естественным наукам и он стал мечтать о поступлении в геологоразведочный институт.
Однако окончание школы совпало с началом Великой Отечественной войны, и его призвали армию. С декабря 1941 года и до конца войны он находился в действующих частях и в качестве радиста в дивизионе гвардейских минометов «катюш» участвовал в битвах под Волховом, Сталинградом (ныне Волгоград), Курском, в Белоруссии и под Кенигсбергом (ныне Калининград). Его товарищи считали, что он оставался жив только чудом. Вернулся с фронта с многочисленными наградами.

Научный и духовный рост

Осенью 1945 года поступил в Московский геологоразведочный институт. Вскоре познакомился с тайным священником отцом Сергием Никитиным, будущим владыкой Калужским. После открытия Троице-Сергиевой Лавры состоялось его знакомство с наместником Лавры архимандритом Гурием (Егоровым), впоследствии митрополитом Симферопольским. Отец Гурий познакомил его с отцом Иоанном Вендландом, будущим митрополитом Ярославским, который до церковного служения был учёным-геологом. Духовное руководство отцов Гурия и Иоанна в значительной степени определило дальнейший жизненный путь отца Глеба.
В 1951 году, окончив институт с отличием и поступив в аспирантуру, женился на Лидии Владимировне Амбарцумовой, дочери своего первого духовника. Свадебное путешествие они провели в геологической экспедиции. По окончании института получил благословение заниматься научной деятельностью, хотя тогда уже у него возникло стремление целиком посвятить себя служению Церкви. В своей научной деятельности руководствовался заветом апостола Павла: «И все, что вы делаете словом или делом, все делайте во имя Господа Иисуса Христа, благодаря через Него Бога и Отца» (Кол 3, 17). Ежегодные научные поездки в Среднюю Азию позволили регулярно общаться с владыкой Гурием, в то время епископом Ташкентским.
Успешно занимаясь научными исследованиями, защитил кандидатскую в 1954 году, а затем докторскую диссертацию в 1981 году, став крупным и публикуемым специалистом в области литологии. При этом свой долг он видел в защите православного вероучения от псевдонаучной критики, писал апологетические работы, настаивая на том, что «поверхностное научное знание (полузнание) отдаляет людей от Бога, тогда как полное знание приближает к Творцу». Любимыми его святыми стали Отцы Церкви богослов и ученый Василий Великий, а также защитник Православия Афанасий Александрийский. Следуя традициям христианского студенческого движения организовал нелегальный христианский кружок, просуществовавший до 1990-х годов, в котором занимались дети его знакомых - прообраз воскресной школы.

Тайное священство

В 1972 году возвратившийся из-за границы владыка Иоанн (Вендланд) рукоположил его во диакона, а затем во пресвитера. Это было сделано тайно, так как высокая образованность отца Глеба делала его легальное рукоположение невозможным в условиях правительственного гнёта тех лет. Оставаясь руководителем отдела в научном институте, он стал регулярно совершать Евхаристию в своей домовой церкви. Ведёт большую духовническую работу, у него появляется много духовных детей, которые находят опору в его любви и мудрости. В этот период пишет большую богословскую работу «Домашняя Церковь», осмысляя семейную жизнь как служение - к этому времени семья Калед уже была многодетной.
Однако, вся его священническая деятельность оставалась в тайне, о ней знали лишь самые близкие люди. Его, доктора наук, немедленно ждал бы арест, узнай кто-нибудь правду. Восемнадцать лет богослужения совершались в квартире многоэтажного панельного дома, за плотно занавешенными окнами его кабинета. Священнической ризой была скатерть, на которую нашивались, а потом каждый раз аккуратно спарывались кресты; подризник хранился среди постельного белья, чтобы при обыске сойти за ночную рубашку. Чашей для Причастия служил новый хрустальный фужер, а для извлечения частиц из просфор был специально куплен скальпель, с которым он потом служил до самой смерти. Почти каждое воскресенье вся семья и немногочисленные посвященные в тайну друзья собирались на Литургию. Раскладывался большой этюдник – престол, и в соседней комнате включалось радио, чтобы даже соседи не услышали.
«У священника, как и у врача, дверь должна быть всегда открыта», – говорил отец Глеб. Желающих пройти таинство покаяния он исповедовал в своем кабинете часами, но и позже, уже открыто служа на приходе и исповедуя десятки людей, никогда не торопился. Тем более он не признавал практики общей исповеди, которая в советские годы возникла из-за того, что власти не поощряли особо близкие контакты священников с мирянами.

Выход в открытое служение

В конце 1980-х годов отец Глеб принял активное участие в создании воскресной школы при храме пророка Илии Обыденного, прихожанином которого был с послевоенного времени. Здесь же в 1990 году по благословению патриарха Алексия II он вышел на открытое служение. В дальнейшем его определили в Синодальный отдел религиозного образования и катехизации. При его активном участии в Москве были созданы Катехизаторские курсы, и он стал их первым ректором. Затем они были преобразованы в Православный Свято-Тихоновский богословский институт. Под его руководством велась большая учебно-методическая работа по православному образованию и обличению появившихся сект и еретических лжеучений.
Христианское просветительство отец Глеб сочетал с пресвитерским служением в храме преподобного Сергия Радонежского в Высоко-Петровском монастыре.

Тюремный пастырь

Его трудами был воссоздан храм Покрова Богородицы в Бутырской тюрьме. Первую Литургию в Бутырском храме он совершил на Светлой неделе 1992 года. Постепенно храм преобразился, был сделан алтарь; многие жертвовали туда церковно-служебные предметы. 23 октября 1993 года отец Глеб указом патриарха Алексия II был назначен настоятелем Бутырского храма - первым после семидесятилетнего запустения.
В тюрьме отца Глеба полюбили и охрана, и заключенные. Обитатели камер ждали его посещения, с глубоким уважением относились к нему, упрашивали его побыть с ними подольше. Он уходил от заключенных уже после отбоя и глубоко за полночь возвращался домой.
Он был отцом шести детей, и этот опыт отцовства сполна раскрылся в его пастырском служении. К каждому из заключенных он относился как к сыну по плоти, и многие лишь через него впервые ощутили само понятие отцовства. Он очень близко к сердцу принимал все невзгоды, несчастья и падения каждого.
Бывал отец Глеб и в коридоре смертников. Первый раз, когда он туда вошел, надзиратель был за дверью и держал дверь ногой, чтобы она не закрывалась. А потом отец Глеб приходил, говорил, чтобы пришли за ним через час, дверь закрывали, и он сидел со смертниками; обнимал их, старался носить им подарки, яблоки. К Пасхе очень волновался чтобы туда относили куличи и яйца. Он проводил в камере смертников многие часы, оставаясь с ними один на один. Нескольких из них крестил, и они пересмотрели всю прошлую жизнь. Отец Глеб неоднократно говорил, что нигде не видел такой горячей молитвы, как в камере смертников. Увиденное там еще более убедило его в необходимости отмены смертной казни, ибо, по его словам, «мы приговариваем к смерти одного человека, а казним уже совсем другого»...
Священник Глеб Каледа скончался 1 ноября 1994 года в Боткинской больнице Москвы после тяжелой болезни. Последние его слова были: «Не волнуйтесь, мне очень хорошо».

Из шестерых детей Глеба Каледы и его супруги Лидии Владимировны четверо получили медицинское образование, двое - геологическое. Двое сыновей стали священниками, а одна из дочерей – игуменией.

Слово Патриарха Московского и всея Руси Алексия II:
"...Вспоминая отца протоиерея Глеба Каледу, невольно думаешь о его жизненном пути. Ученый, профессор, доктор наук. Тайно рукоположенный в тяжелые для Церкви годы, создавший в своей квартире домовый храм, в котором воспитывалась вся семья – с приходом религиозной свободы в нашей стране он явил себя миру как пастырь – ревностный, усердный, одаренный жизненным и духовным опытом. Будучи светским ученым, он занимался богословием и накопил богатый опыт духовных знаний, которые так пригодились ему в будущем..."

Церковные:
наперсный крест (от патриарха Московского и всея Руси Алексия II, 1993)

Светские:
многочисленные ордена и медали за участие в Великой Отечественной войне, включая советские ордена Красного Знамени и Отечественной Войны

Список его научных публикаций включает свыше 170 названий. При этом он стремился охранить православное вероучение от псевдо-научных нападок. В период хрущевского гонения он написал апологическу работу «Библия и наука о сотворении мира», в которой показал отсутствие принципиальных противоречий между библейским и научным представлениями о возникновении Вселенной. После тайного принятия священства составил большую богословскую работу «Домашняя Церковь», в которой рассмотрел семью как особое церковное служение.