Ты сейчас поднял на себя «невозможное» делание: следовать за Христом, куда бы Он ни пошел, следовать за Ним на всех Его земных путях; и ты принял от Него обетование, что чашу, которую Ему надлежит пить, Он разделит с тобой, и в то испытание, в которое Он был погружен, Он дарует тебе погрузиться с Ним. Будь же готов к тому, что Он поведет тебя во мрак Гефсимании, чтобы оказаться перед лицом не только мгновенной физической смерти, но туги смертной того, кому понятен весь ужас этой смерти.
И дальше, через все то, о чем мы читаем в Евангелии о страстных днях, поведет Он тебя, чтобы вместе с Ним ты умер смертью, которую ты символически принял в Крещении, и смертью, которую ты избрал теперь, через монашеский постриг. Поведет Он тебя и во ад, ибо ты – Его священник, и ты призван идти в самые глубокие, самые мрачные закоулки жизни, чтобы высвободить из ада тех, кто находится в плену у и у зла.
Но завершение всего и не Гефсимания, и не страстные дни, не леденящий душу крик: “Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?” (), и не сошествие во ад, но славное Воскресение и Вознесение.
Ты сейчас начинаешь этот путь; всякий, кто произносит слова, кратко начертанные на параманте: “Аз язвы Господа моего на теле моем ношу” (), обращается к Нему, прося дать ему силы, и Христос отвечает: «Довольно тебе благодати Моей: ибо сила Моя совершается в немощи...» И Павел, ликуя, восклицает: И потому я буду хвалиться только немощами моими, дабы все было благодатью Господней... ().
Тебе была вручена надломленная свеча, чтобы ты помнил слова Христа, что Он льна курящегося не угасит и тростника надломленного не переломит. Помни это всегда, потому что будут минуты, когда ты почувствуешь, что ты так надломлен – вот-вот сломишься, и будут минуты, когда ты почувствуешь, будто всякий свет угас. Не верь этому:
Христос – свет мира и твой свет. Сила твоей жизни – Христос; прими, согласись всю твою жизнь быть тростью надломленной и льном теплящимся, и ожидай не того времени, когда у тебя будет довольно сил, а когда, став совершенно прозрачным, ты увидишь, что свет Божий, нетварный Божественный свет льется через тебя свободно, и уже ничто не угасит его и не сломит тебя: жизнь Божественная охватит все...
Но помни наставление, которое тебе читалось: в труде и болезни, иногда – в муке душевной ты будешь идти этим путем; но претерпевший до конца будет увенчан славой. Благодать Божия да даст тебе исполнить то, что вложил в твои уста... Аминь.
О рождении и крещении
1967 г.
Когда в семье рождается ребенок, то все радуются: это праздник, потому что человек вошел в мир, и с ним вошла безграничная надежда. Во-первых, с младенцем вошла в мир нетронутость, чистота, свет, вошла и беззащитность и возможность для какого-то круга людей познать что-то про любовь и полюбить. А еще – через рождение человека входит в мир надежда, потому что этому человеку все принадлежит, все возможно – лишь бы те, кто вокруг него, возлюбили его так, чтобы из него сделать настоящего человека: человека, способного любить, любить до предела и любить без предела, любить людей так, чтобы быть способным забыть себя ради других, любить Бога так, чтобы сердце человека стало таким глубоким, таким широким, чтобы вместилось в него небо.
И вот в нашей православной приходской семье родилось сейчас четверо младенцев. Вчера было крещено трое, а сегодня один; трое из них – без матери, и поэтому должна быть им матерью: ласковой, понимающей, чуткой, матерью творчески живой; такой матерью, какою бывает настоящая мать. Все они были крещены под сводами этого храма: но не просто под каменными сводами, а в присутствии живых людей. Вчера, когда совершалось крещение трех маленьких, было здесь несколько прихожан, они молились, пели, участвовали в этом торжестве, и действительно вместе, сообща были восприемниками этих детей, встретили их как живая Церковь, приняли их и сделали их своими, родными; сегодня также крестины совершались среди молящегося народа.
Так должно быть всегда; не в том смысле, что надо крестить детей под сводами храма – потому что если храм пустой, это не , а только храм. Церковь это мы все, со Христом и Божией Матерью, и Предтечей Крестителем, и всеми святыми – мы все, и святые и грешные, собравшиеся во имя Христа и Бога, соединенные, исполненные любви Христовой, наученные Духом Святым любить Бога как Отца, а друг друга – как родных братьев. Нет треб церковных, которые были бы частными: разве кто-нибудь в семье может быть в горе – и другие ее члены не были бы в горе? Или кто-либо в радости – и эта радость не охватила бы всех?
Так должно быть всегда: и с крестинами, и со свадьбами, и с другими Таинствами, и со всяким молением церковным. Вся Церковь участвует в них, и сегодня всей мы радуемся: четверо детей уже не являются, как говорится в молитве, чадами плоти, чадами тела, но чадами небесного Царства Божия. Они стали Богу родные, и – даже страшно сказать – они стали родными Ему через нас, потому что мы веруем, потому что, несмотря ни на что, мы тоже Христовы. Среди нас загорелись четыре свечки, четыре живые души; чистота, свет, беспомощная надежда, открытость любви вошли в тайну нашего прихода. Будем радоваться – и не только об этих четырех, но и о всех младенцах, о всех детях, которые вокруг и посреди нас, и будем их хранить: охранять молитвой, охранять любовью, но охранять также живой, вдумчивой человеческой заботливостью, чтобы они выросли достойными называться детьми Христа, детьми Бога.
Радость наша велика о каждом. В каждом из нас жил когда-то младенец; если он еще жив, если душа еще полна чуткости, восприимчивости, если жизнь не потемнила нашего сердца, не помрачила нашего ума, не сломила нашей воли к добру – будем радоваться. Но если случилось это горе – станем глядеть на окружающих нас детей, дивиться и радоваться на них, учиться у них, потому что если мы не будем подобны детям, для нас нет пути в Царство Божие. Но, кроме того, вспоминая горе собственной, часто сломленной жизни, позаботимся, чтобы ни у кого из детей, которые вокруг нас, не сломалась жизнь, не исковеркалась, не изуродовалась.
И вернемся тоже вглубь себя, потому что тот, который когда-то был младенцем, отроком, юношей – жив, только под пеленой. В каждом из нас жизнь живет, живет чистота, живет все, что сродно Небесному Царству, только все мы почти все время подобны Марфе и Марии, сестрам Лазаря, стоящим у гроба друга Господня и плачущим о том, что умер человек, которого любил Христос. В каждом из нас он есть, Лазарь, и над ним каждая душа наша плачет и сетует: почему умерло все светлое, почему гробу и тлению предано все, что могло быть Небом на земле, другом Христа?
Но для безнадежности нет места. К каждому из нас приходит Христос, каждый из нас слышит десятки раз в своей жизни, и теперь: “Учитель пришел!” Каждый из нас может пойти Ему навстречу и пасть к Его ногам, и каждому из нас Он скажет: воскреснет в тебе человек небесный, не земной!.. И каждый из нас с грустью отвечает: Да, я знаю, – в последний день, когда уже будет поздно на земле этому радоваться... Неправда, – говорит Господь, – «Я – воскресение и жизнь, и если кто верит в Меня, если и мертв будет, то оживет...» И каждый из нас может услышать Христов глас, говорящий: «Лазарь, выйди вон» (), выйди из гроба, встань живой, войди обратно в земную жизнь и будь другом Христа на земле, пока не станешь Его другом возлюбленным на Небе! Аминь.
Проповедь новобрачным
1981 г.
В день вашего брака, в апостольском чтении на литургии, Господь дал вам слово: Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов... И еще: мы стояли сегодня с возжженными свечами, свидетельствуя о радости, о том, что вашим браком вечность вступила во время, что Царство Божие приблизилось, ибо сказано: Царство Божие уже пришло, когда двое уже не двое, а одно. И однако это единство, которое составляет Царство Божие, дается зачаточно, а должно быть взращено подвигом. Ибо любовь есть и радость, и умиление, и ликование друг о друге, но любовь есть тоже подвиг: Друг друга тяготы носите, и тако исполните закон Христов...
Часто на иконах Рождества Богородицы вставка: Иоаким и Анна, стоящие и держащие друг друга в объятиях. Это, может быть, самый прекрасный образ человеческой ласки и человеческой любви, которая может быть так чиста, так глубока, которая может быть такой силой, что она раскрывается всему святому, всему небесному и может родить самое святое, что земля может понести... Цените, храните ту человеческую любовь, которая вас привела друг ко другу и которая вас соединила...
Спаситель нам сказал: «Верьте во свет, и вы будете чада света...» (). вас дал, даровал друг другу, так же как Он даровал Ревекку Исааку и Исаака Ревекке; ваша встреча – в Боге, брак – Таинство, Священнодействитель которого – Спаситель Христос; и не случайно, не напрасно мы Его просили быть здесь так, как Он был в Кане Галилейской, и Своим благословением сочетать вас в единство брака... Верьте во свет, в тот свет, который Господь зажег в каждом из вас, и блюдите этот свет, храните его, защищайте его от всякого потемнения; и не бойтесь какой бы то ни было тьмы, какого бы то ни было полумрака, который на земле еще окружает всякий свет. Потому что «свет во тьме светит» (), и даже тогда, когда тьма его не приняла и не стала сама светом, она не может ни потушить его, ни защититься от него, потому что самая малая искра света превращает тьму безусловную в тьму, пронизанную лучами этого света...
Мы молились о том, чтобы Господь вам дал веру: крепкую, не колеблющуюся веру в Него, но также крепкую и не колеблющуюся веру друг во друга. Верьте друг во друга! В этом – свет; и не бойтесь ничего. Один современный писатель сказал: cказать другому “я тебя люблю” – это значит сказать ему “ты никогда не умрешь”... Полюбить и расти в этой любви, подвижнически, порой героически, это значит утвердить вечное значение другого человека. Вам сейчас это не только дано, это вам поручено как подвиг.
Мы трижды обходили аналой, на котором лежало Святое Евангелие, образующее собой и слово Христово, и Самого Спасителя Христа. В центре жизни, в центре вашего шествия да будет это Евангелие, с единственной заповедью, которую дала нам Божия Матерь: «Что бы Он вам ни сказал – сотворите...» (). И тогда человеческое обеднение, человеческая немощь, человеческое убожество может мгновенно превратиться в глубинное, бездонное богатство Царствия Божия, как обыкновенные воды омовения в Кане Галилейской стали добрым вином Небесного Царствия.
Не бойтесь идти этим путем – узким, требовательным: перед вами шел Крест; Христос весь этот путь прошел прежде, чем Он вас призвал последовать за Собой. Он проторил дорогу, Он вас зовет не в неизвестность, Он вас зовет идти по пути, которым Он шествовал Сам. И больше того: Он Сам и «Путь, и Истина, и Жизнь» (). И обетование Его, сказуемое в этом венчании вашем, то, что венцы славы вам приготовлены; и эти венцы Он хранит, чтобы их вам дать, когда вы одержите последнюю победу верности.
Да благословит вас Господь Своей благодатью. Сила Божия в немощи совершается: не ищите крепости; отдавайтесь в волю Божию, в Его водительство, тогда сила Божия и в вашей немощи совершится, и вы сможете опытно сказать то, что Апостол Павел опытно провозгласил: « Вся нам возможна суть в укрепляющем нас Господе Иисусе Христе...» (). Пусть сила, и милость, и радость Божия, и крепость Божия с вами будут... Аминь.
Проповедь на отпевании
1970 г.
Смерть таинственна, и она так же глубока и величественна и светло-торжественна, как Божии пути; она так велика, что пред смертью человек должен вырасти в полную меру своего человеческого величия: в такую меру, чтобы он мог стоять перед Богом только в духовном созерцательном и трепетном безмолвии. Перед лицом смерти и плач и горе наши делаются слишком малыми для той тайны, перед которой мы стоим, и потому так торжественна, так полна веры и надежды, так богата любовью и благоговением служба отпевания человека. Каждое слово в ней – это слово веры; первые слова ее: «Благословен Бог наш!» – сколько нужно веры простой, честного доверия к Богу, чтобы перед лицом смерти самого близкого, порой, человека благословить Господа во всех путях Его, включая и этот таинственный путь. Сколько нужно надежды и уверенности в Боге, чтобы, обращаясь к отошедшей от нас душе, сказать: «Блажен путь, в который ты идешь сегодня, душа, ибо уготовано тебе место упокоения..». Каждое слово нашего богослужения крепко и истинно только правдивостью этой веры нашей и этой неколеблющейся надеждой, и живо это богослужение благоговейной, теплой, ласковой любовью, которой Христа, воплощенного Бога, окружает тело человека, осиротевшего теперь на время, до воскресения всех, отшествием его души. Мы благоговейно и любовно отпеваем тело человека; этим телом человек вошел в мир, этим телом он воспринял всё, чем мир богат, – и страшное, и дивное. Этим телом он приобщился к Тайнам Божественным – Крещением, Миропомазанием, Причащением Святых Даров, Соборованием – всеми этими чудесными действиями, которыми Бог вещественно сообщает и телу, и душе, и духу человеческому вечную жизнь. Через тело была проявлена ласка и любовь, тело исполняло Христовы заповеди. Телом мы встречались лицом к лицу, и потому с таким благоговением окружаем мы это тело и уверены спокойной, глубокой уверенностью Церкви, что это тело, которое было неразлучно связано на земле с вечной судьбой человека – и в вечности восстанет во славе, когда всё будет совершено по образу Пути, Который есть Христос, Бог Живой, воспринявший плоть от Девы, прошедший всю таинственную человеческую судьбу, сложившую Его смертью крестной во гробе, и победой воскресения вновь восприявший и вознесший тело, наше тело человеческое, нашу человеческую плоть в самые глубины Троичной тайны Своим вознесением.
Вот почему мы с верой, надеждой и пасхальной уверенностью стоим у гроба усопших, вот почему слова, которые когда-то сказал Христос вдове Наинской: Не плачь! – и к нам обращены. Да, не плачь: после того, как Бог стал плотью, и воскрес, и вознесся, человеку уже не предел, а дверь, раскрывающаяся в вечность.
И мы должны уметь, забыть себя, забыть свое горе, сказать себе “отойди прочь” и созерцать то великое, что совершается теперь в вечной судьбе рабы Божией Ирины. Она сейчас вступает в путь всякой плоти, в путь всякой души, предстоит перед Живым Богом, в Которого веровала, на Которого уповала, Которого посильно любила, Которому поклонялась, от Которого получала жизнь. Это должно быть теперь содержанием наших мыслей и наших переживаний, и всё, что меньше этого, должно быть отстранено хоть отчасти. Сквозь слезы мы должны уметь видеть сияние воскресения, и сквозь свою боль – победу Христа над и вечную жизнь, раскрывающуюся для усопших.
Поэтому услышим сердцем, а не только слухом слова Апостола: Не хочу, чтобы вы были в неведении и чтобы, как неимущие веры, вы убивались горем... Перед нами не смерть, а начало вечной жизни. Поклонимся воскресшему Господу, поклонимся Христу Богу, пришедшему плотию, и проводим в покой временный и в радость вечную рабу Божию Ирину – а от нее научимся и как жить, и как умирать. Она своей смерти ждала; много раз прощалась, говоря: Может, не увидимся, потому что я скоро умру; и перед последней исповедью сказала: Мне нечего Богу принести, я принесу только всю себя; пусть Он меня возьмет и примет... И так и сделал Господь. Слава Ему вовеки. Аминь.
Отпевание
1980 г.
Мы только что пели тропарь Воскресения: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав»; а перед нашими глазами – смерть, перед нашими очами – гроб. И однако, победа над одержана смертью и воскресением Христовыми, и гроб уже не зияет ужасом для верующего. Как говорится в Ветхом Завете, смерть для человека – покой: мы больше не плачем без надежды, хотя плачем о разлуке; мы знаем, что смерть – это временный сон, сон для плоти, которая воскреснет в последний день, и время ликования для освобожденной души.
Мы так глубоко, сильно переживаем судьбу людей, заключенных в тюрьмах; но какая тюрьма может быть уже, темней и страшней для живой человеческой души, для живой мысли, для чуткого сердца, чем болящее тело, которое разлучает человека от всех его ближних. Поистине долго томилась в тюрьме, в плену Елена; теперь Господь выпустил на свободу живую, чуткую душу ее. Все мы томимся в плену у тела, хотя не отдаем себе отчета в этом; все самые высокие, самые глубокие порывы разбиваются о нашу телесность, об усталость, о бессилие, об обстоятельства, которые обусловлены телом нашим; и как дивно будет каждому из нас освободиться из этого плена и войти в свободу чад Божиих, когда дух наш, ничем не ограниченный, ничем не связанный, предстанет перед Богом, Который есть жизнь, Который есть ликование, Который есть любовь.
И вот почему перед чтением апостольского послания мы можем провозглашать: «Блажен путь, в который ты идешь днесь, душа, ибо уготовалось тебе место упокоения... » И как бы предваряя наш «крик веры» словами древнего псалма, как бы говоря нам о своей собственной судьбе, усопшая говорит: «Жива будет душа моя и восхвалит Тя..». Да, жива душа: настал не только покой, но ликование, настала свобода...
Пусть Господь благословит вечным своим покоем Елену, которая оставила за собой след глубокой любви, родила в нас глубокое уважение к себе, а теперь раскрывает перед нами эту тайну смерти как тайну свободы...
Отпевание
1981 г.
Мы, в какой-то мере чужие и в какой-то мере свои, окружаем сейчас гроб Владимира. И то, что собрались вы здесь, его сотрудники, его друзья, так много значит; ибо собрались вы не просто потому, что умер сотрудник, соотечественник, друг, а потому, что этот человек жил и своей жизнью что-то доказал, что-то явил: не только талантливость, но какие-то человеческие глубины, которые заставили всех, кто к нему приближался, его почитать, его любить, относиться к нему с предельной вдумчивостью и серьезностью.
Мы стоим сейчас у его гроба с зажженными свечами; Евангелие нам говорит: «Свет во тьме светит...» (), и тьма, если и не принимает его, то и бессильна его заглушить... Эти свечи как бы свидетельствуют о том, что Владимир прошел через жизнь, как искра света, как искра жизни, искра глубокой человеческой правды, что блеснула через него в мире любовь, открылся смысл, разверзлась перед нами какая-то глубина – и в течение его творческой, одаренной жизни, и в течение многих месяцев кроткого, терпеливого страдания и умирания.
Мы думаем о смерти всегда как о разлуке; и мы правы, потому что мы разлучаемся с человеком, который нам дорог. Но мы не должны забывать, что в смерти совершается таинственно, незримо для нас самое величайшее, что может случиться с человеком и по чему всякая душа, сознательно или для себя неведомо, тоскует: встреча с Живым Богом, встреча с тем смыслом, с той красотой, с той полнотой жизни, о которой все воздыхают, к которой все стремятся и которой немногие достигают в ее полноте на земле: герои духа, святые... И поэтому свечи, которые мы держим, не только свидетельствуют, что этот человек принес свет, который никогда не потухнет, но и что мы его сопровождаем в таинственный, строгий, дивный праздник последней, все завершающей встречи...
Мы будем сейчас молиться очень по-разному, согласно нашей вере, согласно нашему опыту жизни; но одно мы можем сделать: мы можем окружить это тело дорогого человека глубоким почтением, любовью. Через тело воспринимает человек всё: и красоту, и истину, и любовь, и радость, и горе, и общение с людьми, и ласку матери, и чудо любви, и непостижимость Таинств Церкви; это тело освящено, это тело значительно на всю вечность. И мы его окружаем любовью и почтением.
Но этого недостаточно с нашей стороны. Если человек прошел через жизнь как свет, как горение, если он просветил умы, сердца и жизни тех, кто его знал, – каждый из тех, кто его вспоминает, кто знает, что он для него сделал, как он раскрыл для него глубины жизни, как он его вдохновил, как он тронул его сердце, как он озарил его мысль – каждый из нас должен принести плод его жизни так, чтобы его не лишила землю того богатства ума, сердца и целеустремленности, которые принадлежали ему и которыми он со всеми вами так щедро, богато поделился. Каждый из вас явился как бы полем, которое он засеял правдой и смыслом; и плоды этой правды каждый должен принести так, чтобы исполнилось и в нем евангельское слово: если не умрет зерно, оно останется одно; если же умрет – принесет плод сторицею... Зерно будет сейчас положено в землю; а плод должен возрасти в жизни каждого из вас. В этом он накладывает на каждого ответственность и призывает каждого жить достойно того света, о котором свидетельствуют эти свечи жизни, свечи вечности...
Три проповеди об исповеди
1. Нередко меня спрашивают: как надо исповедоваться?.. И ответ на это самый прямой, самый решительный может быть таков: исповедуйся, словно это твой предсмертный час; исповедуйся, словно это последний раз, когда на земле ты сможешь принести покаяние во всей твоей жизни, прежде чем вступить в вечность и стать перед Божиим судом, словно это – последнее мгновение, когда ты можешь сбросить с плеч бремя долгой жизни неправды и греха, чтобы войти свободным в Царство Божие.
Если бы мы так думали об исповеди, если бы мы становились перед ней, зная – не только воображая, но твердо зная – что мы можем в любой час, в любое мгновение умереть, то мы не ставили бы перед собой столько праздных вопросов; наша исповедь тогда была бы беспощадно искренна и правдива; она была бы пряма; мы не старались бы обойти тяжелые, оскорбительные для нас, унизительные слова; мы бы их произносили со всей резкостью правды. Мы не задумывались бы над тем, что нам сказать или чего не говорить; мы говорили бы все, что в нашем сознании представляется неправдой, грехом: все то, что делает меня недостойным моего человеческого звания, моего христианского имени. Не было бы в нашем сердце никакого чувства, что надо себя уберечь от тех или других резких, беспощадных слов; не ставили бы мы вопроса, надо ли сказать то или другое, потому что мы знали бы, с чем можно войти в вечность, а с чем в вечность нельзя войти...
Вот как мы должны исповедоваться; и это просто, это страшно просто; но мы этого не делаем, потому что боимся этой беспощадной, простой прямоты перед Богом и перед людьми.
Мы будем сейчас готовиться к Рождеству Христову; скоро начинается предрождественский пост; это время, которое образно нам напоминает о том, что грядет Христос, что скоро Он будет среди нас. Тогда, почти две тысячи лет назад, Он пришел на землю. Он жил среди нас, Он был одним из нас; Спаситель, Он пришел взыскать нас, дать нам надежду, уверить в Божественной любви, уверить нас, что все возможно, если только мы поверим в Него и в себя...
Но теперь грядет время, когда Он станет перед нами – либо в час нашей смерти, либо в час последнего суда. И тогда Он будет стоять перед нами распятым Христом, с руками и ногами, прободенными гвоздьми, раненный в лоб тернием, и мы посмотрим на Него и увидим, что Он распят, потому что мы грешили; Он умер, потому что мы заслужили осуждение смерти; потому что мы были достойны вечного от Бога осуждения. Он пришел к нам, стал одним из нас, жил среди нас и умер из-за нас.
Что мы тогда скажем? Суд не в том будет, что Он нас осудит; суд будет в том, что мы увидим Того, Кого мы убили своим грехом и Который стоит перед нами со всей Своей любовью... Вот – во избежание этого ужаса нам надо стоять на каждой исповеди, словно это наш предсмертный час, последнее мгновение надежды перед тем, как мы это увидим.
2. Я говорил, что каждая исповедь должна быть такой, как будто это – последняя исповедь в нашей жизни, и что этой исповедью должен быть подведен последний итог, потому что всякая встреча с Господом, с Живым нашим Богом – предварение последнего, окончательного, решающего нашу судьбу суда. Нельзя встать перед лицом Божиим и не уйти оттуда либо оправданным, либо осужденным. И вот встает вопрос: как готовиться к исповеди? Какие грехи принести Господу?
Во-первых, каждая исповедь должна быть предельно личной, «моей», не какой-то общей, а моей собственной, потому что решается ведь моя собственная судьба. И поэтому, как бы несовершенен ни был мой суд над самим собой, с него надо начать; надо начать, поставив себе вопрос: чего я стыжусь в своей жизни? Что я хочу укрыть от лица Божия и что я хочу укрыть от суда собственной совести, чего я боюсь?
И этот вопрос не всегда легко решить, потому что мы так часто привыкли прятаться от собственного справедливого суда, что когда мы заглядываем в себя с надеждой и намерением найти о себе правду, нам это чрезвычайно трудно; но с этого надо начать. И если бы мы на исповедь не принесли ничего другого, то это уже была бы правдивая исповедь, моя, собственная.
Но, кроме этого, есть еще и многое другое. Стоит нам посмотреть вокруг и вспомнить, что о нас думают люди, как они реагируют на нас, что случается, когда мы оказываемся в их среде – и мы найдем новое поле, новое основание для суда над собой... Мы знаем, что мы не всегда приносим радость и мир, правду и добро в судьбу людей; стоит окинуть взором ряд наших самых близких знакомых, людей, которые нас так или этак встречают, и делается ясным, какова наша жизнь: скольких я ранил, скольких обошел, скольких обидел, скольких так или иначе соблазнил.
И вот новый суд стоит перед нами, потому что Господь нас предупреждает: то, что мы сделали одному из малых сих, то есть одному из людей, братии Его меньших, то мы сделали Ему.
А дальше вспомним, как о нас судят люди: часто их суд едок и справедлив; часто мы не хотим знать, что о нас люди думают, потому что это – правда и осуждение наше. Но иногда бывает и другое: люди нас и ненавидят, и любят несправедливо. Ненавидят несправедливо, так как иногда бывает, что мы поступаем по Божией правде, а эта правда в них не укладывается. А любят нас часто несправедливо, потому что любят-то нас за то, что мы слишком легко укладываемся в неправде жизни, и любят нас не за добродетель, а за нашу измену Божией правде.
И тут надо снова произнести над собой суд и знать, что иногда приходится каяться в том, что люди к нам относятся хорошо, что хвалят нас люди; Христос опять-таки нас предупредил: «Горе вам, когда все люди будут говорить о вас хорошо...» ()
И наконец, мы можем обратиться к суду евангельскому и поставить себе вопрос: как судил бы о нас Спаситель, если бы Он посмотрел – как Он на самом деле и делает – на нашу жизнь?
Поставьте себе эти вопросы, и вы увидите, что исповедь ваша будет уже серьезная и вдумчивая и что уже не придется вам приносить на исповедь той пустоты, того детского, давно изжитого лепета, который часто приходится слышать.
И не вовлекайте других людей: вы пришли исповедовать свои грехи, а не чужие грехи. Обстоятельства греха имеют значение, только если они оттеняют ваш и вашу ответственность; а рассказ о том, что случилось, почему и как – к исповеди никакого отношения не имеет; это только ослабляет в вас сознание вины и дух покаяния...
Сейчас приближаются дни, когда вы, вероятно, все будете говеть; начните готовиться теперь к тому, чтобы принести взрослую, вдумчивую, ответственную исповедь и очиститься.
3. Я говорил в прошлый раз о том, как можно испытывать свою совесть, начиная с того, в чем она нас упрекает, и продолжая тем, как к нам относятся люди. И вот теперь сделаем еще один, последний шаг в этом испытании совести нашей.
Последний суд над совестью нашей принадлежит не нам, принадлежит не людям, а Богу; и Его слово, и Его суд нам ясны в Евангелии – только редко умеем мы к нему вдумчиво и просто относиться. Если мы вчитываемся в страницы Евангелий с простотой сердца, не стараясь извлечь из них больше, чем мы способны принять, а тем более – больше, чем мы можем жизнью осуществить, если мы честно и просто к ним относимся, то видим, что сказанное в Евангелии как бы распадается на три разряда.
Есть вещи, справедливость которых нам очевидна, но которые не волнуют нашу душу – на них мы отзовемся согласием. Умом мы понимаем, что это так, сердцем мы против них не восстаем, но жизнью мы этих образов не касаемся. Они являются очевидной, простой истиной, но жизнью для нас не делаются. Эти места евангельские говорят о том, что наш ум, наша способность понимать вещи стоят на границе чего-то, чего ни волей, ни сердцем мы еще не можем постичь. Такие места нас осуждают в косности и в бездеятельности, эти места требуют, чтобы мы, не дожидаясь, дабы согрелось наше холодное сердце, решимостью начинали творить волю Божию, просто потому, что мы – Господни слуги.
Есть другие места: если мы отнесемся к ним добросовестно, если мы правдиво взглянем в свою душу, то увидим, что мы от них отворачиваемся, что мы не согласны с Божиим судом и с Господней волей, что если бы у нас было печальное мужество и власть восстать, то мы восстали бы так, как восставали в свое время и как восстают из столетия в столетие все, кому вдруг станет ясно, что нам страшна заповедь Господня о любви, требующей от нас жертвы, совершенного отречения от всякой самости, от всякого себялюбия, и часто мы хотели бы, чтобы ее не было.
Так, вокруг Христа, наверное, было много людей, хотевших от Него чуда, чтобы быть уверенными, что заповедь Христова истинна и можно Ему последовать без опасности для своей личности, для своей жизни; были, наверное, и такие, которые пришли на страшное Христово распятие с мыслью, что если Он не сойдет со Креста, если не случится чуда, то, значит, Он был не прав, значит, Он не Божий был человек и можно забыть Его страшное слово о том, что человек должен умереть себе и жить только для Бога и для других.
И мы так часто окружаем трапезу Господню, ходим в церковь – однако с осторожностью: как бы нас правда Господня не уязвила до смерти и не потребовала от нас последнего, что у нас есть: отречения от самих себя... Когда по отношению к заповеди любви либо той или другой конкретной заповеди, в которой нам разъясняет бесконечную разнообразность вдумчивой, творческой любви, мы находим в себе это чувство, тогда мы можем измерить, как мы далеки от Господнего духа, от Господней воли, и можем над собой произнести укоризненный суд.
И наконец, есть места в Евангелии, о которых мы можем сказать словами путешественников в Эммаус, когда Христос с ними беседовал по пути: Разве сердца наши не горели внутри нас, когда Он говорил с нами на пути?..
Вот эти места, пусть немногочисленные, должны нам быть драгоценны, ибо они говорят, что есть в нас что-то, где мы и Христос – одного духа, одного сердца, одной воли, одной мысли, что мы чем-то уже сроднились с Ним, чем-то уже стали Ему своими. И эти места мы должны хранить в памяти как драгоценность, потому что по ним мы можем жить, не борясь всегда против плохого в нас, а стараясь дать простор жизни и победу тому, что в нас уже есть божественного, уже живого, уже готового преобразиться и стать частью вечной жизни.
Если мы так будем внимательно отмечать себе каждую из этих групп событий, заповедей, слов Христовых, то нам быстро предстанет наш собственный образ, нам станет ясно, каковы мы, и когда мы придем на исповедь, нам будет ясен не только суд нашей совести, не только суд людской, но и суд Божий: но не только как ужас, не только как осуждение, но как явление целого пути и всех возможностей, которые в нас есть: возможность стать в каждое мгновение и быть все время теми просветленными, озаренными, ликующими духом людьми, какими мы бываем иногда, и возможность победить в себе, ради Христа, ради Бога, ради людей, ради собственного нашего спасения то, что в нас чуждо Богу, то, что мертво, то, чему не будет пути в Царство Небесное. Аминь.
Сошествие во ад
Одну из пасхальных икон, которая по-русски называется “Сошествие во ад”, по-английски мы называем “Попрание ада, победа над адом”. На этой иконе мы видим находящихся глубоко под землей, вдали от близких, вне мира человеческой любви и общения, тех, которые умерли и стали пленниками отчуждения – взаимного отчуждения и отчуждения от Бога. Но посреди них мы видим и Самого Господа Иисуса Христа, за руку воздвигающего и Еву – и в их лице все человечество, выводящего их из отчужденности, из одиночества, из мрака в свет, в Царство вечной любви, в Царство, которое Крестом завоевал для нас Христос.
В каком-то смысле это дивный и трагический образ того, что случается на исповеди: священник, предстоящий на исповеди по образу Самого Бога, призванный сходить вместе с кающимся в самые потаенные закоулки боли, мрака, греха, поистине сходит во ад, изображенный на иконе. И видит он там нечто дивное и чудесное: в эти потемки сходит не только луч света, не только искра надежды; в этот густой мрак сходит Сам Господь , исцеляя, спасая, принося утешение, подавая новую силу, принося радость спасения... Какое это диво – стоять перед Живым Богом, и как те, которые, умерев, встретили Господа Иисуса Христа, стоять лицом к лицу с Ним и от смерти возвращаться к жизни. Какое диво, что нам это дано!
Лазарь умер; Лазарь прошел через узкие врата смерти, тело его подверглось разложению, душа его сошла в область Божия осуждения. И внезапно достиг до него голос, голос творческого Слова Божия, без Которого ничего не стало из того, что есть: «Лазарь, гряди вон» () – Гряди вон из смерти, прочь из тления, выйди из могилы и вступи снова в жизнь: во временную, преходящую жизнь земли как свидетель воскресения более существенного, более значительного, чем воскресение тела: воскресения души, которая познала мрак смерти и прошла через него.
Все мы в разные минуты жизни стоим перед судом Божиим; все мы подчас чуем, что нет вечной жизни в нас, что живем мы преходящей, недолговечной жизнью, и единственная возможность нам ожить – это жизнью Самого Бога, изливающейся в нас, и бьющей из нас ключом. Если только мы обернемся к Богу, если только мы откроем Ему эти глубокие и пугающие нас бездны нашего ада, его мрачные закоулки, то туда приходит Сам Бог, жизнь вторгается в самую и мы оживаем новой жизнью – жизнью иной, жизнью воскресшего Христа, Который победил смерть, чтобы мы жили.
Будем же внимательны к своей жизни! Мы так часто закрываем глаза на все, что мрачно, уродливо и неприглядно; если бы только у нас было мужество распахнуть это уродство пред взором Божиим и сказать: “Господи, приди! Низложи, победи этот ад!” – тогда сам ад станет местом света, покаяние станет радостью, сокрушенность сердца соединит нас с Богом. Дай нам Господь мужество, дай нам Господь сознание нашей чести, сознание нашего величия, а также сознание величия и святости Божиих, причастниками которых мы призваны быть! Аминь.
О причащении
Великий Пост 1967 г.
В эти недели Великого Поста многие из нас будут причащаться Святых Таин; причащаться Святых Таин надо вдумчиво и зная, что мы делаем, чего мы просим и на что идем.
Причащаться Святых Таин – это значит призывать Господа так с нами соединиться, что не только душевно, но в самой плоти нашей Его жизнь делается нашей жизнью и наша жизнь делается Его жизнью. Поэтому каждый раз, как, причастившись Святых Таин, мы делаем дела тьмы, мы как бы влечем Господа насильственно, мучительно по тому самому пути, по которому Его вели в страстные дни на распятие, на страдание, на поругание, – это мы должны помнить.
В то же время мы желаем от Господа жизни новой, преизбыточествующей жизни, и эта жизнь нам дается, потому что, когда приходит к нам Господь и соединяет нас с Собой, вечная жизнь нас покоряет и в нас входит. Но данную нам жизнь мы не принимаем; мы хотим радоваться ей, но не хотим нести ее бремя: в этой вечной жизни на земле есть бремя и есть трагическая сторона, а не только ликующая радость. С одной стороны, мы начинаем жить жизнью будущего века, но только тогда эта жизнь в нас удерживается, мы отходим от дел зла, от жизни тьмы, тления и смерти, когда отходим сознательно, усилием воли, беспощадностью к себе, к своей слабости; и кроме того, когда мы эту жизнь вечную питаем в себе евангельской жизнью, то есть поступками, которые не являются поруганием самой этой жизни, – и молитвой.
Есть еще одна сторона: мы молим Господа соединить Себя с нами и взять на Себя всю тяжесть нашей жизни и с нами вместе ее понести; но одновременно мы должны быть готовы взять на себя судьбу воплощенного Сына Божия на земле, принадлежать Небу, Богу, правде, со всеми последствиями, которые могут истечь из этого: прежде всего, внутренней борьбой с неправдой и , которые в нас есть; затем, готовностью стоять за правду Божию, за тайну Царства Божия, любви Божественной на земле в отношениях с людьми, даже там, где это значит приношение какой-то жертвы, принесение себя в жертву. И наконец, долг готовности во имя Господа и Его правды быть отверженными, отлученными, стать чуждыми для всех тех, которые, сознанием или нет, встают против этой правды.
Поэтому, причащаясь Святых Таин, будем готовиться внимательно и сосредоточенно, и будем готовиться прийти сознательно на исповедь, отречься от неправды в себе, отвернуться от всего того, что могло нас пленять, и готовиться к тому, чтобы после исповеди и соединения со Христом начать жить новой жизнью, чего бы это нам ни стоило.
Если мы будем так поступать, тогда дар Святого Причащения, соединения со Христом, вселение в нас благодати Всесвятого Духа, те новые, несказанные отношения, которые создаются между нами и Отцом, а в Нем – со всеми людьми, принесут плод. Иначе мы будем тосковать о том, что, прибегая к Богу, мы остаемся без помощи и сил – и не потому, что не дает помощи, и не потому, что нет у нас сил, но потому, что то, что дает Бог, мы так легко растрачиваем в пустыне жизни.
Поэтому с радостью приступим теперь к новой жизни: и причастившиеся, и те, которым еще предстоит это неописуемое торжество и радость, – и будем жить так, чтобы через нас Небо присутствовало на земле, Царство Божественное внутри нас покоряло все вокруг нас, от самого мелкого до самого великого. Аминь.
О Евхаристии
1969 г.
Когда на Тайной Вечере Господь установил Таинство нашей веры, которое мы называем Божественной Литургией или Евхаристией, Он собрал вокруг Себя Своих учеников: и тех, которые позже стали верными Ему так, что умерли за Него, и того, который уже решился предать своего Учителя; вместе с остальными Господь поставил его перед лицом несказанной любви Божией; потому что быть принятыми за чей-то стол означает, что он, наш хозяин, считает нас равными себе, своими сотоварищами, которые имеют право преломить хлеб вместе с ним, разделить с ним сущность жизни; и здесь Господь делает учеников равными в любви Божией, равными Богу через Его любовь к нам. Это – одна сторона необычайных событий, которые мы называем Тайной Вечерей.
Но мы называем эти события еще другим именем: мы называем это «Евхаристией», от греческого слова, которое означает одновременно «дар» и «благодарение». И действительно, это причастие Телу и Крови Христовым, это невероятное приобщение, в которое Он нас принимает, является самым большим даром, который Господь может нам дать: Он делает нас собратьями и равными Себе, сотрудниками Богу, и через невероятное, непостижимое действие и силу Духа (ибо этот Хлеб – больше не хлеб только, и это Вино – не только вино, они стали Телом и Кровью Дающего) мы становимся зачаточно, а постепенно все больше, участниками Божественной природы, богами по приобщению, так, что вместе с Тем, Кто есть воплощенный Сын Божий, мы становимся единым откровением Божиего присутствия, “всецелым Христом”, о Котором говорил святой Игнатий Антиохийский . И даже больше этого, выше и глубже этого: в этом приобщении к природе и жизни Единородного Сына Божия, по слову святого Иринея Лионского , действительно мы становимся – по отношению к Самому Богу – единородными сынами Божиими.
Это – дар; но в чем благодарение? Что мы можем принести Господу? Хлеб и вино? Они и так принадлежат Ему. Самих себя? Но не Господни ли мы? Он призвал нас из небытия и одарил нас жизнью; Он наделил нас всем, что мы есть и что у нас есть. Что же мы можем принести, что было бы действительно наше? Святой Максим Исповедник говорит, что Бог может сделать все, кроме одной вещи: самую малую из Своих тварей Он не может принудить полюбить Его, потому что любовь – наивысшее проявление свободы. Единственный дар, который мы можем принести Богу, это любовь доверчивого, верного сердца.
Но почему благодарением называется именно эта таинственная евхаристическая трапеза скорее, чем любое другое богослужение или любое другое наше действие? Что можем мы подарить Богу? За столетия до того, как пришел на землю Христос и открыл нам Свою Божественную любовь, этот вопрос ставил себе псалмопевец Давид, и ответ, который он дает, такой неожиданный, такой подлинный, верный. Он говорит: Что я воздам Господу за все Его благодеяния ко мне? – Чашу спасения приму, и имя Господне призову, и молитвы мои воздам Господу... Наивысшее выражение благодарности не в том, чтобы отдарить человеку обратно, потому что если кто получит дар и отдарит за него, то он как бы расквитался и тем упразднил дар: дающий и получающий сравнялись, оба стали дарителями, но ответный дар в каком-то смысле разрушил радость обоих.
Если же мы способны принять дар всем сердцем, мы этим выражаем наше полное доверие, нашу уверенность, что любовь дающего совершенна, и принимая дар всем сердцем и во всей простоте сердца, мы приносим радость и тому, кто дал от всего сердца. Это верно и в наших человеческих взаимоотношениях: мы стремимся отплатить за дар, чтобы только избавиться от благодарности и как бы порабощения, когда получаем дар от кого-то, кто нас недостаточно любит, чтобы одарить нас от всего сердца, и кого мы сами любим недостаточно, чтобы принять от всего сердца.
Вот почему Евхаристия – величайшее благодарение Церкви и величайшее благодарение всей земли. Люди, которые верят любви Божией открытым сердцем и безо всякой мысли “расквитаться” за дар, а только радуясь той любви, которую дар выражает, получают от Бога не только то, что Он может дать, но также и то, чем Он Сам является, и участие в Его жизни, в Его природе, Его вечности, Его Божественной любви. Только если мы способны принять дар с совершенной благодарностью и совершенной радостью, наше участие в Евхаристии будет подлинным; только тогда Евхаристия становится наивысшим выражением нашей благодарности.
Но благодарность трудна, потому что она от нас требует надежды, любящего сердца, способного радоваться дару, и совершенного доверия к дающему и веры в его любовь, в то, что этот дар не унизит нас и не поработит. Вот почему изо дня в день мы должны врастать в эту способность любить и быть любимым, способность быть благодарным и радоваться; и только тогда Тайная Вечеря Господня станет совершенным даром Божиим и совершенным ответом на нее всей земли. Аминь.
Рождественский пост. О посте и причащении
В эти дни Рождественского Поста, которые приведут нас к торжеству Воплощения Господня, словами Самого Христа, сурово и ясно нас предостерегает. В сегодняшней притче о безумном богаче Христос говорит о переполненных амбарах материальных благ; но мы все богаты очень по-разному, и не обязательно в первую очередь материально. Как мы твердо полагаемся на взаимоотношения наши с Богом, какую надежную опору находим в евангельских словах – словах Самого Христа, в учении Апостолов, в нашей православной вере! И чем дольше мы живем, тем больше накапливаем мыслей, знания, и сами сердца наши становятся богаче и богаче чувствами в ответ на красоту Божиего слова.
Но спасает нас не это: спасает нас сила Божия, благодать Божия, которая постепенно учит нас и может очистить и преобразить нас. Но, хотя подает нам Свою благодать неограниченно, мы-то оказываемся способны принять дары Божии лишь в очень малой мере. Мы почти неспособны распахнуть благодати свое сердце; решимость воли изменяет нам; у нас не хватает смелости идти тем путем, который мы сами избрали потому, что он так прекрасен и животворен.
Апостол Павел дает нам образ: мы подобны чахнущим веточкам, привитым, рана к ране, на животворящее древо, которое есть Христос. Да, мы привиты – но сколько живоносных соков сможет проникнуть в сосуды веточки? Сколько жизни будет дано и принято? Это зависит от того, насколько раскрыты сосуды веточки и сколько соков сможет течь в них свободно, – а это зависит от нас.
Сейчас наступает время поста и собранности, которое приведет нас и поставит лицом к лицу перед Богом, пришедшим во плоти, чтобы спасти нас. Но Его приход также и суд, потому что нельзя встретить Бога и не оказаться перед судом. И вот найдется ли в нас что-либо общее, роднящее нас с Сыном Божиим, Который по жертвенной, распинающейся любви отдает Себя в наши руки? Или придется нам встать перед Ним и сказать: Я получил Твои дары, но не принес плода – как человек из притчи, который получил талант и схоронил, закопав в землю? Будем ли мы, как приглашенные на брачный пир царского сына, которые отказались прийти: один – потому что купил поле; он хотел стать землевладельцем, но земля поработила его; или другой, у которого было дело на земле, и ему некогда было отвлечься от своих занятий ради Бога, ради того, чтобы побыть с Ним; или как тот, который нашел себе жену по сердцу, и в его сердце не оказалось места, чтобы разделить радость царственного жениха.
Пост не означает, что нужно еще настойчивее, чем обычно, попрошайничать у Бога; пост не означает, что нужно приходить к Причастию чаще обычного. Пост – это время, когда мы должны встать перед лицом суда Божия, вслушаться в голос своей совести – и воздержаться от Причастия, если мы не можем приобщиться достойно. А приобщиться достойно означает, что перед каждым Причащением мы должны примириться с теми, с кем мы в раздоре; мы должны остановиться на помышлениях нашего ума и сердца, обличающих нас в измене Богу и в неверности людям – и сделать что-то в этом направлении; мы должны примириться с Богом Живым, дабы не оказалось, что Он умирал за нас напрасно. Поэтому задача наша сейчас состоит в том, чтобы глубоко задуматься о себе самих, подвергнуть себя беспощадному, строгому суду и подойти к Приобщению через исповедь, через покаяние, через тщательное испытание собственной жизни, так, чтобы не оказаться осужденными, приступив небрежно к Святой Трапезе.
А это предполагает несколько простых, но необходимых вещей: нельзя приступать к Причастию, если ты опоздал к началу литургии; нельзя приступать к Причастию, не приготовив себя в течение предшествующей недели молитвой, испытанием совести, Правилом перед Причащением. Если Правило слишком длинно, чтобы прочитать его в субботу вечером после всенощной, молитвы его можно распределить на всю неделю, присоединяя их к правилу вечерних и утренних молитв. Во всяком случае, дисциплина, которая требуется от нас всегда, должна быть в эти дни еще неукоснительнее. И Православная Церковь учит, что желающие приступить к Причастию должны присутствовать на всенощной в субботу вечером так, чтобы подготовиться к встрече с Господом в день Его Воскресения.
Все это – не просто формальные, дисциплинарные “правила”; это призывы, которые ведут нас за руку в глубины духовной жизни, к более достойной – или хотя бы менее недостойной – встрече Господа.
Вступим поэтому сейчас в Рождественский Пост и приготовим себя строгой дисциплиной ума, внимательно испытывая движения сердца: как мы относимся к другим, к себе, к Богу, как мы учимся у Церкви молитве, поклонению и послушанию Божиим заповедям?
И отнесемся также более внимательно, чем мы это делаем обычно, к соблюдению физических правил поста. Они рассчитаны на то, чтобы помочь нам стряхнуть расслабленность и потворство своим слабостям, пробудить в нас чуткость и бодрость, не дать нам закоснеть в нашей приземленности, которая мешает нам воспарить к Богу.
Соблюдайте эти правила, готовьтесь внимательно на протяжении всего Рождественского Поста, ожидая пришествия Господня, но не пассивно, а в том состоянии собранного бодрствования, с которым часовой на страже ожидает прибытия своей Царицы или Царя. Будем помнить, что находиться в присутствии Божием – величайшая честь, самое святое, что с нами может случиться; это не “право” наше, а величайшая честь, которую нам оказывает, и будем держать себя соответственно! Аминь.
О причащении
Когда Моисей сошел с Горы Синайской после видения – не Самого Бога, но славы Божией, – лицо его так сияло, что никто не мог вынести этого света, и он должен был положить на лицо свое покрывало, чтобы люди могли стоять перед ним и услышать весть, принесенную им от Бога.
Не так разительно, конечно, но это случается и с нами, когда большая радость переполняет наше сердце, когда нам дано предстоять чему-то, что захватило наш дух изумлением, несказанным ликованием, что заставило нас преклониться в трепетном благоговении. Это может произойти от встречи – когда кто-то открыл нам реальность любви, дал нам знать Бога так, как никогда раньше нам не было ведомо. Это может случиться от встречи с Богом в тишине, в безмолвии природы. Это может случиться самыми разными путями – но кто бы ни встретил нас после этого, всем ясно: мы увидели что-то глазами сердца, нас пронзил какой-то свет, и этот свет теперь можно увидеть в наших глазах, на нашем лице.
Каким же образом происходит, что раз за разом мы причащаемся – некоторые из нас дерзновенно из недели в неделю, другие с большим страхом Божиим, реже – и однако никто из окружающих нас не видит этого Божественного сияния на нашем лице, в наших глазах? Как происходит, что эта слава Божия не излучается из каждого нашего слова, из глубокого безмолвия души, не явлена красотой каждого нашего действия, когда каждое наше движение достойно Самого Бога?
И еще: каким это образом, причащаясь на протяжении стольких лет, мы едва ли отдаем себе отчет, что с нами совершается что-то неизъяснимо великое? Вспомните слова святого Симеона Нового Богослова , уже в старости его: в воскресенье он причастился Святых Таин и вернулся к себе в келью, в глиняную хижину, где ничего не было, кроме деревянной скамьи; и, сидя там, глядя на свои руки, на все свое тело, он воскликнул: Как таинственно-дивно это тело: оно вмещает Самого Живого Бога! Бог пришел в мир, чтобы излить в нашу человеческую природу Свое Божество, и, принимая Хлеб и Вино, я приобщаюсь и Его святому человечеству и Его Божеству. И теперь эти руки и это тело, старческие и дряхлые, – руки и тело Воплощенного Бога! И эта хижина, такая малая и такая убогая, – шире небес, потому что весь Бог пребывает в ней через мое присутствие!..
Случалось ли кому-нибудь из нас уловить нечто от этого, чтобы хоть понять это переживание? Пережить то, что он переживал, может оказаться слишком много для нас, – но хотя бы понять, о чем он говорит? Прикоснулись ли мы когда-либо хоть края этой тайны? И если нет, то почему, почему?
Не потому ли, что идти к Причастию можно по-разному? Одни идут “в порядке вещей”: потому что сегодня праздник, потому что воскресенье; или считая, что слова, сказанные Апостолам: “Примите, ядите, пейте от нея вси”, относятся без разбора ко всякому из нас, успокоенно живущих в комфорте худосочного, обескровленного нами христианства...
Иные же причащаются, изголодавшись по Боге, переживая безутешно свою оторванность от Него, не в силах дотянуться, не в силах воспарить к Богу; и тогда, коленопреклоненные духом, в вещественных Дарах Хлеба и Вина, претворенных Им в Его воскресшее Тело, они принимают от Бога то, чего нам не достичь иначе: Бога, нисходящего к нам, изливающего Себя в нас в ответ на наш отчаянный голод, на крик нашей души и тела, на вопль всей нашей жизни, на наш осиротелый плач в мире, где не найти, не встретить Бога.
Еще иначе приступали к Причастию святые – с трепетом, со священным страхом: “Приобщение Телу и Крови огонь есть,” – говорит одна из молитв перед причащением, – ”о, да не буду я сожжен!” Понятно ли нам это? Подходим ли мы, зная, что приступаем к Богу, Который есть Огонь опаляющий? Можем ли сказать вместе с пророком Исаией, а за ним – с Павлом, что “страшно есть впасть в руки Бога Живого” ()?
В чем же дело, почему мы приходим причащаться снова и снова – и ничего не знаем о переживании Симеона, ничего не знаем о неутолимом голоде и о дивности этой встречи?
По нашей тяжеловесности, по нашей слепоте, по нашей нечуткости происходит это. Вспоминаются слова русского святого, Пафнутия Боровского; он жил отшельником, и однажды его позвали совершить литургию, потому что не оказалось священника в монастыре; и после литургии он сказал братии: Никогда больше не зовите меня совершать литургию, даже в самой острой нужде! Видеть, что я видел, пережить, что я пережил, можно только раз; в другой раз я умру от этого!.. Знаем ли мы, что это такое? Подозреваем ли мы, что это бывает, что такое может случиться? Нам надо внимательнее думать о том, что мы делаем! Бог принимает нас, но какой ценой для Себя? Святой Серафим Саровский говорил одному из своих близких: Когда ты молишься, когда ты приступаешь к Богу, то Бог во Христе выполняет твою молитву; но не проси о пустяках, помня, какой ценой Он подает тебе просимое: воплощение, жизнь земная, страсти, распятие, сошествие во ад – вот цена, какую Он заплатил, чтобы мы могли к Нему обращаться! Поэтому с каким трепетом, с каким благоговением и чувством ответственности мы должны бы приступать к Нему!
Но тогда как случается, что, прикасаясь к Огню, мы не сожжены в пепел? И вот еще одна мысль, которая всегда наполняет меня ужасом: тот же Симеон Новый Богослов говорит, что Бог не допускает, чтобы Его святое Тело и священная Кровь растлевались, осквернялись нами и из-за нас; и если мы приступаем беспечно, греховно, недостойно – Он отступает из частицы освященного Хлеба и капли святого Вина, которые мы принимаем, так, чтобы мы не были сожжены, не были уничтожены и не стали вместе с Его убийцами ответственны за излитую Им Кровь и распятое Тело. Но как страшно подумать, что по нашему недостоинству это может случиться!
Будем же помнить эти предостережения, которые мы слышим и от святых, и от обратившихся грешников, и ставить перед собой вопрос: как я приступаю к Причастию? В отчаянной ли нужде – или беспечной самоуверенности? С сердцем сокрушенным, потому что мне нужен больше, чем нужна жизнь или что иное, – или “по-дешевому”: потому что я числюсь членом Его Церкви, даже если и не являюсь живым членом Его Тела?
Задумаемся над этим и, как говорит Апостол Павел, станем судить себя, чтобы не быть судимыми – и осужденными! Аминь.
К причастию
Каждый раз, когда мы приступаем к Причастию, мы говорим Господу, что приходим к Нему как к Спасителю грешников, и говорим тоже, что считаем себя величайшими из всех грешников. Сколько правды в том, что мы говорим? И как вообще мы можем сказать это о себе? Правда ли это? Можем ли мы действительно сказать, что – да, мы на самом деле считаем себя самыми грешными из людей? Иоанн Кронштадтский говорит об этом нечто в своих “Записках”, что мне кажется очень важным: он говорит, что, ставя перед собой этот самый вопрос, он может ответить на него со всей честностью; потому что, говорит он, если бы другому кому было дано столько любви, столько благодати, столько Божественного Откровения, сколько получил он, то они принесли бы плоды, которых он не оказался способным принести.
Таким же образом и мы можем испытывать себя, когда приступаем к Причастию и произносим эти слова: повторяем ли мы их просто потому, что они напечатаны в книжке? Или же мы действительно сознаем – но что сознаем? Что мы грешники? Да, мы все более или менее чуем, переживаем, что мы грешны; но сознаем ли мы, сколько нам дано от Бога и как мало плодов мы принесли?
И вот только если мы со всей остротой и ясностью видим контраст между всем, что было возможно, – всем, что еще и сейчас возможно! – и тем, что есть, мы можем честно произнести такие слова.
Задумаемся над этими словами, потому что Богу в молитве мы не можем говорить вежливых слов, слов пустой благовоспитанности. То, что мы Ему говорим, должно быть правдой, и каждая наша должна быть пробным камнем правдивости и нашей совести, и нашей жизни.
Будем жить с этими мыслями до следующего Причастия так, чтобы когда-нибудь, может быть, еще не при следующем Причащении, но после долгой жизни искания, молитвы, самоиспытания и самоосуждения мы со всей правдой сможем сказать: “Боже, о Боже! Сколько Ты дал мне, и как мало плода я принес, я принесла! Если кому-то другому было бы столько дано, то он, она были бы уже святыми Божиими!” Аминь.
В нашем храме в редкий день не бывает отпеваний, обычно один-три гроба, но случается и больше, максимально, если не ошибаюсь, я отпевал одновременно десять покойников. Люди, стоящие у гроба, как правило не церковные совсем, единицы ходят в храм и имеют опыт молитвы, таких всегда узнаешь по глазам. Сердца близких умершего удручены горем и открыты для слов утешения и помощи. Стараюсь достучаться до них, не торопясь и внятно читая тексты чина погребения и произнося проповедь. Обычно говорю три слова, перед отпеванием для настроя на молитву, кратко перед чтением разрешительной молитвы с призывом простить и попросить прощение и последние слова произношу после предания земле, напутствуя и предлагая близким что то поменять в себе ради умершего.
Слово перед отпеванием.
Братия и сестры, сегодня вы собрались помолиться о ваших усопших близких и родных. Мы привыкли помогать дорогим наш людям всякими земными способами: заботой, вниманием, материально, сочувствием, советом, поддержкой. Когда же человек умирает, очень часто мы упрекаем себя в том, что не все сделали для него, были забывчивы, не сказали друг другу каких то главных и важных слов. Сейчас все земные средства помощи уже не нужны нашим ушедшим близким, но мы все таки можем им помочь. Когда люди выполняют работу то напрягают мышцы, делая что то тяжелое, или волю, принимая решение. Сейчас же надо напрячь наши сердца и пусть молитвы, что мы сейчас будем петь и читать, будут теми главными словами, которые вы не успели сказать, пусть из сердец ваших будет изливаться те внимание и поддержка, которых может быть не хватало раньше в ваших отношениях с умершим. Мы живем не только подчиняясь государственным установлениям или законам природы, есть еще духовные правила жизни, одно из них гласит: как ты относишься к людям, так и к тебе будут относиться. Оно подобно закону переливающихся сосудов в физике. И Господь судит о умерших и по тому, что они оставили в наших сердцах. Образно выражаясь, Он смотрит на нас всех сверху и думает: надо же как они любят этого человека, значит он заслужил такой любви и моей милости. Поэтому напрягите ваши сердца и будем молиться.
Слово после отпевания.
Вы плачете, а ведь это слезы о нас самих: как же мы будем дальше жить, как нам теперь не хватает наших близких. Одна женщина, трагически потерявшая мужа как то призналась после панихиды: я три года жду, чтобы кто то сказал мне те слова, что облегчат горе, но так и не услышала их. Мне тогда подумалось, действительно нет таких человеческих слов, только Господь может дать измученным сердцам облегчение. Поэтому люди чаще всего не хотят думать и говорить о смерти, пытаются быстрей забыться, закрутиться в работе, в суете. Но посмотрите как относятся к смерти истинные христиане, взгляните на церковный календарь, дни памяти святых почти всегда дни их кончины, а так как большинство святых мученики, то тяжелой, жестокой, насильственной. Когда то близкие убиенных мучеников тоже страдали и плакали, прошло время и эти дни стали называться для нас не траурными датами, а праздниками. Если будем молиться за своих усопших, то со временем и для нас даты их успения будут не временем плача и скорби, а встречи и утешения.
Но все равно сердце человеческое хочет помочь усопшим и земными способами, тогда посмотрите вокруг, сколько же на земле горя, несчастий, нужды. Если мы поможем кому то ради наших близких то мы им поможем. Но думается самая большая жертва для них-это мы сами. Может быть они хотели, чтобы мы в чем то изменились к лучшему и исправились в плохом, почему бы не исполнить их волю сейчас. А если вы хоть иногда бываете в храме, то может быть начать это исправлению с искренней исповеди, открыть себя для Господа, чтобы он принял эту нашу жертву и дал утешение всем, живым и усопшим. Аминь.
В моей короткой проповеди мы остановимся на двух вопросах:
1.Доброе имя лучше дорогой масти;
2. День смерти лучше дня рождения.
Имя – это то, что определяет отношение людей друг к другу. Имя имеет большое значение и всегда в нем заложен какой- то смысл. Адам -человек, Ной -покой, утешение; Хам- горчий, Рахиль-овца, Иаков-обманщик и т.д. Особую роль именам предавали в ветхозаветное время, и во время жизни Иисуса Христа.Если говорят:«вчера ко мне заходил Анатолий Иванович и рассказал мне то и то. А вы, зная, кто такой Иван Иванович, то уже знаете, как нужно относиться к нему и к тому, что он рассказал. Вы не верите ни одному слову его. Этот человек много может наговорить. Правда, вы знаете таких людей?«Доброе имя лучше большого богатства, и добрая слава лучше серебра и золота» Притчи 22:1. Доброе имя делаем не только мы сами, а те, кто нас окружает, живет с нами, работает, дружит. Если человек хорошей репутации, то естественно наше отношение к его словам будет совершенно иным, т.е. положительным. Это надежный человек, если сказал слово, товыполнит, на него можно положиться. Услышанное имяоткладывается в определенных ячейках памяти нашего мозга и мы извлекаем оттуда, с извилин памяти всё, что мы знаем о человеке: его внешность, характер, его голос и репутацию. Иметь хорошую репутацию,- значит, облегчить себе жизнь. Такому человекулегчеустроиться на работу, чего – то добиться,легче выполнять служение в церкви, будь- то евангелизация, пасторское или дьяконское служение. «Но не гордись этим, а бойся» - говорит Слово Божье. Мы не должны стремится создать себе доброе имя, хорошее мнение в сознании окружающих. Но, если выбирать между хорошей репутацией, богатством,чувственнымудовольствием, или именем веселого шутника, то лучше выбрать первое. Почему?потому что всё остальное - суета!«Ибо слава человека как трава, как цвет на траве быстро опадает». Но, чувственные удовольствия проходят еще быстрее, это какой – то миг.
Это парадоксальная истина, которую поначалу трудно понять. Почему Екклесиаст так говорит?С какой точки зрения день смерти лучше дня рождения? И для кого лучше?Из содержания второго стиха мы узнаем, что лучше мертвому, которого хоронят, ибо он освободился от всех забот своих. А живому, который присутствует «приложит к сердцу своему». Что приложит? Неотвратимый факт смерти и что этого и ему не избежать. Но верующий должен принимать смерть как друга, приветствовать как лучшего друга, когда она приходит. Почему? Потому что смерть для верующего есть ключ, открывающий дверь к вечному счастью в обителях Божьих. Отк.14:13. Аминь?Отсюда, присутствовать на чьих то похоронах, более благотворно для сердца, нежели веселиться на чьих то именинах. Об этом пишет ап. Павел 2 Кор.7:10«Ибо печаль ради Бога производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская производит смерть».Полезность похорон определяется тем, какой эффект оно производит на сознание человека. Наблюдаяна похоронах за ходом процессии и за тем, о чем говорят, человек мыслями своими направляется и приближается к вечности, к Богу, он осознает бренность существования человека на земле. "Итак,я знаю что Ты приведешь меня к смерти и в дом собрания всех живых" (Иова). А Давид пишет: "И возвратится прах в землю, чем он и был; а дух возвратится к Богу, который дал его". А веселясь на празднике, дне рождения он думает о наслаждениях в этой жизни, о пищи, о напитках и т.д. Так, что для души человека больше пользы от первого,чем от второго. В этом смысле «лучше ходить в дом плача об умершем, нежели ходить в дом пира..»Немногие из нас любят думать о смерти. Тем более о своей смерти, если вокруг светит солнце, порхают птички, много друзей и веселых забот, зачем наводить тоску? Но, когда смерть входитв наш дом, наших близких, мы осознаем, что бессильны изменить существующий порядок вещей. В этом отношении смерть мне даже нравится. Она напоминает, что я не всесильный, что я всего лишь червь и прах, что моя очередь близка. На носилках одного кладбища написано: "Кто следующий? Факт смерти, заставляет нас задуматься о главном, о смысле жизни на земле, а это уже хорошо. Бог использует печаль, чтобы сделать сердце человека лучше, мягче и добрее. Только в таких условиях справедливо изречение: «Сетование лучше смеха; потому что при печали лица сердце делается лучше» 7:3. Другой перевод: "При печали лица сердце может бытьсчастливым». Да, после пережитой печали, мы действительно счастливы. Вспомните ваше детство?Истинные христиане всегда счастливые, ибо они знают «высшую цель жизни». Даже если он о чем - то печален, он все равно счастлив. Он знает, что происходящеепредопределено (назначено) Богом, как самый лучший вариант измногих возможных. Ведь Бог не ошибается, потому в глубине души он счастлив и радуется. Не потому – ли Павел пишет: "Всегда радуйтесь"!
Даже мирской, разумный человек, приятнее будет чувствовать себя в атмосфере торжественной печали,скажем на похоронах, чем в доме пьяного веселья. Именно в доме весельязарождаются греховные мысли и совершаются грехи. «Сердце мудрых – в доме плача..» Посетите больную христианку, она ходить уже не может, но не унывает, а в надеже ожидает пришествие Господа.
Думаю и надеюсь, что после моейпроповеди на похороны станут приходить многие люди, братья и сестры, кто не на работе и имеет возможность. Это очень полезно нам самим для пересмотра своего духовного состояния.
Итак, подведем итог сказанному:
1.Доброе имя лучше дорогой масти , с ним легче жить и трудиться. Но создается оно не нами, а теми с кем мы трудимся, общаемся или проводим время. Христианину подобает иметь доброе имя христианина, ученика Иисуса Христа, детяти Божьего и священника.
2.День смерти лучше дня рождения. Намполезно и желательно чаще бывать в домах плача. Это благотворно влияет на наше сердце, сердце становится лучше; а мыслями своими направляемся к вечности и приближаемся к Богу.
Мы осознаем суетность материального и высокую цену духовных вещей. Мыстановимся мудрее, добрее и счастливее. Аминь?
Я не спал днями и ночами, пребывая в борении. И проблема была не только в том, ЧТО сказать, но и в том, КАК это сказать. Если, например, в моей жизни наметился подъем, если я полон энергии и бодрости, каким образом я смогу войти в страдание и боль других людей? Кто я, чтобы пытаться отразить в своей проповеди боль утраты, которую переживает убитая горем семья? Смогу ли я подобрать правильные слова, чтобы достойным образом почтить покойного?
Но однажды, когда я проповедовал на похоронах своего отца, Бог открыл мне кое-какие истины в данном контексте – не только как проповеднику, но и как члену семьи, скорбящей об утрате.
Разумеется, проповедь на похоронах не должна быть поверхностной или легкомысленной. Мы нуждаемся в большой поддержке Святого Духа, нас ободряющего. Мы должны просить у Бога помощи, однако это не отменяет нашей обязанности внимательно и осторожно подбирать слова. Раздавленные горем люди весьма ранимы, поэтому наши слова могут оказать колоссальное на них воздействие. Таким образом, речь наша на похоронах должна быть продуманной и мудрой.
Хочу предложить вам пять советов, чего следует избегать, если вы приглашены для проповеди на похоронах.
1. Не говорите о покойном только в прошедшем времени.
Одна из обязанностей проповедника на похоронах – прославить Господа свидетельством о том, как покойный брат (покойная сестра) любил Его, как жил для Его славы. Однако, описывая благочестивую жизнь усопшего, мы иногда так много говорим о том, „что было“, что забываем упомянуть о том, „что есть“. Если мы верим, что покойный сейчас находится со Христом, что в загробном мире он жив, значит, необходимо подчеркнуть это, говоря о нем в настоящем и будущем временах. Этим мы напомним скорбящей семье и другим слушателям о надежде Евангелия.
2. Не забывайте смотреть на смерть верующего с Божьей точки зрения.
Этому нас учит Пс. 115:16 – „Дорога в очах Господних смерть святых Его!“ Бог прославляется тем, когда Его дети возвращаются к Нему домой. Созерцать ничем не сокрытое лицо Бога – это величайшая радость, какую верующий только может иметь. Быть в Его присутствии на небесах – это окончательное достижение наших чаяний освящения и начало великой, бесконечной эпохи прославления.
3. Не игнорируйте факт утраты.
Вокруг нас всегда есть те, кто пережили тяжелую утрату. Под утратой я подразумеваю не только тех, кто лежит в гробу, но и тех, кто мертвы по своим грехам. Утрата близких нам людей напоминает нам о том, что смерть – это реалия жизни, что однажды все мы перейдем в мир иной. Если и есть самое подходящее место для проповеди о серьезности греха и важности Божьей благодати, то оно – возле тела почившего святого, перед лицом реальности смерти. Умоляйте присутствующих покаяться, чтобы оно смогли затем радоваться вечной жизни во Христе. В такие моменты умерший святой – „живее всех живых“, он более живой, чем это можно представить, он находится в присутствии Того, Кто Сам есть жизнь.
4. Не пытайтесь идеализировать почившего.
Людей вдохновляет пример лишь реальных жизней. А реальная жизнь полна радости и печали, успехов и неудач. Заслужившие уважение почившие святые подвизались добрым подвигом веры. Пример их реальной жизни может ободрить живых.
5. Не забывайте указывать на реальность небес – провозглашайте эту реальность.
Церковь нуждается в том, чтобы слышать проповеди о нашем небесном доме и изучать эту тему на основании Писания. Недостаточное внимание этой теме разоблачает слабость нашей веры, надежды и радости. Дорогое Божье дитя, почившее, ныне наслаждается Богом и всеми богатствами небесного Царства. Мы должны как можно чаще хотя бы на несколько минут вырывать людей из земной реальности „теперь и сейчас“ – реальности, которая иссушивает нашу духовную радость – и поднимать их над землею, чтобы у них была возможность увидеть все с точки зрения Бога и вечности. Напоминайте присутствующим, что христиане всегда окружены Божьей благодатью, что впереди их ждет небо – только небо.
Джон Понд, студенческий пастор в West Jackson Baptist Church (Джексон, Теннеси)
Намедни случилось быть на похоронах брата Якименко Сергея Яковлевича. Известный в христианском мире пастор и руководитель Русского Христианского Радио собрал на свой прощальный обед весь цвет евангельского сообщества. Тут служители независимого братства и миссионерских союзов, ассоциаций, объединений, регистрированных и не регистрированных союзов, автономных церквей и миссий. В мирное время всё это собрание было бы расценено не иначе, как экумения, но смерть не место для богословских разборок. Море цветов, дополняло картину великого, общего для всех горя утраты и демонстрации сопричастности к делу и телу усопшего.
Уход каждого такого воина есть великая потеря. Невосполнимая. Трагичная для семьи. Не менее трагичная для церкви. Каждый выступавший подчёркивал это. Каждый, кому не хватило времени, молча соглашался с выступающими.
Уход Сергея Яковлевича моё сердце тронул особо. Понимаю умом провидение Божье и Его святую волю принимаю безоговорочно. Братство наше Евангельское невелико. Число делателей призванных Богом совсем малое. Тем тягостнее чувство утраты. Велика потеря! При серьёзном понимании духовного процесса для каждого христианина очевидно, что вместе с добрыми словами при погребении, стоит ещё иногда сказать несколько добрых слов при жизни. В противном случае, цена слов сказанных мёртвому телу такая же, как и цена мёртвого тела. Не слышно слов любви среди немногих, ещё живых христиан. Нам нужно усилие воли, молитва Отцу Любви, и специальные уроки любви. «Покажите в вере вашей ЛЮБОВЬ! Прилагая к сему всё старание, покажите ЛЮБОВЬ»!
Этот призыв заставляет включить волю. Силою Духа Святого умертвить своё я. Подчинить себя Ему. Применить всё старание. Облечься в любовь Его. Показать любовь ближнему. Такой результат возможен только в личном общении с Господом. Чтение Писания. Молитва. Размышления. Хочу подчеркнуть. Не богословские книги, но только слово Бога открывает нам Его. Не чей-то опыт, изложенный в книгах, но личное обращение к Богу, разговор с Ним, как с отцом, откровенный, за закрытыми дверями, один на один. Победа совершается в сражении. Не бывает духовных побед в бессмысленных походах по киношкам, по кафешкам. Не бывает духовных побед в тусовках, посиделках, сплетнях, даже если это «духовные» сплетни. Сергей Якименко шёл в зоны, шёл в подворотни к пацанам, в подвалы к наркоманам, в кабинеты к чиновникам. Он был бойцом армии любви, он вёл бой с грехом на передовой, отдавая себя, спасая обречённых на смерть. Так действует любовь. Его сердце вмещало всех разделённых и воюющих христиан. Таково сердце, исполненное любовью.
Жизнь сместилась в Интернет- пространство. Потрясающая возможность общения и распространения Евангелия по всему миру. Но холодный монитор компьютера исторгает из себя яд унижения, осуждения и оскорбления. Форумы христиан полны цинизма и склок. Это горькая правда, которая открывает содержание сердца. Из сердца исходит… Что в сердце есть, то и изливается. Бесчувственный экран перед глазами. Холодные кнопки мёртвых букв в руках. Укрывшись в маске, не видя слёз ближнего, не видя уст болью парализованных, беспощадно бьют друг друга братья. Каждый — судья. Каждый — обладает истиной. Каждый — вне подозрений. Этот дух масок проникает в церковные собрания, в семейные общения. Вот уже братья и сёстры не знают, о чём можно разговаривать. Личные встречи становятся тягостными.
Теряется столь важное и невыразимо ценное, о чем пишет апостол любви Иоанн: «надеюсь прийти к вам и говорить устами к устам, чтобы радость ваша была полна». (2 Иоанн. 1: 12) Иоанн понимал и утверждал важность извлечения радости от общения. Он понимал свою задачу именно в том, чтобы его служение приносило радость. Как пишет он об этом в начале своего послания: «И это пишем мы, чтобы радость ваша была совершенна». (1Иоан.1:4) На самом деле ведь это и есть Евангелие, «Радостная весть». Сам Иисус — Слово, Жизнь, Путь, Истина — так и говорит: «Это сказал Я вам, чтобы радость Моя в вас была, и радость ваша будет совершенна». (Иоан.15:11).
Когда Иисус ещё не был на земле, и народ ходил во тьме, пророки Духом Божьим предвозвещали: «И возрадуются все уповающие на Тебя, вечно будут ликовать, и Ты будешь покровительствовать им; и будут хвалиться Тобой любящие имя Твое». (Пс.5:12) «А праведники да возвеселятся, да возрадуются пред Богом и восторжествуют в радости». (Пс.67:4) «Да возрадуются и возвеселятся о Тебе все, ищущие Тебя, и любящие спасение Твое да говорят непрестанно: «Велик Бог!» (Пс.69:5) Можно ещё добавить текст Нового Завета о том, что произошло, когда Христос родился на земле: «Не бойтесь. Я возвещаю вам великую радость, которая будет всем людям» (Лук. 2: 10)
И я, озираясь, всматриваюсь в лица святых. «Возрадовался я, когда сказали мне: «Пойдем в дом Господень». (Пс. 121:1) Нет радости на лицах. Нет её в словах проповедников. Нет в словах беседующих святых. Радость под запретом. Радость – это плотское. Это даже не обсуждается.
Однако: «За то, что ты не служил Господу, Богу твоему, с весельем и радостью сердца, при изобилии всего, будешь служить врагу твоему, которого пошлет на тебя Господь, Бог твой, в голоде, и жажде, и наготе, и во всяком недостатке; он возложит на шею твою железное ярмо, так что измучит тебя». (Втор. 28: 47-48) Неужели? Неужели такое возможно?
«О чём радоваться?»- Спрашивают горем убитые спасённые. « Они же пошли из синедриона, радуясь, что за имя Господа Иисуса удостоились принять бесчестие» (Деян.5:41). Не так давно это было. И радость была. Правда, было бесчестие. Было избиение. Было презрение. Но радость была! Есть она и сегодня, встречаются такие неразумные в нашей среде. Но мудрые наставники и наставницы враз образумят их и, припугнув адскими муками, введут в ряды достойных унылых. Однако слово Бога говорит: «Ибо Царство Божие – не пища и питье, но праведность, и мир, и радость в Святом Духе». (Рим.14:17) И ещё: «Плод же духа: любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера». (Гал.5:22) И опять нужно умерщвление плоти. Нужно радикальное переосмысление своего христианства. Нужно погружение в Писание, в Дух Божий, дабы вернуть себя из унылой телесной храмины в свет Его церкви: «чтобы и вы имели общение с нами; а наше общение – с Отцом и Сыном Его, Иисусом Христом» . (1Иоан.1:3) Плод Духа произрастает при исполнении Духом. (Ефес. 5: 18)
Мы часто слышим слова Господни: «и по причине умножения беззакония во многих охладеет любовь». (Матф.24:12) Слова Господа воспринимаются нами как подтверждение того, что причина утраты любви находится вне нашей ответственности. Есть объективный процесс разложения мира, рост зла, ненависти, беззакония, и потому любовь охладевает и исчезает. Тем более, что сам Господь сказал об этом. Почти алиби! Ничего нельзя противопоставить. Предопределено. Любовь охладеет! Однако в послании Ефесской Церкви Господь говорит: «Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою. Итак, вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела; а если не так, скоро приду к тебе и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься». (Откр.2:4,5)
Что это значит? Объективно, любовь охладеет. Ничего не поделаешь. Но для Церкви остается приказ Её главы: «Покайся! Ты не имеешь права оставлять самое главное дарование Бога – любовь!» Это приказ мне. Это приказ тебе. Это приказ каждому, кто Иисуса почитает своим Господом! И нет извинений. Включай волю. Отвергай своё я. Умерщвляй свою плоть. Облекись в любовь. Твори дела любви! Ты ниспал! Это уже произошло. Ты ниспал с вершины славы. С горы преображения. С высот духовных. Ты уже в опасности. Не покаешься – сдвину светильник твой. И там, где был свет, будет тьма! И где было правильное представление о происходящем, будет искаженное. Сдвинутый светильник оставляет нас во тьме. И вместо радости – страх. Сердце, не озарённое светом Божьей любви, не может любить. Не умеет прощать. Не способно снисходить. Не может слышать стона раненых. Вспомни, вернись, исправь, восстанови любовь! Без любви – ты медь звенящая!
Наш Спаситель и Учитель дал нам пример: «явил делом, что, возлюбив Своих, находящихся в мире, до конца возлюбил их». Вы знаете продолжение. Он, учитель и Господь, омыл ноги своих учеников! Затем сказал: «Итак, если Я, Господь и Учитель, омыл ноги вам, то и вы должны омывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтобы и вы делали то же, что Я сделал вам». (Иоан.13:14,15) Комментарии излишни. Кто из нас не знает этого текста? А кто делает? Кто исполняет слово Господа? Да, я знаю, мы все знаем и то, и это, но знаем и то, что и то, и это чепуха.
Слова Иисуса ясны, пример дан прямой. В чём дело? Апостол Павел написал в Коринф о том, что женщины должны покрывать голову, а мужчины напротив, не должны покрывать голову. На деле, мужчины покрывают голову, ничтоже сумняшеся, вообще проблем нет. О покрывалах женских написаны тонны макулатуры. И самая актуальная тема в евангельском мире — женское покрывало. Как же, Божье слово говорит! Аргумент бесспорный. Но почему Божье Слово говорит, причём устами Бога говорит, и пример дан, но мы равнодушно пропускаем мимо ушей? Уверен, каждый задумывался над этим. Напрашивается: Властвовать – это приятно. Поэтому кругом запреты! Служить – это сложно. Поэтому омывать ноги это просто символ. Вывод: Плоть торжествует. Дух в поражении.
Попытка жить так, как учит Дух благодати, как учит Слово Спасителя, неизбежно вызовет бурю гнева и осуждения. И все мы смиренно смолкаем. Ведь и апостол Павел учит нас: «не буду есть мясо вовек, чтобы не соблазнялся ближний мой». Но, однако, апостолы даже перед судом и опасностью ареста заявили: «позволительно ли нам слушать вас более, нежели Бога»? А нам слабо? Или нам просто неизвестна воля Бога?
Мы евангельские христиане-баптисты первым пунктом своих принципов веры утверждаем:
«Библия является единственным, непогрешимым Божественным авторитетом в вопросах веры и практической жизни»! На самом деле это принцип Реформации — только Писание!
Этот принцип означает то, что во все времена, во всех культурах, принятых доктринах, мы свои убеждения основываем на Слове Божьем. Это принцип означает, что на все вопросы, которые возникают у верующих в разных культурах и в разные времена, ответы мы ищем в Святом Писании, а не в книгах богословов прежних лет. Этот принцип означает, что даже если существуют прекрасные богословские работы по всем актуальным вопросам веры, я свои отношения с Богом основываю на Священном Писании, а не на богословских трактатах. Какими бы авторитетными не были авторы, они- мои братья. Но моё спасение в Господе. Через познание Господа. Его жертвы. Его воскресения. Его благодати! Это означает, что Господь и Его Слово являются главенствующими для меня.
Такое понимание ведёт нас к тому, что каждый верующий свою веру и своё спасение основывает не на богословских трудах прошлых лет, но только исключительно на познании Господа, открытом нам в Священном Писании. (Фил. 3: 7-21) Я уже слышу: «Но тогда будет столько толкований, сколько людей в церкви». Может быть, нам именно то и надо, чтобы каждый христианин читал Писание, размышлял над Писанием, находил в Нём Истину, Путь и Жизнь! Только так мы можем прийти к вере в Божью благодать: «Ибо явилась благодать Божия, спасительная для всех людей, научающая нас, чтобы мы, отвергнув нечестие и мирские похоти, целомудренно, праведно и благочестиво жили в нынешнем веке». (Тит.2:11,12) Слово Божье, которое, следуя нами заявленному принципу: «является единственным, непогрешимым Божественным авторитетом в вопросах веры и практической жизни»! Это Слово утверждает: «Впрочем, вы имеете помазание от Святого и знаете всё». (1Иоан.2:20)
Мы, родившиеся в православном окружении, видим, как непосильным бременем сделались утверждения людей живших почти пару тысяч лет назад. Освятив их труды и их жизнь однажды, люди церкви неизбежно отложили Слово Божье. Оно стало вторичным. Оно умолкло для церкви. Главным стало Предание. Новые поколения христиан с благоговением читали и изучали труды отцов, комментировали их, и описывали в свою очередь жития святых. Евангелие стало ненужным. Следующие за ними поколения только ссылались на труды предыдущих богословов, которые комментировали труды предыдущих, и уже редкостью стали ссылки на труды отцов церкви. Утрачено и Предание. Теперь к их трудам добавились их портреты, их пояса и остатки ложек, их тленные и нетленные мощи… И власть спасать теперь принадлежит вещественным началам!? И язык мёртвый самый святой. И календарь мёртвый самый живой. Православие имеет множество внутренних конфликтов. Силы, консервирующие традиции, велики. Силы, зовущие к обновлению Евангелием, слабы. Их развитие только в исходе из православия. И в этом трагедия Церкви. Мы свидетели тому, как мёртвая буква убивает дух! Без сарказма, с глубокой болью.
Ибо и мы, евангельские христиане-баптисты, не имеем прививки от опасности, смогли скатиться в традиционализм. Главным органом управления стали советы, пасторы, лидеры, руководители. Однако: « В начале, было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог». (Иоан.1:1) Не слышно: «Так говорит Господь». Слышно: «Так братья решили. Такое решение принял совет. Так решил пресвитер».
Мы стали препятствовать творчеству в церквах. Мы стали осуждать всякие отличия в практике своих братьев и сестёр. Мы не приемлем элементов иных культур в своей среде. Мы жестоки по отношению к молодёжи, к своим детям, если они пытаются петь новые песни, тем более, если они пытаются осваивать новые жанры. Разделения по пустякам свидетельствуют о глубоком поражении внутри нашего сообщества. Мы чаще суеверны, нежели святы. Мы чаще исполнены страхов, нежели силы. Мы скорее верны своим понятиям, нежели Слову Божьему. Мы не способны вести богословский диалог с людьми, имеющими иные взгляды на некоторые богословские вопросы. Тем самым мы обрекаем себя на вымирание.
А ведь можно встречаться братьям из разных церквей и союзов не только у гроба очередного служителя. Устранить вражду. Простить обиды. Прекратить суд. Объявить мир и любовь. Встать в молитвенном единстве за Божью правду. И мир придёт в поместные церкви. И мир придёт в сердца людей. И Господь во славе засияет над Россией. «Ибо Я пришел не судить мир, но спасти мир».